Вот такие люди и приезжали в Эмити каждое лето. Другие же – а среди них встречались и просто бродяги – устраивали шествия, ныли и зудили на разные темы, собирались, подписывали всякие воззвания и работали летом в различных социальных группах со сложными аббревиатурами. Но поскольку они в целом отвергали Эмити и лишь изредка являлись сюда в выходные на День труда, то и к ним всерьез никто не относился…
А дети играли в песке, у самой воды, рыли ямки и швыряли друг в друга комьями из мокрого песка. Они просто веселились, им было все равно, что сейчас творится вокруг и что с ними станет в будущем.
Один мальчик лет шести бросал в воду плоские камешки, и те подпрыгивали на поверхности. Потом, когда это занятие ему надоело, он подошел к тому месту, где дремала его мать, и присел рядом с ее полотенцем.
– Эй, мам, – проговорил он, чертя пальцем какие-то узоры на песке.
Женщина повернулась к нему, прикрыв ладонью глаза от солнца.
– Что такое?
– Мне скучно.
– То есть как это скучно? Но ведь еще даже июль не наступил.
– Ну и что. Все равно скучно. Здесь нечего делать.
– Но ведь в твоем распоряжении целый пляж!
– Знаю. Но мне здесь нечего делать. Поэтому и скучно.
– Ну, хорошо, поиграй в мяч! Не знаю…
– Но с кем? Здесь ведь никого нет.
– Да здесь целая куча народу! Ты видел Харрисов? Или хотя бы Томми Конверса?
– Здесь их нет. Никого нет. Мне скучно.
– О, господи, Алекс!
– Можно мне искупаться?
– Нет. Вода слишком холодная.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю, и все. И потом… не могу же я отпустить тебя одного!
– Пойдем вместе!
– Купаться? Ну уж нет!
– Ну, ты хотя бы просто побудешь рядом.
– Алекс, твоя мама страшно устала. Неужели ты не найдешь, чем себя занять?
– Ну, а на надувном матрасе можно поплавать?
– Где?
– Да здесь, рядом. Прямо у самого берега. Купаться я не полезу. Просто полежу на матрасе.
Его мать села и надела солнечные очки. Потом внимательно осмотрела пляж. В нескольких десятках ярдов от них по пояс в воде стоял мужчина с ребенком на плечах. Женщина взглянула на него, и ей вдруг стало себя жалко: ведь рядом не было мужа, которому можно было бы поручить такое важное дело – поиграть с ребенком.
Едва женщина перевела взгляд на сына, как тот уже сообразил, о чем она думает.
– Могу поспорить, что папа разрешил бы, – уверенно сказал он.
– Алекс, сынок, пора бы тебе уж знать, что это не лучший способ уговорить меня. – Она снова посмотрела на пляж, на этот раз – в другую сторону. Он был пуст, за исключением всего нескольких пар, расположившихся вдалеке. – Ну, хорошо, – кивнула она. – Так и быть, ступай. Только не заплывай слишком далеко. И в воду не окунайся. – Она пристально посмотрела на мальчика и, чтобы придать строгости своим словам, даже опустила очки.
– Ладно, – ответил он. Встал, схватил резиновый матрас и поволок к воде. Потом поднял его и, держа на вытянутых руках перед собой, зашел в воду. Когда вода дошла ему до пояса, он лег на него. Набежавшая волна подхватила матрас вместе с мальчиком. Мальчик улегся поудобнее и принялся равномерно грести обеими руками, а его ноги по щиколотку свисали с края матраса. Он проплыл вперед несколько ярдов, потом повернул и стал грести вдоль берега. Но не заметил, как слабое течение потихоньку относит его в океан…
Примерно в пятидесяти ярдах от берега дно океана уходило вниз, не так резко, как в том же каньоне, а где-то под углом от десяти до сорока пяти градусов. Там, где дно шло под уклон, глубина составляла футов пятнадцать. Немного подальше она достигала двадцати пяти, затем сорока, а потом и пятидесяти футов. На глубине ста футов дно было ровное и оставалось таким где-то с полмили. А потом, в миле от берега, снова поднималось к поверхности, почти касаясь ее. Дальше, за мелководьем, дно снова опускалось до двухсот футов, после чего начинались уже настоящие океанские глубины.
