и мудрые Энгельгардты.

2 = 1 > 3 000 000 000!

Рушатся Римы, Греции.

Для пигалиц обнаглевших

профессора, как лешие,

вызубривают прогрессию.

Ты спросишь: «А правы ль данные,

что сердце в момент свидания

сдвигает 4 вагона?»

Законно! Законно! Законно!

Танцуй, моя академик!

Хохочет до понедельника

на физике погоревшая

лирическая прогрессия!

(Ты младше меня? Старше!

На липы, глаза застлавшие...

Наука твоя вековая

ауканья, кукованья.)

Грозит мировым реваншем

в сиренях повызревавшая –

кого по щеке огревшая? -

лирическая агрессия!

1963

* * *

Благословенна лень, томительнейший плен,

когда проснуться лень и сну отдаться лень,

лень к телефону встать, и ты через меня

дотянешься к нему, переутомлена,

рождающийся звук в тебе как колокольчик

и диафрагмою мое плечо щекочет.

«Билеты? – скажешь ты.– Пусть пропадают. Лень».

Томительнейший день в нас переходит в тень.

Лень – двигатель прогресса. Ключ к Диогену – лень.

Я знаю, ты – прелестна! Все остальное – тлен.

Вселенная горит? до завтраго потерпит!

Лень телеграмму взять – заткните под портьеру.

Лень ужинать идти. Лень выключить «трень-брень».

Лень.

И лень окончить мысль. Сегодня воскресень...

Прохожий на дороге

разлегся под шефе

сатиром козлоногим,

босой и в галифе.

1964

Новогоднее письмо в Варшаву

А. Л.

Когда под утро, точно магний,

бледнеют лица в зеркалах

и туалетною бумагой

прозрачна пудра на щеках,

как эти рожи постарели!

Как хищно на салфетке в ряд,

как будто раки на тарелке,

их руки красные лежат!

Ты бродишь среди этих блюдищ.

Ты лоб свой о фужеры студишь.

Ты шаль срываешь. Ты горишь.

«В Варшаве душно», – говоришь.

А у меня окно распахнуто

в высотный город словно в сад

и снег антоновкою пахнет,

и хлопья в воздухе висят

они не движутся не падают

ждут

не шелохнутся

легки

внимательные

как лампады

или как летом табаки

Они немножечко качнутся,

когда их ноженькой

коснутся,

одетой в польский сапожок...

Пахнет яблоком снежок.

1961

Стога

Менестрель атомный,

Галстучек-шнурок...

Полечка – мадонной?

Как Нью-Йорк?

Что ж, автолюбитель,

Ты рулишь к стогам,

Точно их обидел

Или болен сам?

Как стада лосиные,

Спят

стога.

Полыхает Россия,

Голуба и строга.

И чего-то не выразив,

Ты стоишь, человек,

Посреди телевизоров,

Небосклонов, телег.

Там – аж волосы дыбом! –*

Разожгли мастера

Исступленные нимбы,

Будто рефлектора.

Там виденьем над сопками

Солнцу круглому вслед

Бабка в валенках стоптанных

Крутит велосипед...

Я стою за стогами.

Белый прутик стругаю.

«Ах, оставьте, – смеюсь,-^*

Я без вас разберусь!»

Нас любили и крыли.

Ты ж, Россия, одна,

Как подводные крылья,

Направляешь меня.

1959

* * *

В. Бокову

Лежат велосипеды

в лесу в росе,