– Ни малейшего сомнения,- согласилась со мной жена.

Над автомобильными камерами предстояло еще потрудиться, зато мотоциклетные были, я бы сказал, на подходе. «Еще небольшое усилие,- подумал я, -и мы получим победителя в очередном классе». Участники финишировали, если можно так выразиться, на последнем издыхании. Наконец послышался ликующий голос:

– У меня всё!

Этим счастливчиком оказался тигр.

– Браво!- воскликнул я.- Вы победитель в классе мотоциклетных камер. Может, желаете поделиться с нами какими-нибудь соображениями?

– С удовольствием,- отозвался тигр, щеря в улыбке свои великолепные зубы.

– Не расскажете ли нам, давно ли вы стали обладателем этой мотоциклетной камеры?

– С позавчерашнего дня. Она досталась мне по чистой случайности.

– Наверняка сожрал мотоциклиста,- шепнула мне жена, которая, надо сказать, отличается порой излишней мнительностью.

По телу у меня невольно прошла дрожь, но, не подав вида, я громко крикнул:

– Привет нашему второму победителю!

Мой крик тотчас подхватили, а тигр принялся раскланиваться во все стороны.

– Он с трудом сгибается,- стояла на своем моя жена.- Посмотри, посмотри… Наверняка там в желудке мотоциклист.

– Это уж ты слишком… Кто станет питаться в отпуске мотоциклистами? В отпуске едят клубнику, мороженое, черничные вареники, но никак не мотоциклистов. Мотоциклиста трудно переварить, особенно в наши дни из-за этих шлемов…

Но времени на разговоры было в обрез, так как близился финиш автомобильных камер, а они-то, как вы знаете, интересовали меня в первую очередь.

Тишины уже не существовало. Под оглушительные крики публики состязание близилось к концу. Казалось, взять приз предстояло носорогу, но перед последним, решающим выдохом, который должен был принести ему победу, он так неловко коснулся камеры своим рогом, что располосовал её чуть ли не надвое, и из пробоины вышел мгновенно весь воздух, с такими усилиями туда вдутый. Происшествия на финише в спорте не редкость. Ничего не поделаешь.

При случае я бросил внимательный взгляд на камеру. Не наша.

Трагедия носорога облегчила победу бобру. Поздравив его с успехом, я убедился, что бобёр дул в нашу камеру. Разумеется, это польстило моему самолюбию, но вместе с тем в груди шевельнулось нехорошее чувство.

– Камера у вас изумительная,- сказал я бобру.

– Нет, правда?- обрадовался победитель. Я вижу, вы в этом деле знаток.

– Да, пожалуй…- улыбнулся я двусмысленной улыбкой и одновременно кивнул жене, подзывая её поближе.- Любопытно, где вы её раздобыли? – спросшг я у бобра.

– В море…

– Вот не знал, что в море есть склад с автомобильными камерами…

– Какой там склад! Она просто плавала на волнах. Я обнаружил её сегодня во время вечернего купания,- невозмутимо пояснил бобёр.- Впрочем, она была не одна, она плавала в обществе подруги. Точно такой же камеры.

– И где же теперь эта её подруга? – спросил я, волнуясь всё больше и больше,

– Жена выловила её и забрала с собой. Вон сидит на ней. Боится простыть.

– А третьей камеры вам не попадалось?

Но ответа так и не последовало. Раздался оглушительный грохот, и ослепительная молния озарила поляну таким светом, словно вспыхнули миллионы бенгальских огней. В ту же секунду хлынул ливень. Все мгновенно разбежались. Костёр, зашипев, погас, а мы с женой бросились рысью к палатке.

У самого входа спал Тютюра. Мы впихнули его как можно глубже в угол, чтоб он не притянул своими иглами, как громоотводом, какую-нибудь случайную молнию.

После этой первой столь потрясающей и никем не ожидаемой молнии на поляне воцарился мрак. Фары Камилла уже во время второго конкурса начали понемногу тускнеть, а теперь и вовсе погасли.

– Почему они не горят? – с беспокойством спросила моя жена.- Не ударила ли в Камилла случайно молния?

– Чепуха,- ответил я,- молнии никогда не бьют в автомобили. Не могу объяснить, чем, собственно, это вызвано, но суть, вероятно, в каком-то законе физики. Машина молний не притягивает.