На глубине тридцати пяти футов, слегка взмахивая хвостом, медленно плыла огромная рыбина. Она ничего не видела, поскольку вода была мутной от водорослей и мельчайших растительных организмов. Рыба двигалась вдоль берега. Потом она повернула и, слегка накренившись, начала постепенно подниматься к поверхности. Вода посветлела, но рыба по-прежнему ничего не видела.
Мальчик отдыхал. Его локти и ступни то и дело захлестывала набегающая волна. Он повернул голову в сторону берега, заметив, что его отнесло гораздо дальше, чем обычно разрешала мать. Он видел, что она лежит на расстеленном полотенце, а мужчина играет с ребенком на мелководье. Мальчик не испугался, ведь вода была спокойной, а от берега он все-таки отплыл не так уж далеко, всего ярдов на сорок. Но ему захотелось все же подплыть поближе, иначе мать могла заметить и рассердиться. Мальчик немного сместился назад, свесив с матраса ноги. Руками он греб почти бесшумно, но вот ногами беспорядочно колотил по воде, оставляя позади целый вихрь пузырей и пены.
Огромная рыба не слышала звука, но зато фиксировала резкие, порывистые толчки от ног мальчика. Это были для нее сигналы, пока довольно слабые, но рыба засекла их и начала движение в ту сторону, откуда шли эти сигналы. Поднималась она к поверхности сначала медленно, но, по мере того как сигналы становились более отчетливыми, набирала скорость.
Мальчик ненадолго остановился, чтобы передохнуть. Сигналы прекратились. Рыба замедлила движение, вертя головой и пытаясь вновь уловить их. Мальчик лежал не шевелясь, и рыба прошла под ним, всколыхнув песок на дне. Потом развернулась.
Мальчик продолжил свое плавание. Ногами он ударял по воде только через три-четыре гребка руками. Вообще, ноги уставали быстрее. Однако даже эти, более редкие удары посылали рыбе новые сигналы. Теперь она засекла их сразу же, поскольку находилась почти точно под мальчиком. Рыба устремилась вверх, почти вертикально, поскольку явственно ощутила движение на поверхности воды. Не было никакой уверенности, что то, что дергается там, наверху, сойдет за добычу, но сейчас ей было неважно. Рыба настроилась на атаку. Если то, что она вот-вот проглотит, съедобно, значит, это добыча, ну, а если нет, – что ж, она потом отрыгнет. Разинув пасть, она еще раз взмахнула серповидным хвостом…
Последнее – и единственное, – что почувствовал мальчик, был сильнейший удар в живот. Дыхание мгновенно перехватило. Он не успел даже вскрикнуть, а если бы и успел, то не знал бы, что кричать, ведь не видел рыбы. Голова рыбы с чудовищной силой вытолкнула матрас из воды. Челюсти сомкнулись, заглатывая голову, руки, плечи и туловище мальчика и большую часть матраса. Рыба, выскочив из воды почти наполовину, пролетела вперед, потом плюхнулась обратно в воду, перемалывая чудовищными челюстями плоть, кости и резину. Оторванные от туловища ноги мальчика, медленно вращаясь, опускались на дно.
Мужчина, игравший с ребенком в воде у пляжа, воскликнул:
– Эй!
Он не мог поверить собственным глазам. Он, словно прикованный, смотрел в сторону океана, потом хотел было перевести взгляд, однако его внимание привлек могучий всплеск. Однако там он уже ничего не увидел, кроме расходившихся кругами волн.
– Ты видел это? – закричал он. – Ты видел?
– Что, папочка, что? – спросил ребенок, возбужденно поглядывая на него.
– Вон там! То ли акула, то ли кит! Но что-то огромное!
Мать мальчика, лежавшая на пляже в полудреме, открыла глаза и покосилась на мужчину. А тот, показывая на воду, что-то сказал ребенку, и тот побежал по песку к груде одежды. Мужчина бросился к матери мальчика. Женщина присела и никак не могла понять, о чем он говорит, но тот все показывал на воду, и тогда она, прикрыв глаза ладонью, посмотрела на океан. Она ничего там не увидела, и сперва это нисколько ее не удивило. Потом она вспомнила и позвала:
– Алекс!..
* * *
Броуди обедал. На обед была жареная курица и картофельное пюре с горошком.
– Картофельное пюре, – с укоризной проговорил он, когда Эллен поставила перед ним тарелку. – Ну вот что ты со мной делаешь?