— Как? Как? — вскричал изумленный назир.

— Надави мне на брюшко, — заговорила священная скарабеиха, — и накапай моей белой жидкости себе в глаза. Сразу же станешь зрячим, пойдешь и уничтожишь змею.

— Правда? — вскричал назир. — Эта твоя клейкая жидкость в состоянии излечить слепоту, которая продолжается вот уже сорок лет?

— Да, — сказала ему скарабеиха. — Ты тогда избавишь меня от моего единственного врага. И избавишь себя от своего злейшего врага тоже.

— Воистину правда, — забормотал назир как ненормальный, правду сказала священная скарабеиха, слава ей и благословение, змея есть враг человека единственный, и мудр тот, кто прибегает к помощи врага своего врага…

2

В детстве он тоже потерял зрение из-за змеи.

Он спустился на землю — и в голове его была змея. Ее тошнотворное шипение наполняло голову с тех пор, как появился на свет, а, может, еще раньше, до того как он сделал первый вдох.

Когда он начал обучаться двигаться по земле и ползал, опираясь на ладошки и коленки снаружи возле шатра, он вдруг взрывался в истерическом плаче, наполняя Сахару своими звонкими криками, если на его пути оказывались веревка или палка. Его мать кидалась за ним, потрясенная, хватала его на руки. Для него жгли благовония и полынь, думая, что он получил удар от прикосновения нечистой силы. Она не могла раскрыть причину его страха при виде объектов и тел, похожих на тело змеи, это наступило несколько лет спустя. Произошло все случайно, как обычно проявляют себя все тайные законы, управляющие жизнью. Ему исполнилось три года, и отец явился к нему с новым амулетом от факиха оазиса. Он привязал его ремешком, сделанным из кожи змеи, к колену ребенка. Тот издал крик, словно от укола скорпиона. Все части его тельца содрогнулись, черты личика исказились, он дрожал как одержимый, не владея собой, как человек в приступе эпилепсии. Кожа на тельце изменилась, пошла пятнами, меняла цвет. От синего и красного до белого и черного, будто по ней пошла радуга какая. Мать побледнела в лице, схватила и утащила его внутрь шатра, потом кинулась на соседний пустырь, читая свои народные заклинания на языке хауса, языке магов. Он задыхался от рыданий, она осыпала его лепестками испанскою дрока. По личику пробежала радуга — она вспомнила о скорпионах. Вспомнила, что не вспаивала скорпиона молоком своей груди и воспрепятствовала его породнению с этим преданным насекомым. Скорпион — не то, что змея: не совершит вероломства. Если породнится с младенцем через молоко кормящей матери, он будет предан молочному брату своему навеки. А вот она-то не выдавливала капелек из своей груди в рот скорпиону. Бедная женщина решила, что насекомое мстит ребенку в третий год его рождения. Она бросилась разворачивать пеленки, наверченные на его ножках. Обыскала все дрожащими руками, бормоча колдовские заклинания и давая слово богам о том, что принесет жертвы и исполнит обеты.

Она не нашла скорпиона.

Ребенок начал задыхаться. Он побледнел, принял предсмертный цвет. Он и в самом деле находился при смерти. Тогда она вспомнила об амулете. Она сорвала змеиную кожу с его колена и отбросила ее далеко прочь, Ребенок перестал плакать и уснул глубоким сном. Долго она плакала над его головкой, потом взяла его на руки и пошла советоваться с прорицателем племени, вернувшимся из Кано. Он долго глядел на нее пустыми глазами, потребовал, чтобы она явилась к нему с тремя союзниками в час испытаний: мужем, амулетом и ребенком. Она вернулась домой и пришла к нему попозже вечером в сопровождении мужа, принесшего амулет семьи. Ребенок продолжал спать у нее на руках, завернутый в пеленки. Прорицатель разглядывал его при свете костра, потом сделал пальцем знак, чтобы она не будила его.

— Факих спрашивал тебя, как зовут мать ребенка? — спросил он мужа.

Тот обменялся взглядом с супругой, прежде чем ответить:

— Да.

— Ты своим ответом обманул его?

Мужчина вновь обменялся взглядом с женой и отрицательно покачал головой.

— Он потребовал плату? — спросил прорицатель.

— Да.

— Что ты выделил ему от щедрот своих?

