– Не густо, – согласился Макс, – зато имеем возможность подвести первые итоги.

– А что тут подводить? – всколыхнулся Мостовой, весьма остро отреагировавший на потерю сала. – Жратвы нет, воды нет, тепла нет, освещение только в холле, выйти нельзя, сотовой связи нет, и вообще я не понимаю, где я…

– А через пару часов стемнеет, – добавил очкарик, вороша спутанную шевелюру.

– Сотовая связь действительно не работает, – невозмутимо подтвердил Борька, – по крайней мере, у меня и Мостового. Остальные проверили? Сомнительно, согласен, лично мой роуминг распространяется только на Томск, глухомань вообще не в счет…

Все молчали. Имеющие мобильники давно убедились в отсутствии связи. Да и кому звонить? Родным? – «Ах, родные, мы тут влипли в историю…» Или в томскую милицию? – «Приезжайте скорее, господа омоновцы, мы не знаем из-за чего, не знаем почему вдруг пали жертвой дурного розыгрыша, вам случайно не известен лесной массив между Славянском и Любимовкой – всего-то верст сто, если поперек. Ехать мимо елочек, спросить у дятла…» Бред. Ни один службист в Российском государстве, будь он даже трижды порядочный, не пойдет на это сомнительное предприятие. А что говорить о непорядочных, которых большинство?

– Понятно, – расценил молчание Борька, – можете выбросить свои железки и забыть о техническом прогрессе.

– И все же здесь кто-то есть, – опять стал гнуть свою линию бородатый Гароцкий. – Повторяю для тех, кто расслабился: водитель не отправился пешком в обратную дорогу. Он что, скороход? Как открылись ворота? Тот же самый водила – воспользовался пультом при подъезде к объекту? Чушь собачья – не было у него никакого пульта. И самое интересное – кто поднял шлагбаум в лесу? Автоматика? Система распознавания «свой-чужой»? Извините, но здесь не Форт-Нокс…

– Послушайте, накормите, в конце концов, ребенка, – не выдержала Жанна. – Она проест глазами все наши припасы, а потом возьмется за нас.

– Да-да, – кивнула Валюша.

– Перебьется, – нахмурился Вадим, – наберись терпения, Валентина. Прошло совсем немного времени с тех пор, как мы сели в автобус. Будешь есть вместе со всеми. Правильно я говорю, Катя?

Блондинка зарделась. Она совсем забыла, как родила и взлелеяла в автобусе это беспутное чадо.

– Ну, я не знаю, Вадим…

– Бедное создание, – покачала головой Жанна, – с такими приемными родителями долго не протянешь. Лично я бы сбежала уже к обеду.

– А куда тут сбежишь? – хмыкнул Борька.

– Послушай, Кольцов, – оголодавший ребенок желал заполучить свое, – а почему ты не спросишь, когда я ела последний раз ДО ТОГО, как села в автобус?

Вадим невольно стушевался. Ему совершенно невдомек было, где и сколько бродяжил этот несносный ребенок. Он с резонным городским простодушием считал, что опрятная ухоженная девочка должна быть сытой.

– На, ешь, – подпихнул Вадим к краю стола пачку печенюшек-розочек, – до лимонада сама дотянешься. Пиво не тронь. И не чавкай.

– Боже, – вздохнула Жанна, – какие штампы. Своих детей, конечно, не имеется, Вадим?

– Пронесло, – он перехватил настороженный взгляд блондинки. – Не родили как-то на скорую руку.

Чего нервничаем? Ах, уже не нервничаем.

– Вот и не заводи.

– Мы отвлеклись, – пропыхтел разогнавшийся Гароцкий (Вадим уж начал подозревать в этом потном еврее классического зануду). – По всем приметам, за нами наблюдают. При этом третий этаж заперт, подвал не поймешь где, а суженность пространства в районе левой лестницы – надеюсь, вы заметили? – явно противоречит внешним параметрам стены. Можно допустить так – из подвала на третий этаж ведет потайная лестница. А из «овощехранилища» на улице – проход в подвал. Это не противоречит образу закрытого объекта, напротив, способствует. Вспомните, спецслужбы любят подобные штучки. Таким образом, сохраняется теоретическая возможность слежки за нами. Предлагаю до поры до времени опустить вопрос, кому понадобилось за нами следить…

– А еще лучше это делать, находясь среди нас, – брякнул Вадим.

