— Кое-что, — сказал Ахира. — У меня подруга — из них.

Ореен потрясение шагнул назад.

— Вот как! Они могущественные целители. Говорят, их Великая Правящая Мать может воскрешать мертвых, но клясться в том, что это правда, я бы не стал. Сами целители Длани об этом не говорят. — Он фыркнул. — А вот клирики проклятой Паучьей секты заявляют, что могут делать что угодно — и, разумеется, врут. Но, как я сказал, Правящая Мать очень могущественна: она полностью закрыла от битвы молитвенный дом и окружающие его земли.

Ахира нахмурился.

— Но ведь ты говорил — битва была очень давно, сотни лет назад?

Ореен поморщился.

— Откуда ты явился, друг Ахира?

— Что ты хочешь сказать?

На сей раз в голосе библиотекаря было нечто, отчего Ахире захотелось схватиться за топор.

Библиотекарь вздохнул и покачал головой.

— Прости. Мое удивление неуместно. Но странный же это должен быть край, если могущественные клирики не могут там продлевать себе жизнь.

Часть гнома, что была Джеймсом Майклом, взвилась при воспоминании о падре Мендосе, его приходском священнике, которого сердечный приступ настиг во время праздничной мессы — несколько часов спустя он умер в больнице. Если вдуматься, это и правда странно: неужто боги — Бог — не могут позаботиться о своих?

Он покачал головой. Дело не в этом — а в том, как вести себя с Орееном. Быть может, самым правильным было бы выложить библиотекарю все начистоту и спросить его совета. Но как это сделать? Я был калекой в другом мире, пока некий маг не прислал меня сюда?

Нет. Так не пойдет. Просто потому, что то, что в этом мире есть магия, еще не означает, что местные не могут объявить тебя безумцем.

А как здесь обращаются с безумцами? Бичуют, дабы изгнать демонов? И помогает ли это?

Возможно, и помогает, коли на то пошло. Но лечение может оказаться более смертоносным, чем болезнь.

— Ты показывал мне дорогу.

Ореен долго смотрел на него, потом пожал плечами.

— Ладно. Как я говорил, детальных карт Пустоши нет — просто потому, что никто никогда их не делал. Во всяком случае, насколько я знаю — да и понятно: любой, попавший туда, стремится не чертить карты, а поскорее выбраться. — Он улыбнулся. — Впрочем, из любого правила есть исключения: я могу показать дорогу от Метрейля до молитвенного дома Целящей Длани. — Его палец заскользил вдоль линии от озера до зеленого пятна — леса, которым владел Союз. — Но это уведет тебя в сторону. Далеко в сторону, если путь твой лежит под Бремон.

— Бремон?

— Бремон. — Ореен указал на одиноко стоящее близ Пустоши перевернутое «V». — Под ним, как считают, и находится Дверь Между Мирами. У меня есть описание — не карта, лишь краткие заметки — о входе внутрь горы. Сто лет назад кто-то пытался найти Дверь — и отступил от самой горы. Но плана подгорья я тебе не покажу — его нет, нет просто потому…

— … что никто из входивших туда никогда не выходил назад — ты этим хотел закончить?

— Разумеется, — озадаченно подтвердил Ореен. — К чему же еще, ты думаешь, я клоню?

Трое путников шагали по вымощенной брусчаткой мостовой, пытаясь не дышать той вонью, что нес с собою восточный ветер. Пахло навозом, потом, страхом. Карл уже собрался было пойти быстрее, потащить остальных следом, но тут Уолтер подергал его за рукав.

— Думаю, там впереди невольничий рынок — я слышу шум торгов. Не хотите пойти взглянуть? — Вор повел плечами. — Знаю, сейчас нам нельзя тратиться, но выяснить, сколько стоят носильщики, не помешает. Это может оказаться дешевле… — его прервал треск бича и — сразу вслед за ним — вскрик боли. Уолтер поморщился, — …чем лошади и другие тягловые животные.

Карл покачал головой.

— Мы не будем владеть людьми. Это неправильно.

Дория хмуро взглянула на Уолтера.

— Как могло тебе такое прийти в голову? Это…

— Я просто думаю. Чего вы двое не делаете. Что, по-вашему, сделаем мы с рабами, когда дойдем до Врат? Отпустим, не так ли? В таком случае это не рабство, а наемный труд: просто заработают они свободу.