Муж помолчал, вспомнил как было дело, ответил уверенным тоном:

— Я дал ему шавваль^[170] проса и два кулька зеленого чаю.

Прорицатель замолчал. Он взял в руки амулет, повертел его в руках и, указав на змеиную кожу, спросил:

— Что это?

— Мешочек из змеиной кожи.

— Змеиной кожи?

— Да.

— Это что — тоже подарок от факиха?

— Нет. Я отрезал кусок от старой шкуры, которую получил в подарок от одного из купцов.

Прорицатель с отвращением посмотрел на него и спросил:

— Как ты смеешь использовать кожу змей, не спросив совета у знахарей?

Несчастный муж глупо затряс головой и пробормотал в смущении:

— Не понимаю…

— Ты что, не знаешь, что она используется как колдовское средство?

— Я ни от кого по сей день не слышал об этом.

Тут он повернулся к женщине и приказал:

— Разбуди ребенка!

Она развернула пеленки, открыв его личико свету костра. Потеребила его щечки и веки своими пальцами, однако он не проснулся. Она надавила большим пальцем ему на ухо привычным движением, и он открыл глаза. Прорицатель освободил амулет, данный богословом, от кожаного ремешка и придвинулся к ребенку. Потряс усеянной крапинками кожей перед личиком, и ребенок издал дикий истошный крик и принялся корчиться всем телом, теряя силы, будто при смерти.

— Ты видела? — спросил прорицатель и спустя мгновение отбросил кожу в огонь.

Ребенок замолк и заснул.

— Мальчик ваш поражен кознями змеи, — произнес мудрый колдун. — Я напишу ему другой хиджаб.

3

В жизни не было другого талисмана, крепче и действенней того, что написал и привязал ему к колену мудрый прорицатель. Его мать не переставала указывать на его силу до самой своей смерти.

Хиджаб безотказно работал против вероломства змей.

Он начисто стер призрак змей из памяти мальчика, тот протягивал теперь руку и играл со всякой палочкой и веревкой. Он перестал видеть в них крапчатые, застывшие или извивающиеся тела змей. Мать его рассказывала соседкам, что он начал спать глубоким ровным сном и перестал мучиться и вздрагивать внезапно во сне, неожиданно просыпаться, как она наблюдала ранее. Он не подвергался сглазу и порче, никаким нападкам нечистой силы за все семь лет своего детства, пока он носил и хранил свой талисман. Однако драгоценность эта была на десятый год его жизни потеряна. Он потерял ее, когда с мальчишками они вместе пасли коз. У его матери стеснилось в груди, она бросилась бежать к пастбищу. Она искала повсюду этот хиджаб, несколько соседок помогали ей в этом. Она обыскивала пустыри и лощины, однако хиджаб улетел куда-то. Джинны спрятали этот талисман и оставили мальчика наедине с судьбой — она готовила ему несчастье от змей.

В первую же ночь, которую он провел без защиты, к нему приползла змея.

В самую полночь он проснулся от дрожи в теле, закричал во весь голос: «Змея! Змея! Меня укусила змея!»

Мать бросилась к нему, сорвала одеяло. Отец очнулся от своего короткого сна и развел огонь. Они искали змею повсюду, но не нашли ее. Мальчик забился в комочек возле опорного шеста, весь дрожа от страха и задыхаясь от рыданий.

Отец сказал, успокаивая его мать:

— Не томи себя этими поисками. Змея, о которой он говорит, у него в голове.

Мать схватилась обеими руками за голову и, раскачиваясь всем телом, закричала:

— О горе мне, горе! Все опять вернулось ко мне! Все пойдет сызнова!

Злые козни действительно начались вновь. Мальчик стал бояться палок и веревок, всего, что могло иметь окраску или извиваться, как змеиное тело. Голова его наполнялась шипением, змеи принялись кусать его в пятку, обворачиваться вокруг шеи всякий раз, как только он засыпал в постели.

Мать отвела его к проходившему через становище факиху, он направлялся в Марракеш. Соседки рассказали ей, что он отважен как лев и каждую ночь проводит в схватках с маридами и джиннами. Факих не распространялся о причинах своей вражды с представителями нечистой силы. Мудрецы племени узрели в этой его борьбе дело благое и мужественное, не требующее объяснений. Потому что провокации и искушения джиннов, с которыми выступали против них дерзкие искатели приключений, часто вызывали несчастья у самих неискушенных жителей становища.