Это было ошибкой. Спокойная уверенность, с которой тов. Степанов разъяснил положение, показалась кассирше вызывающей.

— Дочь, говорите? — недоверчиво прищурилась она. — С мужем, говорите? А где их паспорта?

— Там же, в Туапсе.

— Вот и обращайтесь в Туапсе! — злорадно воскликнула кассирша. — А нам говорить не о чем!

— Но позвольте, — сбиваясь с позиций созерцательной невозмутимости, взмолился философ. — Ведь билеты мне продали без удостоверения личности. А тут даю вам законный паспорт с собственной фотографией, печатями, с постоянной краснодарской пропиской — неужели мало?

— Не кричите, гражданин, вы не на базаре! — мстительно улыбаясь, ответствовала кассирша. — Откуда я знаю, чьи это билеты и где вы добыли свой паспорт? В общем, отойдите и не мешайте работать!

— Не мешайте человеку работать! — грозно повторил начальник смены, к которому обратился тов. Степанов. — Вы пассажир, вот и знайте свое место!

— Это вы знайте свое место! — не выдержал тов. Степанов. — Кто для кого существует: я — для вас или вы — для меня?

Спина презрительно удалявшегося начальника была ему ответом. Очередь безмолвствовала, и лишь какая-то добросердечная старушка участливо посоветовала:

— А ты не кричи, голубок, а ласкою, ласкою... Может, барышня к тебе и снизойдет... Гордыня, она клиента не красит!

Не знаю, сумел ли бы тов. Степанов лаской и смирением размягчить твердое, как черноморская галька, сердце кассирши. Эксперимент не состоялся, философ на компромисс не пошел.

Но в принципе старушка права. Ее реплика точно отражает нынешнее состояние взаимоотношений обслуживающего и обслуживаемого.

А отношения эти, увы, неравноправны. Гордый некогда заказчик низведен до жалкого положения смиренного просителя. Он канючит у прилавка комиссионного магазина, искательно заглядывает в глаза закройщику, осыпает холодными благодарностями меховщика и падает на колени перед высокомерно проносящимся мимо зеленым огоньком такси.

Но, конечно, в лести, как и во всем другом, следует соблюдать меру. То есть она может быть безудержной, сладкой, как рахат-лукум, выдержанной от начала до конца в самых примитивных традициях цыганских попрошаек. Но не надо излишней эмоциональностью травмировать психику обслуживающего персонала. Персонал этого не любит. Того из клиентов, кто дает волю своим эмоциям, ждет неминуемое фиаско.

По случаю грядущего бракосочетания группа родственников новобрачных обратилась в белгородский ресторан «Турист» с просьбой изготовить четыре праздничных торта. Как водится, уплатили сполна, узнали, когда являться за заказом. В назначенный срок явились.

— Гм, — сказала продавщица. — Чего же это вы пришли в два часа?

— А вот здесь написано: явиться в четырнадцать ноль-ноль.

— Мало ли чего написано. У меня до трех перерыв.

Перерыв так перерыв. Дождя, кстати, не было, светило солнце, родственники, согреваемые его лучами и мыслью о предстоящей церемонии, спокойно потоптались часок перед закрытыми дверьми. А ровно в три продавщица сказала:

— Знаете, у нас такой порядок — без заведующего заказные торты не выдавать. Он должен сам удостовериться в высоком качестве, чтобы заказчик был доволен.

— Прекрасно, — обрадовались родственники. — Пусть поскорее удостоверится, а то через полчаса молодые приезжают из загса.

— Ваши молодые могут приезжать, когда им вздумается, — заметила продавщица. — Но заведующий болен, так что приходите завтра или лучше послезавтра.

— Да, но у нас свадьба!

— А это уж меня не касается. Хотите, отмените свою свадьбу, а хотите, гуляйте так, без сладкого.

Тут бы пасть родственникам на колени, умолить. А они не сориентировались. И мамаша невесты совершила непоправимую ошибку. Она заплакала. Крупные слезы покатились по морщинистым щекам и гулко застучали по буфетной стойке. И до того все это расстроило продавщицу, что она закрыла кассу и ушла.

— Мне, — говорит, — не за то деньги платят, чтобы я на ваши слезы смотрела.

