Бородин протянул визитку.

– До свидания, – попрощался с ним майор и покинул кабинет.

В дверь тут же сунулась секретарша.

– Пациентка ждет уже десять минут, можно впускать?

– Через пару минут. И, будь добра, принеси еще воды.

Когда секретарша скрылась за дверью, Бородин вытер вспотевший лоб рукавом халата.

Беседа с опером тяжело ему далась. И все же Викентий был уверен, он был убедительным, и Карели ничего не заподозрил. Одно плохо, об алиби не подумал заранее…

Женщина, стоящая у окна, была прекрасна!

Тонкая, высокая, грациозная. Поза, в которой она застыла, позволяла оценить изящный изгиб бедра. Женщина стояла, чуть отставив длинную ногу, и Родион едва сдерживался, чтобы не упасть на колени и не прижаться к ней губами.

Он подошел к проигрывателю компакт-дисков (старенькому, но служившему верой и правдой), нажал на копку пуска. Из динамика зазвучала красивая инструментальная композиция. Родион слушал только такую. Или пение а-капелла. По его мнению, музыка и голос не сочетались. Либо одно, либо другое. Иначе одно отвлекает от другого. А зачастую марает… одно или другое.

– Как ты прекрасна! – прошептал Родион. Он знал, женщина не услышит его. Но это не имело значения. Он хотел сказать это, вот и сказал.

Из окна лился солнечный свет. Не слепящий, полуденный, а приглушенный, предзакатный. Очень теплый, мягкий, уютный. С бронзовыми бликами. Этот свет обволакивал тело женщины, и она была похожа на статую.

Родион подошел к ней, медленно опустился на корточки.

Робко приложился щекой к ее ноге. Она оказалась теплой. Солнце нагрело ее.

Закрыв глаза, Родион стал тереться о колено женщины. Как кот. И только потом позволил себе запечатлеть на нем поцелуй.

– Родя! – послышалось из-за двери. – Родя, ты дома?

Он вскочил на ноги, едва не уронив женщину. Она бы рухнула на пол, но Родион успел ее удержать.

– Родя!

– Тут я, тут! Иду! – проорал он и стал торопливо натягивать на себя одежду. До этого момента он был обнаженным. Как и его женщина.

В дверь заколотили.

– Ты зачем запираешься? Что за моду взял? – возмущался дед, явившийся, как всегда, без предупреждения. – Живет один и запирается, как будто в коммуналке!

– Если бы ты не шастал, не запирался бы, – пробурчал Родион себе под нос и бросился открывать.

Квартира эта принадлежала деду. Поэтому он и заваливался в нее, когда хотел.

Когда Родя разменял четвертый десяток, на семейном совете было решено отселить его от родителей. А то, живя с ними под одной крышей, так и не женится. Когда завтраки готовит и носки стирает мама, в заботе другой женщины не нуждаешься. А будет один обитать, глядишь, озаботится поиском второй половинки. Опять же станет для барышень более привлекательным. Мужчина, в тридцать лет живущий с мамой и папой, мало кого заинтересует.

И дед пошел на жертву. Он согласился уступить внуку свою квартиру, сам переехал к дочке с зятем. Однако без присмотра Родю не оставил. Навещал чуть ли ни через день. То цветы проверить, то сантехнику, она была старой, то почту. И Родю, конечно же! Сам дед в молодости был, как он сам выражался – «борогозником». Любил выпить, погулять. Женщин обожал. Из-за чего с первой женой развелся. Та не смогла его измены терпеть. И если б один жил в те годы, то устраивал бы в квартире «фестивали» (опять же слово из его лексикона). А если бы был трезвенником, как внук, то уж девочек водил бы точно.

Вот только Родя, как ни приди, всегда бывал в квартире один. Если, конечно, не считать пластиковой бабы, что стояла у окна. Дед, когда первый раз ее увидел с улицы, подумал, живая. Решил, внук обзавелся подружкой. А оказалось, у окна манекен стоит.

По прошествии полугода, ровно столько Родя жил отдельно, манекен продолжал стоять на том же месте. Что деда выводило из себя!

– Убери ты эту дуру пластиковую от окна, – громыхнул он, ввалившись в комнату. – Зачем ей стоять именно здесь?

– Я тебе объяснял двадцать раз.

– Ты все про освещение?

– Именно.

– Родя, я понимаю, вы, творческие натуры, с прибабахом, но соображалка и у вас есть. Работаешь – ставь к окну. Уходишь из дома – убирай. У тебя же она вечно тут стоит! Зачем?

– Сейчас я работал…

– Что-то я не вижу тряпок!

– Я создавал образ в голове.

– А! – Дед в сердцах махнул рукой и зашагал в кухню.

Родион был модельером. Вернее, пытался им стать. Поэтому наличие манекена в доме не вызывало подозрений. Тем более Родя постоянно на него, вернее, нее, Леду (именно такое имя он дал своей пластиковой красавице), надевал наряды собственного производства. Все думали, он создает коллекцию. Но то, во что он наряжал Леду, предназначалось лишь ей. А у окна она стояла всегда потому, что Родя, возвращаясь домой, хотел видеть ее. Леда как будто встречала его. Ждала… Стоя у окна. На котором тюль был настолько прозрачный, что не маскировал ничего, а подергивал словно дымкой точеный силуэт.

– Пойдем пить чай, – послышалось из кухни. – Мать пирогов прислала, твоих любимых, со щавелем.

Родя поспешил на зов. Пироги эти он на самом деле обожал. Никто не мог их печь так, как его мама. Родион много раз спрашивал у нее, в чем секрет, она лишь пожимала плечами и отвечала, что не нужно жалеть сахара, готовя начинку.

Пироги он любил запивать молоком. К счастью, оно в холодильнике имелось. Оказавшись в кухне, Родя достал коробку и вылил ее содержимое в большую кружку, именуемую бульонницей.

– Как твои дела? – спросил дед, заваривая себе чай. Молоко он терпеть не мог с детства.

– Нормально.

– Вечно у тебя так…

– Разве это плохо?

– Конечно. Нормально – это никак. – Дед скрестил руки на груди и посмотрел на внука своим фирменным, как выражалась мама, прокурорским взглядом: – Девушку не завел?

– Нет.

– Почему?

– Дед, это же не котенка завести. Пошел в зоомагазин или на птичий рынок и выбрал того, кто приглянулся.

– По мне, так даже проще! Котят только в зоомагазинах и на птичьих рынках продают. А девушки, они везде. На улице, в метро, в кафе. Я, бывало, за день с пятью знакомился, с тремя встречался и с парой в койке оказывался.

– Дед, сейчас другие времена. На улицах мало кто знакомится.

– А где знакомятся?

– В Интернете.

– Тьфу! – Дед в сердцах сплюнул. – Там такое подсунут. Вон мать твоя заказала себе платье на юбилей. Так прислали не тот размер и цвет. Так ведь и с девушкой получиться может. Знакомишься со стройной блондинкой, а на свидание толстуха придет с красными волосами! Да еще, не дай бог, с пробитым носом и зеленым драконом на плече. – Это дел имел в виду пирсинг и татуировку. Девушки, что украшали себя подобным образом, его ужасали. – Ладно, возьму это дело в свои руки.

– Не надо! – возопил Родя, едва не подавившись пирогом.

– Поспрашиваю у знакомых своих, может, есть у кого внучка на выданье, – не стал его слушать дед. – Меня тоже с твоей бабкой родственники познакомили. И как жили хорошо.

Родя мысленно усмехнулся. Это дед с бабкой хорошо жили? Да он постоянно куролесил, а она его за это поедом ела. Но в отличие от первой супруги терпела. Что в конечном итоге свело ее в могилу довольно рано – умерла бабушка в пятьдесят девять лет от сердечного приступа.

– Ладно, пойду я, – сказал дед, когда пироги были съедены. – Футбол через два часа, а у тебя телевизор крохотный! Неужто не можешь себе нормальный купить? В кредит же дают.

– Мне достаточно и такого. Ты же знаешь, я не любитель телевидения.

Он проводил деда до двери. Попрощался с ним. После чего вернулся в комнату… К своей Леде.

Он нашел ее на свалке. Только переехав в квартиру деда, понес выбросить стариковский хлам и увидел эту женщину. Она лежала в куче мусора, отмокших после дождя ящиков, тряпок, поломанной мебели. Родя не сразу понял, что это манекен. В свете заходящего солнца кожа казалась живой, чуть загорелой, бархатной. Решив, что девушка жертва какого-то преступления, он бросился к ней на помощь. Оказалось, помощь не требовалась. В куче мусора лежала пластмассовая кукла.