Толстяк прервал свое программное заявление. Валюша громко поперхнулась розочкой.

– А ты к чему это сказал? – спросил Коля, блеснув очками. Журбинцев хлопнул Валюшу по спине. Вадим с усмешкой оглядел уставившийся на него народ.

– Да так, навеяло. Посудите сами – очень удобно. Если кому-то действительно хочется за нами наблюдать. Много ли разглядишь с третьего этажа? Лично я не вижу здесь ни одной видеокамеры.

Вадим правильно сделал, что сморозил эту глупость. Может, и не глупость. И реакция была интересной. Валюша посмотрела на него со щенячьей преданностью – мол, знай наших, так держать, Кольцов! (Она воспринимает этот ужас как развивающую игру, догадался Вадим.) Побледневшая Катя как-то ненароком отодвинулась от Коли Сырко, который вдруг помрачнел, стянул очки и принялся их протирать о колено. Борька Уралов с Максом особенно в лице не менялись, но как-то странно переглянулись. Макс откашлялся, однако высказываться не стал. Борька заскреб ногтями по столешнице, потом потянулся к сигарете. То же самое проделала Жанна, – медленно прикурив, бросила на стол пачку, положила ногу на ногу и откинулась на спинку стула. В холодных глазах появился блеск стали. На прочих она не смотрела – их реакцию она представляла. Только на Вадима – не мигая. «Любопытно, – подумал он, – я интересен ей как распространитель вредоносной крамолы или еще почему-то?»

Остальные откровенно перепугались. Про Рухляду и говорить не стоило – если бы от страха в самом деле умирали, она была бы первой. Практически парализованная, Лариса не шевелилась, только ресницы над огромными коровьими глазами бешено дрожали. Гароцкий традиционно вспотел; Мостовой стрелял глазами в присутствующих, пытаясь сообразить, правильно ли он понял слова Кольцова и почему ему так страшно.

– А еще некоторым кажется, что они здесь были, – негромко продолжал Вадим. Не стоило замыкаться на одной теме, – необычное дежавю, согласитесь. И не только Рухляду – многих из нас терзают сомнения, но они не признаются, а судорожно ищут причину, в чем дело. Охотно причисляю себя к последним. Да, я убежден – это уже происходило. Дом, кровати наверху, выщербинка в лестничных перилах, как будто две параллельные насечки, выбитые крупным зубилом…

– Это не дежавю, – высказался определеннее Макс. Он смотрел в стол, предпочитая не показывать глаза, в которых поселился ужас.

Вадим сглотнул.

– А еще некоторым, не будем показывать на них пальцем, кажется, что мы… знакомы. Не все и не со всеми и… не совсем с теми людьми, что здесь сидят…

– Сам-то понял, что сказал? – удивилась Валюша.

– Главное, чтобы другие поняли. А они понятливые, у них развеялись последние сомнения.

– Ну, тогда я набитая дура, – пожала плечами Валюша.

– А это твоя личная проблема. Ну так что, господа… – тишина угнетала, Вадиму хотелось говорить. – У кого тут не развеялись последние сомнения? Пройдите наверх. Постойте у окна с видом на двор. Посидите на кровати, откройте тумбочку, встаньте голыми ногами на половик под кроватью. Эффект дежавю обещаю. Да что вы, в самом деле, скромничаете, господа? Мы с вами одного возраста – кому-то тридцать три, кому-то тридцать четыре. Так и должно быть. Давайте признаемся – да, нас снова собрали вместе. Неприятное обстоятельство, но пока ничего летального, расслабьтесь.

– Не-е, ни хрена не догоняю, – протянула Валюша. – Ты хочешь сказать, вы знакомы друг с другом?

– Более-менее.

– И не помните?.. Послушай, Кольцов, ты из меня полную-то идиотку не делай. У ребенка без вас жизнь тяжелая, так мне еще и в ваши отношения вникать?

Кто мог, улыбнулся. Особенно это удалось Борьке, чей зловещий череп от натянутой улыбки стал вылитым «Веселым Роджером».

– Это было так давно, деточка, – утробно проворчал Борька, – двадцать с лишним лет назад. Все эти дяди и тети были маленькими детьми. А этот дом, будь он неладен, назывался школой…