Энн Холлис отнеслась к нему с величайшим сочувствием.

— Прежде всего успокойтесь, пожалуйста. Я расскажу вам обо всем, что вас интересует. Подождите меня здесь, а я сейчас поднимусь наверх и выясню, что с ней. Договорились?

Тэйлор молча кивнул и долго смотрел ей вслед, боясь пошевелиться. Ожидание терзало душу, нагнетая грустные мысли. Сейчас на волоске оказалось все то, чем он так дорожил, что было для него самым главным в жизни, без чего его существование стало бы совершенно пустым и бессмысленным.

К реальности его вернуло легкое прикосновение руки Энн Холлис.

— Два сломанных ребра и повреждение левого легкого, которое сейчас находится на искусственной поддержке.

— Что это значит?

— Делают разрез между ребрами, просовывают в отверстие тоненькую трубку, подключенную к аппарату искусственного дыхания. Это приспособление помогает ей равномерно дышать.

— Благодарю вас.

— У нее контузия и небольшие разрывы внутренних органов, но ничего страшного нет. — Энн Холлис замолчала, а потом глубоко вздохнула. — И еще лицо. — Она снова сочувственно прикоснулась к его руке. — Сейчас ничего определенного сказать нельзя, так как доктор Перри только что начал осматривать ее. Он должен внимательно осмотреть все раны, прежде чем делать какой-либо вывод.

— А что случилось с ее лицом?

— Оно довольно сильно повреждено.

У него все содрогнулось от этих слов, но он все равно был благодарен этой женщине за информацию.

— Смею заверить вас, что доктор Перри является лучшим специалистом по пластической лицевой хирургии во всем Нью-Йорке и, вероятно, без промедления проведет операцию. Все дело в том, что ее лицо сильно распухло.

Тэйлор ничего не сказал, всеми силами стараясь подавить в себе нарастающую дрожь. Сестра Холлис снова успокаивающе похлопала его по руке. За многие годы работы в больнице она убедилась в том, что сочувственное прикосновение утешает человека, подбадривает его, придает отношениям легкий налет сострадания и человеческой теплоты. Такое прикосновение избавляет человека от гнетущего чувства одиночества.

— Как только мне станет известно что-нибудь еще, я тотчас же позвоню вам. Присядьте, пожалуйста. Я знаю, что вам сейчас нелегко, но вы должны попытаться сохранить спокойствие. Ее жизнь уже вне опасности, а это самое главное. Что касается лица, то все со временем заживет. Я уже сказала вам, что доктор Перри является одним из лучших специалистов в области пластической хирургии.

— Благодарю вас, миссис Холлис.

Она с грустью смотрела, как он медленно повернулся и пошел прочь. Лицо потерпевшей произвело на нее жуткое впечатление. Его еще не успели очистить от засохшей крови, кусочков костей и слипшихся волос. Да, ей будет нелегко возвратить прежнюю красоту после всего, что с ней произошло.

А Тэйлор в это время пребывал в состоянии мучительной, почти невыносимой беспомощности. И вдруг он вспомнил, как несколько лет назад столкнулся с ней в Париже. Тогда она была совсем молоденькой девушкой, которая дико орала и билась в истерическом припадке, не понимая толком, что с ней произошло и чем все это кончится. Она знала только одно: ее безжалостно изнасиловали, жестоко избили, а потом привезли в эту больницу, где вместо долгожданной помощи снова причиняют невыносимую боль. Она ужасно кричала, а он ничем не мог помочь ей. Сейчас произошло то же самое. Она нуждалась в помощи, а он был совершенно бессилен что-либо сделать для нее.

Ее лицо было разбито до неузнаваемости. Боже милостивый, что же с ней произошло? Он всеми силами старался сосредоточиться на этой жестокой реальности, но все его мысли неудержимо рвались к той восемнадцатилетней Линдсей, которую он встретил в Париже, — изнасилованной, избитой и измученной нестерпимой болью. И совершенно невиноватой во всем, что с ней тогда произошло. Да и сейчас она пострадала совершенно невинно. И сейчас он так же бессилен помочь ей, как и тогда…

Он услышал ее душераздирающий крик и мгновенно отреагировал, так как был полицейским и привык откликаться на призывы о помощи. Если человеку плохо, значит, ему нужно помочь. Попытка встать с операционного стола завершилась полным провалом. Ему удалось сползти с него, но потом он снова рухнул как подкошенный, прижимая к телу сломанную руку. К горлу подступила тошнота, а перед глазами поплыли темные круги. Боль в руке стала настолько сильной, что хотелось выть, позабыв обо всем.