И тут какой-то решительный дядюшка по жениховской линии не выдержал. Закричал, зашумел, потребовал чуткости обслуживания и жалобную книгу.

Слезы мамаши — это был недолет. А вопли дядюшки — перелет. В конце концов он добился того, что торты выдали. Ну и что? Зато продавщица заявила, что на заказные кондизделия тара не фондируется. Другими словами, несите свои торты в ладонях, давите нежный бисквит выходными пиджаками, купайте свадебные галстуки в кремовых розочках.

Нет, клиент должен знать свое место. Плетью обуха не перешибешь. И чем раньше обслуживаемые поймут всемогущество обслуживающего — тем лучше для них.

Учитесь обслуживаться, граждане.

ТРОПКА К ЛИЦУ

Взяточник у нас идет на убыль. Не то чтобы его совсем уж нет — до этого, понятно, еще не дошло. Но в некоторых административно-территориальных пределах ряды мздоимцев настолько поредели, что иные граждане даже ощущают беспокойство и тревожатся, как бы в части искоренения не перегнули палку.

А иные из-за этого в целом положительного факта даже страдают.

Вот, например, Раиса Ивановна Петрова, которая как раз и пала жертвой. Она заведовала магазином № 6 Воронежского горкоопторга и взяток никак не брала. Она, конечно, поворовывала немножко, но не с целью какого-нибудь зверского обогащения, а, можно сказать, для души, потому что супруг у нее был пьющий.

Так что жилось ей и без взяток удовлетворительно, холодильник на зиму не отключался.

Только как-то приходит к ней на службу хорошая знакомая Александра, повариха из ресторана «Воронеж».

— Чувствую, — говорит повариха, — у меня с мировоззрением что-то неладное происходит. Совсем веру в человечность потеряла.

И в таком отчаянии опустилась на какой-то мешок, что даже белая пыль от нее пошла и что-то хрустнуло.

Прояви тут Раиса Ивановна заскорузлую черствость — кто знает, чем бы все окончилось. Но не проявила! Наоборот, отодвинула от себя мятые накладные, улыбнулась ласково и участливо промолвила:

— Встань, Александра, с макарон и расскажи, в чем дело. А то дамочка ты комплектная, и макароны под тобою моментально потеряют товарный вид...

Отчаяние Александры было вполне объяснимо. Полгода жизни потратила она, чтобы найти в Воронежском горисполкоме лицо. На лапу этому лицу хотелось поварихе положить две тысячи двести мудрено добытых рублей. Но сколько ни старалась, с какой стороны ни заходила — ничего не вышло.

— Квартиру? — догадалась Раиса Ивановна.

— Ее!..

— Двухкомнатную?

— Именно.

— С совмещенным санузлом?

— С раздельным, — зардевшись, поправила Александра.

— И не дают?

— Не то чтобы не дают — даже не берут! Такое распроклятое положение: деньги есть, а дать некому. Хоть объявление вешай, хоть сама вешайся! Я полагаю, потому не откликаются, что человек я мелкий, начальству подозрительный. Вы же как-никак заведующая, через вас возьмут.

И вот исключительно ввиду такой безвыходности страдающей поварихи, движимая чувством товарищеской взаимопомощи, по чистой простоте душевной и административной наивности, без единой корыстной мыслишки согласилась Раиса Ивановна посодействовать и деньги полной суммой от Александры приняла.

— Матушка наша заступница! — исступленно возблагодарила повариха и, ублаженная, побежала в ресторан шкварить порционные шницеля.

А Раиса Ивановна осталась с деньгами наедине. И стала думать.

Нельзя сказать, что совсем уж не было у нее знакомых, которые согласились бы те тысячи принять. И взяли бы, и услуги какие-нибудь оказали. По продовольствию или по промтоварной линии. Но такого, кто, получив, квартирой бы отблагодарил, — такого лица на примете не было.

И решила Раиса Ивановна, что незачем горячку пороть, а надо просто выждать, пока сам собою подвернется нужный человек и тогда уж дать на лапу в рабочем порядке.

А деньги пусть полежат. Не усушатся.

Так пробежало несколько недель, лишенных скольнибудь примечательных событий. Разве только стоит упомянуть, что почти каждый день прибегала повариха — поблагодарить.