— Нет. — Рука Карла крепче сжала меч. — Это не обсуждается. Просто выкинь из головы. Одна из немногих добродетелей нашего мира…

— Не дури. В нашем мире рабство долгие века было нормой. Даже и в наши дни рабский труд — не редкость. Я могу с ходу назвать тебе с полдюжины мест, где оно вполне законно: да хоть Саудовская Аравия. Ты…

— Я этого не потерплю. — Люди не могут быть собственностью людей. Это неправильно.

Дория встала меж ними.

— Прекратите. Мы, кажется, собирались смотреть достопримечательности?

— Что ж — пошли.

Улица горбом уходила вниз, под гору, и чем ниже она спускалась, тем уже становилась, тем затрапезнее делались одно— и двухэтажные дома по ее сторонам. Сквозь забранные решетками окна Карл видел порой смотрящих на него людей — но, поймав взгляд чужака, они тут же отшатывались. Воин небрежно опустил руку на рукоять меча, незаметно проверив, легко ли он ходит в ножнах. Возможно, в том и не было нужды, но это как со всякой подготовкой: никогда не знаешь заранее, нужна она была или нет, пока не грянет беда.

Впереди, там, где узкая теперь улочка выходила на некое подобие площади, слышался шум — вроде бы ревело пламя.

Пожар? Карл втянул воздух. Без толку: ветер дул сзади.

— Вы это тоже слышите?

Дория и Уолтер кивнули, подошли и встали с ним плечом к плечу.

— Шумит, как пожар, — проговорила Дория. — Но — пожар? Здесь же все каменное. Здесь не может быть никаких пожаров.

— Спорим?

Улица кончалась; то, что показалось им площадью, на поверку было широким огражденным перилами балконом над огромной ямой, больше двух тысяч футов в поперечнике, глубиной около ста.

А посреди ямы, прикованный за шею к громадному валуну, сидел немногим меньший, чем этот валун, дракон.

Большой бурый зверь в холке был вдвое выше Карла, чуть ниже — у основания хвоста. Кожистые крылья распахивались и опадали, из пасти, превращая в пепел и пар коричневатую жижу, било пламя, хвост нервно метался из стороны в сторону.

Голова была кошмарна. Подобна крокодильей, но огромная, с зубами-кинжалами и алыми глазами, злобный взгляд которых заставил Карла отшатнуться от края ямы.

Язык пламени вырвался из пасти, с ревом испепелив поток нечистот, хлынувших в яму по одной из выходящих туда труб.

«Убирайся», — прозвучало в голове воина — и одновременно его затопила волна тошноты.

Карл рухнул на четвереньки, зажимая ладонью рот, жмуря слезящиеся глаза.

— Карл! — Уолтер присел на корточки подле него. — Что с тобой?

— Карл? — Лицо склонившейся к нему Дории было пепельным. — Ты здоров?

Новый язык пламени — и новое облако вони из трубы.

Карл заставил себя открыть глаза. Нет — больше никого рядом не было; дома пялились на площадь глухими торцами.

«Никому не хочется заглядывать в выгребную яму».

На сей раз фраза не сопровождалась тошнотой.

Карл пошатываясь поднялся, отер рот тыльной стороной ладони.

— Ты говоришь мыслями.

«Какой умный мечник, — беззвучный голос дракона сочился сарказмом. — А ты говоришь ртом. А малышка целительница и надутый вор подле тебя вообще онемели. Других столь же тонких наблюдений не имеется? Если нет, прошу — поиздевайтесь над пленником и идите своей дорогой». — Дракон лениво поскреб когтем цепь у себя на шее. Впрочем, нет, не цепь — скорее это напоминало канат. Там, где покрывающая его грязь отвалилась, просверкивало золото.

«Это чтобы я огнем не освободил себя, дурень. Будь я таким глупцом, чтобы попытаться, я сжег бы самого себя». А ведь он пытался — и не раз. Золотое покрытие стального каната отражало пламя. На самого дракона.

Руки Карла потянулись к шее — она пылала, охваченная огнем.

Но огня не было; жжение мгновенно исчезло, осталась лишь память — как далекое, из детства, воспоминание об испытанной при падении боли.

«Понравилось ощущение, человек? Твой род…»