Он находился в комнате экстренной помощи, рядом с другой комнатой, куда только что повезли новую пациентку. Сперва туда прошел полицейский с молоденькой, как он успел заметить, девушкой на руках, а потом устремились медсестры и доктора. Девушка была прикрыта одеялом, но лицо ее он все же увидел. Оно было сплошь покрыто синяками и кровоподтеками, спутавшиеся волосы спадали на плечи, а глаза были широко открыты от боли и страха. Было ясно, что она находится в состоянии шока. Ему уже приходилось видеть нечто подобное. По отдельным обрывкам фраз он понял, что ее изнасиловали.

Ну, допустим, изнасиловали. Но почему же она так громко орет? Что они с ней делают? Краешком уха он услышал, что она американка и совершенно не понимает по-французски. Тэйлор прекрасно владел этим языком, так как с детства был франкофилом и посещал эту страну по меньшей мере два раза в год. На этот раз он провел здесь около двух недель, проехав за три дня на мотоцикле по всей долине Луары, а потом вернулся в Париж, где и влип в эту историю. Что они с ней делают, черт возьми?

Она все еще вскрикивала, и в этом крике была целая гамма чувств: боль, страх, беспомощность и отчаяние. Голоса врачей стали более отчетливыми, так как дверь его комнаты осталась открытой. Они все время сокрушались, что она не понимает их, и очень злились, когда она оказывала им сопротивление. Да он и сам слышал какую-то возню в соседней комнате. Судя по всему, эта девушка была достаточно сильной, если два крепких доктора никак не могли удержать ее. Нетрудно было догадаться, что они проявляли нетерпение и грозно покрикивали на нее, чтобы она не мешала им работать. Умом он понимал, что должен встать и помочь ей с французским, но сил для этого практически не осталось. Любая попытка подняться на ноги может кончиться тем, что он грохнется на пол и расквасит себе нос. Оставалось только лежать и прислушиваться к ее крикам и громким голосам врачей.

— …была изнасилована мужем своей сестры, — продолжал объяснять полицейский. — Посмотрите на ее лицо. Это не человек, а какое-то двуногое животное.

— Помогите мне снять с нее это чертово одеяло. Прекратите брыкаться! Черт возьми, она не понимает ни слова! Держите ее крепче, Жизель! Жак, посмотри, что он с ней сделал! Господи, она же была девственницей! Ты только посмотри, сколько она потеряла крови! Этот парень ей все тут разорвал! Черт возьми, держите же ее крепче! Раздвиньте пошире ноги. Мне нужно просунуть внутрь хотя бы пару пальцев. Тише, не надо дергаться! Вот так, хорошо. Прижмите ее ноги повыше к груди. Господи, да держите же ее! Боже праведный, она не понимает меня! Какой кошмар!

Похоже, что она врезала ему по морде. Об этом нетрудно было догадаться, так как звук удара разнесся по всему коридору. Тэйлор слышал, как звонко грохнулись об пол медицинские инструменты, а потом усилилась возня с пациенткой. Молодец, строптивая девочка, подумал он и улыбнулся. Вскоре мимо его палаты пробежал еще один доктор, видимо, вызванный на подмогу. Девушку изнасиловали, а они пытаются теперь раздеть ее и в спешке обращаются как с каким-то куском мяса, не учитывая того, что от боли и страха у нее началась истерика. Конечно, их можно понять. В других палатах лежат люди, пострадавшие во время столкновения трех машин, да и он тоже ждет помощи от них. Но почему бы им не делать все это как-то помягче, поделикатнее?!

Он слышал ее плач, стоны и даже тяжелое дыхание, вырывавшееся из ее груди. Слышал, как медсестра по имени Жизель умоляла их быть более осторожными и не причинять ей дополнительную боль. Ведь она же была совсем юной девушкой и очень боялась этих мужчин, так как несколько часов назад подверглась жестокому изнасилованию. А один из них резко прервал ее: