Я все правильно рассчитал. Люди Николая Викентьевича восприняли появившийся на взлетной полосе КамАЗ с неизвестным им Доком в кабине как недоразумение, и Гера отдраил люк.
— Ты че, идиот, сука, жить надоело? Кретин! Ну-ка, убирай машину с полосы!
— Ах, как невежливо! — Еще до того, как трап опустился к земле, я, выскочив из-под самолета, выпрыгнул из-за бортика трапа и рывком дернул Геру на себя.
Гера вылетел из самолета как пробка и уже в следующее мгновение оказался лежащим на бетоне с заломленными за спину руками.
— Сколько вас там? — спросил я шепотом, приставляя к его виску пистолет.
— Пятеро и два пилота, — прошептал ошалевший Гера.
— Это с девушкой?
— Да. Четверо, два пилота и девушка.
— Отлично. А это тебе за Боцмана! — Я ударил его рукоятью пистолета по затылку с таким расчетом, чтобы заглох на время. Показал ребятам на люк — штурмуем!
— Гера, ну че там? Разобрался? — В проеме люка показался еще один боец Николая Викентьевича, но еще до того, как он заметил лежащего на земле Геру, Муха выключил и его. Не мешкая больше, мы вломились внутрь самолета втроем.
Никто нас, конечно, не ждал. Двое остававшихся с девушкой бойцов глазели в иллюминатор на КамАЗ, м котором с несколько растерянным видом вес еще сидел наш Док. Опомнились они только тогда, когда мы направили на них стволы. Муха с Артистом обезоружили их.
— Мордой в пол! — приказал я тихо.
Герины бойцы послушно выполнили мое приказание. Их примеру последовала и девушка. Она уже успела переодеться — вместо грязной, рваной одежды на ней были новые джинсы и клетчатая рубаха не по размеру. Да, ничего девица, симпатичная. Недаром Боцман с Мухой за ней столько охотились.
— А вы можете сидеть.
Я жестом показал Мухе и Артисту на переборку по бокам от дверей кабины — пусть займут позицию для атаки. Металлическая дверь пилотской отворилась сама, и передо мной возникла физиономия летуна в традиционной белой рубахе.
— Скоро вы этого козла убере... — он осекся, увидев меня.
— Скоро, — сказал я, приставляя к его лбу пистолет. — А ну на место и готовься к взлету!
Пилоту ничего не оставалось, как поспешно ретироваться в кабину.
— Артист, следи за этими. Муха, помоги Доку доставить Боцмана в салон. Машину подайте назад. Через полминуты взлетаем, — приказал я и зашел в кабину вслед за пилотом.
Второй пилот обернулся ко мне, спросил испуганно:
— Это захват?
Надо было видеть выражение его лица!
— Нет, это восстановление справедливости.
КамАЗ перед носом самолета дернулся и отъехал со взлетной полосы. Через несколько секунд я услышал, как у меня за спиной закрылся люк.
Со всех концов поля ко взлетной полосе уже мчались машины с мигалками.
— Ну, чего сидим? Взлетайте!
— Мы уже сообщили о ЧП!
— Значит, нужно сообщить, что у вас все в порядке. Вам дали взлет?
— Дали.
— Ну вот и взлетайте.
Пилоты переглянулись, защелкали тумблерами, взревели турбины.
— Полоса свободна, помеха устранена, все в порядке. Нет-нет, это свои. Выполняю взлет, — сказал в микрофон первый пилот.
Самолет покатился по взлетной полосе, набирая скорость. Я сел на откидное сиденье и перевел дыхание. Весь захват, начиная от того момента, когда мы увидели самолет, занял чуть более трех минут, но теперь мне казалось, что прошла целая вечность...
— Куда летим-то? — обернувшись, поинтересовался второй пилот, когда самолет оторвался от полосы.
— Куда летели, туда и летим. В Москву, как три сестры. — Я еще, оказывается, был способен шутить.
Внизу около брошенного КамАЗа копошились люди. На взлетном поле мы не оставили никого — все бойцы Николая Викентьевича были на борту. Нет жертв, нет захвата. Хотя водилу КамАЗа мы, конечно, подставили на все сто. Долго придется бедолаге с властями объясняться. Что теперь поделаешь — война со злом стоит жертв! Замолвлю за него при случае словечко Голубкову, если, конечно, после недавних событий в Зеленом театре мое собственное словечко хоть чего-то стоит!
Саша выставил на стол Антона Владленовича большую черную кожаную сумку.
— Вот. Нал. Честно сказать, дрожал как осиновый лист, когда вез.
— Откуда знаешь, что нал? — подозрительно прищурился Антон Владленович.
— Да уж догадываюсь по прошлому разу, — усмехнулся Саша.
— А вот и не догадываешься, щенок! — У дяди сегодня было очень дурное настроение — с утра болела голова, кроме того, «Спартак», за который всегда болел Антон Владленович, проиграл во вчерашнем матче. — Открывай, открывай, догадывается он! Или уже пооткрывал все?
— Да что вы! Не трогал я ничего! — возмутился Саша. Он расстегнул молнию на сумке. В сумке лежали какие-то бумаги. — Что это?
— Акции, дружок. Акции наших замечательных отечественных предприятий. Мы их продаем, а наш банк покупает. Потом глядь, а какой-нибудь там крупный металлургический завод уже принадлежит нашему замечательному банкиру Александру Сергеевичу, потому что контрольный пакет у него. А через месяц-другой он своего директора поставит, весь руководящий состав сменит. Большой бизнес, Саша. Очень большой. Не с твоими куриными мозгами в нем работать. Хочешь, возьми себе «бумажек» на двадцать тысяч, как обычно.
— Нет уж, спасибо! Еще не хватало мне акциями металлургического завода владеть!
Антон Владленович громко рассмеялся:
— Ну молодец, а! Сразу видно, в какую эпоху мальчик рос. Еще неизвестно, сколько они завтра стоить будут. Может, в два, в три раза больше? А?
— Сомневаюсь, — покачал головой Саша.
— В общем, ты не сомневайся ни в чем, вези в банк. Возьмешь расписки на всю сумму. Да, еще попроси сделать распечатку доходов за прошлый месяц. Сколько там набежало, интересно знать?
— Хорошо, все сделаю, — кивнул Саша. Он застегнул молнию на сумке и вышел за дверь.
Охранник проводил его до входной двери. Сделал знак рукой — подожди, глянул на монитор, экран которого был разделен на четыре картинки. На каждой из картинок была видна своя часть дома.
— Давай!
Щелкнул электронный замок.
— До свидания, — попрощался Саша и вышагнул за дверь.
Калитка открылась перед ним сама — охранник наблюдал за всеми его действиями в монитор. Саша сел в машину, завел мотор. Проехав метров двести, он свернул на грунтовку и углубился в лес, который начинался сразу же за дачным поселком.