– Я знаю,- ответила жена.- Знаю. Такой закон существует, но действует, по-моему, только тогда, когда на колёса надеты покрышки. Ведь резина – это изолятор, не так ли?

Скажу откровенно, здорово она это изложила. Можно сказать, посрамила меня. Я глянул на жену с изумлением.

– В самом деле,- подтвердил я,- не исключено, что ты права. Может, именно из-за покрышек автомобиль защищен от молний. Но это значит, что Камилл сейчас беззащитен. Хотя скажу: не от молнии погасли фары Камилла, Да и молния ударила далековато.

– Почему же так темно? Почему не горят фары?

– Это из-за тебя, моя дорогая, из-за тебя.

– Из-за меня? – поразилась жена.

– Да, да, из-за этого твоего музицирования.

– Какого музицирования?

– А кто без конца жал на сигнал, кто веселил всех? Кто выдумал этот «Костёр при сигнале»?

– Не вижу никакой связи,

– А я вижу. Дело в аккумуляторе. Аккумулятор Камилла и так был не в блестящем состоянии, а теперь эта игра на сигнале и полный свет на фарах его прикончили. Аккумулятора у нас уже нету,

– Как же нам завтра ехать?

– Представления не имею. Нет аккумулятора, нет камер, нет ещё многого другого, но проверить уже невозможно, потому что, во-первых, дождь как из ведра, а, во-вторых, никакого освещения у нас нету.

– Фонарика тоже нет?

– Нет. Я оставил его где-то у костра.

– Славная история.

Мы сидели, скрючившись, на матрасах и слушали в страхе, как потоки воды с шумом обрушиваются над нашими головами на полотняный верх палатки и со стремительностью Ниагары стекают на землю. Ситуация казалась безнадёжной.

И вдруг в палатке стало светло как днём. Это ещё одна молния разрезала небеса, озарив всё вокруг. Потом вновь наступила темнота, но в ту долю секунды, пока сиял свет, моя жена заметила лежащую сбоку на матрасе бумажку. Кто-то, несомненно, её подбросил, потому что в тот момент, когда мы уходили, записки там не было.

– Любопытно, что это за бумажка? – сказала жена.

– Возьми её в руку, держи и не выпускай.

– А что при этом изменится? Мне её в темноте всё равно не прочесть.

– Неважно. Держи перед глазами. Как только сверкнёт следующая молния, что-нибудь да прочтёшь.

Создалось нелепое положение. Мы с надеждой ждали очередной молнии. А ведь обычно бывает не так – люди боятся, как правило, грозы.

– Что за порядочки,- заворчал я.- Безобразие! Так долго никакой молнии! Что у них там в небесах стряслось? Две молнии и всё? И это называется гроза? Надо будет написать в газету.

Едва я это сказал, как тут же сверкнуло, загремело со страшной силой, и мы затаили дыхание.

– Скорей читай! – крикнул я.

– «Ува-жа-емые гра-жда-не…» – забормотала жена.

– Да ты скорее, скорее… Вот тебе и на! Молния кончилась.

В самом деле, молния, хоть и сияла на этот раз долго, закончила своё существование столь же внезапно, как её предшественница, и вновь стало темно, будто в подземелье.

– Тебе кажется, что всё просто,- стала оправдываться жена. – А записка нацарапана каракулями, словно писал малограмотный. И вспышка всего секунду. Не рассчитаешься…

Трудно было не согласиться.

– В таком случае сиди наготове. В любой момент может сверкнуть следующая.

Гроза, к счастью, шла прямо на нас, и молнии над нашими головами сверкали всё чаще, заливая своим золотистым сиянием внутренность палатки. Моя жена показала себя с наилучшей стороны. Она прочитывала теперь таинственную записку, можно сказать, с опережением по графику. Каждая вспышка – и ещё несколько слов, вырванных, не побоюсь этого выражения, из бездны мрака.

– «При-ди-те, по-жа-луй-ста…» – разбирала по складам жена.

– Ну вот. Куда прийти, во сколько? – я дрожал как в лихорадке.

– Я не успела.

Молния уже кончилась. Но в тучах вспыхнула следующая.

– «В двадцать…» – прочитала при её свете моя жена.

– Так-так, значит, в восемь часов вечера.