Жизнь большинства мещерских деревень в ту пору могла кого угодно поразить своей бедностью. Ютились они на песчаных суглинистых островках, разбросанных среди океана лесов и болотных хлябей. И названия-то их соответствовали местоположению: Острова, Кочкари, Заболотье, Палищи. Чтобы как-то прокормиться, мещерские мужики, как правило, уходили «на сторону». Где-то плотничали, копали торф, пилили дрова, а все деревенские заботы ложились на плечи женщин. Женщины пахали скудную землю, сажали «картоху», сеяли рожь, косили на болотах жесткую, как проволока, осоку. Но все это не давало прибытка — урожаи были ничтожные, а кормленные осокой, худые, лохматые коровенки начисто отказывались давать молоко, и держали их только ради навоза.
Дик, ограничен и глух был духовный мир лесных деревень. Слухи из соседней волости казались столь далекими, будто приходили с другого конца света, и таили в себе какой-то особый, загадочный смысл. Вдруг распространялась молва о том, что в селе Заболотье великим постом на колокольне выла собака или что в Островах корова принесла теленка о двух головах, а в Сулове убогой девке Устинье было видение — черный мужик с огненным глазом середь лба. И деревня начинала мучительно думать, к чему бы это — к голоду, к пожару или к войне?
Теперь об этом помнят только очень старые люди. Молодые строят свою жизнь по-новому.
С запада на восток Мещеру пересекает линия Московско-Казанской железной дороги. На ней есть станция Нечаевская. Если вам случится заехать туда, то, выйдя из вокзала, вы сразу попадете на центральную усадьбу колхоза «Большевик». Перед вами откроется поселок, состоящий из небольших деревянных коттеджей, крытых рифленым шифером. Главная улица поселка обсажена тополями. В палисадниках перед домиками много цветов. А в каждом доме имеется водопровод, электричество, газ. Во многих есть телефоны.
В центре поселка увидите здание главной конторы колхоза, клуб с библиотекой, сверкающий зеркальными витринами колхозный универмаг «Мещерские зори», небольшую гостиницу, комбинат дошкольного воспитания детей, Дом сельскохозяйственной науки.
Поодаль от поселка расположен хозяйственный двор с животноводческими фермами, машинным депо, ремонтными мастерскими, материальными складами.
По мещерским масштабам колхоз «Большевик» считается крупным хозяйством. Он объединяет пятьсот пятьдесят семей. Земельные угодья его — пашни, луга, пастбища— протянулись из конца в конец на сорок с лишним километров. Главной отраслью колхозного производства является мясное и молочное животноводство. Оно здесь поставлено на промышленную основу.
Колхоз «Большевик» мне почти что родной. Я часто бываю здесь. Помню, как и с чего начиналось это хозяйство, возникшее в 1928 году. Знаю всю историю его развития. Среди здешних колхозников у меня много знакомых. Радости и печали их близки моему сердцу.
Председателем колхоза «Большевик» вот уже более сорока лет бессменно работает Аким Васильевич Горшков, тоже мой старый и добрый знакомый. Теперь ему уже за семьдесят лет. Он дважды Герой Социалистического Труда, депутат Верховного Совета СССР, член Всесоюзного совета колхозов. Если взять самых известных и самых уважаемых вожаков и организаторов колхозного строя во всем Советском Союзе, то Аким Васильевич будет, пожалуй, в первом десятке.
В свое время я написал книжку, в которой рассказал об истории этого колхоза и о его председателе. Некоторые из моих товарищей литераторов упрекали меня.
— Вот ты написал о богатом колхозе,— говорили они.— Но много ли таких в Мещере? Вероятно, один? Надо было писать о слабых и бедных, которых больше, тогда бы ты выразил жизнь, какой она есть. Русская литература всегда была проникнута сочувствием к бедняку. В этом ее сила и правда...
Так-то оно так, но ведь люди всегда стремились к тому, чтобы сделать жизнь полней и богаче. В наше время эта пленительная цель стала ясней и доступнее, и мне хотелось рассказать о тех, кто идет впереди, упорно и смело пробивая дорогу к новому.
Да ведь и сама жизнь как дорога: сначала прошел один и проложил след, за ним по этому следу устремился другой, и вот уже появилась тропинка, а потом по этой тропинке пошли и пошли, и вот уже открылась торная большая дорога.
