Кстати сказать, здесь тоже косвенно проявляется общность пушкинской и Таниной реакции; горестный возглас автора, почти крик: «Не засмеяться ль им, пока // Не обагрилась их рука. П Не разойтиться ль полюбовно?» сливается с не менее страстной уверенностью в том, что

Когда бы ведала Татьяна,

Когда бы знать она могла,

Что завтра Ленский и Евгений

Заспорят о могильной сени;

Ах, может быть, ее любовь

Друзей соединила б вновь...

О том, что Татьяна нашла бы способ опрокинуть «кумир» общественного мненья - «пружины чести», свидетельствует смелость ее любовного признания Онегину. Но если там повод для презренья ложного стыда был велик - любовь, то здесь он еще больше - возможная смерть одного из друзей.

Характер человека есть не что иное, как система его отношений к окружающему миру людей, природы, событий. Внимательно прочитывая роман в стихах, мы видим, как Пушкин излагает свою «систему отношений» в образе Татьяны. Под завесой женственности он скрывает и раскрывает всю глубину страстей, волнующих его душу.

Когда эти строки были уже написаны, мне на глаза попалась запись, сделанная Вильгельмом Карловичем Кюхельбекером после выхода в свет VIII главы «Онегина» в 1832 году.

«Поэт в своей 8-й главе похож сам на Татьяну. Для лицейского его товарища, для человека, который с ним вырос и его знает наизусть, как я, везде заметно чувство, коим Пушкин преисполнен, хотя он, подобно своей Татьяне, и не хочет, чтоб об этом чувстве знал свет.

17 февраля 1832 г.

Свеаборгская крепость»¹³.

Это свидетельство утверждает нас во взгляде и на портрет Татьяны и на отношение автора к светскому читателю.

ПУШКИН И ОНЕГИН

Намерение автора романа связать свое «Я» с образом героини приобретет еще одну грань-, если взглянуть на то, как это «Я» соотносится с образом главного героя.

Хочу предупредить: читатель не найдет здесь раскрытия образа Онегина в его широком социально-.историческом смысле. Этот важный аспект наиболее подробно разрабатывался нашей великой Пушкинианой, и, сказать по правде, я не чувствую за собой права на обзор всех существующих по этому поводу суждений - от Белинского до наших дней - обзор, без которого немыслимо сколько-нибудь полное осмысление общественно-исторической сущности первого российского «лишнего человека», отказавшегося, в силу исторических условий, от какойлибо полезной деятельности. Да, пожалуй, весь строй книги вошел бы в противоречие с такой попыткой, рискни я на нее.

Моя задача значительно скромнее: показать на примере живых пушкинских строф метод обрисовки характера Онегина, метод, позволяющий отъединить от него авторское «Я». И эта проблема будет интересовать нас главным образом в связи с найденной Пушкиным возможностью выразить себя в характере Татьяны Лариной, которая по-прежнему остается главной нашей заботой.

Итак отношения между Пушкиным и Онегиным рельефно проступают во времени и пространстве романа и лишены какой бы то ни было таинственности. Самая первая строфа дает прямую речь (точнее - «прямую мысль») «молодого повесы», который «наследник всех своих родных» и, как тут же выясняется, «добрый мой приятель». То есть сразу определяется, что герой - как бы реальная личность, существующая независимо от автора, от склада его характера и биографии.

Позиция: он - это он, а я - это я, хотя «он» и «я» принадлежат к одному кругу, дружны и даже любят друг друга позиция эта последовательно сохраняется в течение всего романа.

В первой же главе указывается время знакомства Пушкина с Онегиным (по «Календарю событий» «Евгения Онегина» это время относится приблизительно к 1819 году). Вместе с тем раскрываются черты характера героя, влекущие к нему автора, во многом сходные с чертами самого автора, но никак не соединяющие автора и героя в одно лицо.

Условий света свергнув бремя,

Как он, отстав от суеты,

С ним подружился я в то время.

Мне нравились его черты,

Мечтам невольная преданность,

Неподражательная странность

И резкий охлажденный ум.

Я был озлоблен, он угрюм...

Позиция «он» и «я» неизменна.

Особо нужно остановиться на словах: «Мечтам невольная преданность». Они могут показаться признаком, связывающим Евгения с Татьяной и Пушкиным (Ср. «Мечтанью вечному в тиши»... в «Приметах»), До определенного момента это не так. Слово мечта употребляется Пушкиным (не только в романе) в разных значениях, по крайней мере - в трех.

1. Мечта - мысль:

Перу старинной нет охоты

Марать летучие листы.

Другие, хладные мечты,

Другие, строгие заботы...

2. Мечта - поэтическое, творческое воображение. Об этом значении говорилось в связи с приметами.

3. Мечта - бесплодная, беспочвенная фантазия, не связанная с творчеством и ни с каким действием. Это значение раскрывается в VII главе при знакомстве с библиотекой Онегина: «...и современный человек // Изображен довольно верно. // С его безнравственной душой, // Себялюбивой и сухой, // Мечтанью преданной безмерно, // С его озлобленным умом, // Кипящим в действии пустом». Вот это как раз и есть «мечты» Онегина, ничего общего не имеющие с пушкинской мечтой.

Однако наиболее определенно разница между характерами автора и героя фиксируется в VI строфе:

Цветы, любовь, деревня, праздность,

Поля! Я предан вам душой.

Всегда я рад заметить разность

Между Онегиным и мной,

Чтобы насмешливый читатель

Или какой-нибудь издатель

Замысловатой клеветы,

Сличая здесь мои черты,

Не повторял потом безбожно,

Что намарал я свой портрет,

Как Байрон, гордости поэт,

Как будто нам уж невозможно

Писать поэмы о другом,

Как только о себе самом.

Здесь «разность», которую «рад заметить» Пушкин, дается на фоне то и дело возникающей в романе - скрытой или явной - полемики с романтизмом. В данном случае речь идет об одном из главных принципов изображения героя.

Как известно, романтики большей частью ограничивались самыми общими замечаниями по поводу обстоятельств, приводящих главного героя в ту или иную «романтическую» ситуацию; на прошлое их обычно набрасывается флер таинственности, сам характер бывает обрисован довольно расплывчато, что позволяет автору вкладывать в уста «неопределенного» героя свои собственные слова и мысли. Романтизму Пушкин «отдал честь», и немалую. Не только «Кавказский пленник», «Братьяразбойники», «Бахчисарайский фонтан» (1820 - 1823 гг.), но и «Цыганы», заканчивавшиеся уже в Михайловской ссылке (1825 г.), содержат многие признаки романтического стиля, через школу которого шел автор «Евгения Онегина».