Бесовка возникла вновь.

Она появилась так же внезапно, как и исчезла до этого. Стражник в оцепенении пятился, пока не уперся спиной в стену. Он пытался проговорить аят, но джинны вскружили ему голову, он его забыл. Ох, вот он признак беды. Если Коран улетел в миг выхода джиннов наружу, это означает предвестье о наступлении зла. Он прибегнул к заклинанию магов, но оно также умерло на его губах. Черный призрак приблизился еще на несколько шагов. Стражника бросило в дрожь. А бесовка заговорила человечьим голосом:

— Я хочу напоить его водой.

Тело задрожало. Волосы встали дыбом. Он почувствовал головокружение. Он был не силах отвечать. Бесовка оставила его и подошла к узнику. Из складок своей необъятной одежды она вытащила корзину из пальмовых листьев. Он слышал, как льется вода из сосуда, она поила дервиша. Она шептала ему на ухо отдельные слова на языке джиннов, ему показалось, что она смеется… или, может быть, рыдает? Она извлекла откуда-то и пищу. Ему в нос ударил запах свежеиспеченных, жареных в масле лепешек. Булочки аппетитные… Хлеб джиннов… стражник рухнул по соседству с городской стеной, а гурия принялась кормить дервиша.

7

Он покинул сад тишины и раскрыл глаза на земной мрак. Буря утихла, однако всякое дуновение заставляло голову содрогаться от боли. В последний миг сознания, когда буря палача опустила свой жезл, в голове прогремел гром. И все — он улетел в бесконечность. Промеж палок игаигана есть пропасть — райский сад для узника. Он жаждет раскрошиться и улететь вместе с пылинками. Седлает ветер, отправляется за неведомым в вечность… А теперь вот очутился в такой беде, едва вернувшись на землю, и обнаружил, что все его худое тело стиснуто путами, душа томилась в теле, тюрьма отзывалась болью, не чувствовалось легкого похлопывания ладони… Что может быть ничтожнее тела? Какое это проклятье — телесная тюрьма! Где же покой? Где объятия невесомости, делающей недоступными всякие прикосновения этого сосуда? Вот если бы был я песчинкой… Дуновением ветра. Отблеском света в просторах Сахары. О, если бы я вообще в теле не был рожден! Если б я не жил на этой земле!

Он ощущал в носу острый запах, вкус странной пищи на языке. Он раскрыл правый глаз. Спросил: кто ты?

Гурия зарыдала. Несмотря на пронизавшую его боль, дервиш вскричал:

— Я узнал тебя. Ты — Тафават!

Она не ответила. Продолжала дрожать черным комочком у его ног. Затем вытерла слезы и сказала с мольбой:

— Завтра ты сделаешь признание перед кади. Ты скажешь ему, зачем похитил нож.

Она явилась, чтобы понудить его раскрыть свою тайну. Тайну, не известную никому, кроме него. Про нее знал только вождь. Знала еще его негритянка, которую в прошлом году унесла лихорадка. Негритянка скончалась, а вождь скитается в Хамаде… Возвращение к истокам, к вечности с ветром и светом — в бесконечность, это легче, чем раскрыть тайну.

— Я признания судье не дам, — мужественно заявил он.

— Он присудит тебя к смерти. Он снесет тебе голову. Ты понимаешь?

— Снести мне голову — это лучше, чем раскрыть мою тайну… — произнес он, потом добавил дрожащим голосом:

— В небытии ангелы касались моей головы, словно буря какая. Там рассеялся блеск молнии, и ангелы омыли меня от боли… Что может быть отвратней игаигана! Какой отвратительный человек изобрел игаиган. Возвращение в Неведомое — легче, чем признание перед кади…

8

Утром шанкытский кади Баба уселся меж своими помощниками на своей кожаной подстилке-плахе посреди площади Вау. Он окинул собравшихся уверенным взглядом и сказал, словно читал с листа бумаги:

— Во имя Аллаха. «А для вас в наказании — жизнь», то есть — убийца должен быть убит. Так говорится во всех законах — законах земных и законах небесных. В книгах иудейских и святой книге божией — Коране. В евангелиях христиан^[169] и в рукописных свитках жрецов-магов. Так будет отсечена завтра голова дервиша, на заре! Это — суд Аллаха, и рабу не следует ничего иного, как подчиниться.

На площади царило гробовое молчание.