За последние годы в Мещере появляется все больше и больше таких дорог.
6
Есть здесь селение Парахино. В пору моего детства оно наравне с Большой Куршей считалось синонимом нищеты и отсталости. Особенно тяжкой и беспросветной была доля парахинских женщин. Выражение «баба па-рахинская» употреблялось у нас как ругательное, если хотели кого-то оскорбить и унизить, так и говорили: «Ну ты, баба парахинская!..»
Когда я был уже взрослым, в руки мне попала небольшая брошюрка — «Историко-статистическое и археологическое описание села Парахина Касимовского уезда Рязанской губернии, составленное священником Иоанном Рябцевым». Брошюра была отпечатана в 1898 году в Московской типографии Снегиревой.
Я прочитал это сочинение с интересом. Автор, для своего времени человек просвещенный, рассказывал, что собственно Парахиным называется целая местность, состоящая из деревень: Парахиной, Фоминой, Астаховой, Александровой, Уляхиной и Сивцовой, расположенных по реке Гусь и ее притокам Нинуре, Дандуре, Сантуре, Кикуре. Прежде вся эта местность называлась Тесерь-мой, и первыми ее жителями были люди мещерского племени. Потом их потеснили славяне, основавшие здесь сторожевые посты Рязанского княжества. Позже Парахино не раз служило местом сражений рязанцев с суздальцами, а также с татарами. Здесь до сих пор сохранились холмы, именуемые татарскими могилами, а поле, примыкающее к этим холмам, называлось Великим побоищем...
К тому времени, когда писалась брошюра, основным занятием парахинских крестьян была рубка леса и смолокурение. «Еще раннею весной,— говорит автор,— па-рахинцы отправляются в лес одни рубить дрова, другие рыть смолу. Рубка дров большей частью производится в дачах стеклозаводчика Мальцева. Этим промыслом занимаются семейные, а одинокие поступают на смоляную работу. На рубку дров отправляется весь народ, как мужчины, так и женщины, даже дети. В лесах они делают себе шалаши и живут там подобно дикарям.
К Петрову дню и смольники, и дроворубы возвращаются домой и принимаются за уборку сена и хлеба. Уборка сена весьма неудобна в здешней местности. Трава по Гусю, лесам и болотам бывает плохая».
Что касается хлеба, то Рябцев свидетельствует: рожь и овес родятся здесь худо, гречу губят туманы и ранние морозы.
Отец Иоанн оказался дотошным исследователем. В своей брошюре он сообщает о том, сколько кубов дров нарубит за сезон дровосек и сколько аршин холста наткет за зиму женщина, и даже о том, сколько ведер вина выпивают парахинцы за год...
Общий же вывод, который можно сделать из наблюдений Рябцева, сводится к тому, что жизнь парахинских крестьян тяжела и скудна, у многих появилось стремление покинуть эту бедную землю и переселиться куда-нибудь в другие места.
Советская власть принесла в Парахино новую жизнь.
В конце пятидесятых годов мне самому довелось побывать в тех местах.
В газете «Известия» было опубликовано сообщение о том, что за долголетнюю работу учитель Парахинской сельской школы Федор Федорович Афонькин Указом Президиума Верховного Совета СССР награжден орденом Ленина. В связи с этим мне вспомнилась история учителя приходской школы Астреина. Тусклая, дикая, беспросветная жизнь и трагическая гибель этого одинокого сельского интеллигента со страшной силой изображена писателем А. И. Куприным в рассказе «Мелюзга». История, описанная Куприным, имеет точный адрес: Большая Курша. Это совсем недалеко от Парахина. Вот мне и захотелось поехать к учителю-орденоносцу Афонькину и расспросить, как жилось и работалось в этих местах ему.
Поехали мы вместе с секретарем Курловского райкома партии. Территориально Парахино входило тогда в Курловский район Владимирской области. Ехать же с секретарем райкома мне было сподручно, так как в его распоряжении имелась автомашина ГАЗ-69, которую называли «палочкой-выручалочкой», потому что на других машинах по здешним дорогам проехать было нельзя даже в летнюю пору, хотя от районного центра до Парахина было всего двадцать пять километров.