Глава 4. Змея

«И сказал Господь Бог змею: за то, что ты сделал это, проклят ты пред всеми скотами и пред всеми зверями полевыми: ты будешь ходить на чреве твоем, и будешь есть прах во все дни жизни твоей. И вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее: оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту».

Ветхий Завет, Бытие (III: 14–15)

1

Священный скарабей давно домогался назира, однако, тот не обращал на жука внимания. Всякий раз, как он засыпал рядышком с опорным шестом, жучиха спускалась ему на голову, ползала по лицу и вокруг. Она многократно нарушала его сон, и он вспоминал, что она никогда не убавляла своей настойчивости — разве что, когда вовсе покидала его жилые помещения, тайком. Однако его поглощенность темнотой свела другие заботы на нет. С тех пор, как он потерял зрение, он ведь существовал в чертогах мрака. Мрак — его дом, а черный — цвет его жизни и его личности. Едва он погружался в свой уединенный предел и начинал копошиться в своей темноте, как священная скарабеиха (наверняка она была самкой) начинала провоцировать его своими шестью остренькими лапками, двумя длинными чувствительными зубками она колола его, он вздрагивал, его тошнило. И вместо того, чтобы взять ее в руки и внять ей, он хватал ее тельце, облаченное в прочную броню с этими вооружениями, и отбрасывал ее прочь, подальше от себя.

В последний раз, за несколько дней до того, как был схвачен дервиш, она опять навестила его на заре. Он почувствовал, как она карабкается по локтю, который он избрал себе подушкой под голову. Она поднялась и залезла под лисам. По телу его пробежала дрожь, но он ее не тронул. Она залезла в бороду. Пробралась сквозь нее и направилась вниз. Добралась до уха, проникла в полость и прошептала ему:

— Я очень давно хотела поведать тебе тайну, почему ты меня подвергал гонению?

Тело его задрожало, она поспешила закончить:

— Ты хочешь увидеть свет?

Он затрясся. Все тело его затряслось, пришло в постоянную дрожь, едва только она упомянула свет божий. Все существо его взмыло и взмолилось, как только он услышал про свет:

— Я хочу увидеть свет. Я хочу видеть.

— Помедли, — оборвала она его. — Терпение. Если хочешь увидеть свет, тебе надо будет выслушать мою историю о змее.

Все чувства его, каждая клеточка тела заговорили, едва она упомянула змею:

— Змея? У меня тоже есть история про змею.

Она вновь перебила его:

— Помедленней. Я знаю. Я знаю, что у тебя есть история про змею. Но ты не знаешь моей истории про змею. Потерпи и послушай.

Назир набрался терпения и выслушал.

Священная скарабеиха начала:

— Змея явилась ко мне после того, как ввела во грех прародителя вашего сына адамова, соблазнив и прельстив его запретным, аллах изгнал ее, за ней следовало проклятье. Она ведь была раньше человеком гигантского роста с ногами и руками. Но Господь Бог совершил над ней возмездие и лишил ее зрения. Эта презренная сказала мне: «О священная скарабеиха, давай-ка заключим сделку, я тебе дам две свои руки и две ноги и у тебя их станет шесть да две для ощупывания. А ты взамен этого отдашь мне зрение», Я сказала: «А что я делать буду без двух глаз?» Эта мерзкая тварь сказала: «Ты устремишься на целых шести ногах, и твоя скорость будет подобна ветру, у тебя появятся две руки ощупывать землю и находить себе правильный путь, а я буду ползать на животе своем и прятаться в норы и под камни от своих врагов. Я хочу, обладая зрением, строить засады на своих многочисленных врагов. Я проклята, и врагов у меня не счесть. А ты ведь — священная и благословенная, у тебя врагов нет, так зачем тебе зрение?» Подумала я об этом деле, и мне понравилось, Иметь шесть ног и две руки. Ни насекомое, ни животное какое не имеют такого числа ног. А я ведь еще и священная, нет у меня и вправду врагов, так на что нужны мне два глаза? Я согласилась. Взяла себе все ноги и две руки и отдала змее сильные свои глаза — для земли в пустыне. И знаешь ли ты, что произошло по заключении сделки? Змея стала первейшим моим врагом. Вздохнула мне в лицо и возжелали меня проглотить. Я утратила зрение и не знала, куда направляться мне, а проклятая тварь тем временем ползала себе этак изящно на брюхе, словно и не утратила ничего. Проиграла я сделку, а она за мной погналась. Я вынуждена была бежать прочь от ее пасти. И так вот и бегаю но сей день. А к тебе я направилась, потому что ты один можешь отомстить ей за меня.