Где же выход, спросите вы? Почему мудрые и всеведущие главы многочисленных обществ и научных учреждений не подскажут решения насущной проблемы?
А они как раз подсказывают. В один голос. Сейчас практически не осталось ни одного специалиста, который не утверждал бы в полном согласии с коллегами:
— Для всех любителей рыбной ловли — как состоящих ныне членами рыболовного общества, так и не вступивших в него, надо установить единый государственный рыболовный билет, ежегодно оплачиваемый государственной пошлиной. Только эта мера позволит навести порядок на водоемах, а доходы от взносов обратить на выращивание рыбы и охрану ее от браконьеров.
Но, единодушно высказав такое мнение, специалисты тут же начинают конфузливо пятиться: мол, с одной стороны, конечно, надо бы, но ведь, с другой-то, — неловко перед рыболовами. Как бы они не обиделись на дополнительные финансовые тяготы. Пусть тяготы и не такие уж тяжелые — рубль-другой в год, — да все ж таки из кармана, а не в карман. Пусть нынче «неорганизованные» тратят вдесятеро больше на транспорт, добираясь до глухих щучьих оазисов, — да все ж таки рыбачат вволюшку, без регламентирования.
Уж и не знаю, много ли найдется таких, кто бы возражал против наведения должного порядка на водоемах. Но если и найдутся — все равно нет смысла ориентироваться на тех, кто висит на крючке собственных отсталых представлений.
АППЕТИТ ПО ДИРЕКТИВЕ
События развивались в головокружительном темпе.
В семь утра выпал снег. В одиннадцать он растаял. В час дня началось лето. В шесть вечера председатель заполярного оленеводческого колхоза вызвал активистов на товарищескую беседу. В семь часов товарищеская беседа автоматически переросла в административный «разнос».
Председатель был во гневе и не скрывал этого.
— Как вам не стыдно! — страстно попрекал он собравшихся, — А еще активистами считаетесь! Колхоз попал в трудное, можно сказать, безвыходное положение — а вы что? Мой чум с краю? Нет, я не позволю вам отсидеться в сторонке. Пусть меня обвинят в превышении полномочий, пусть вызывают на исполком, но я заставлю вас пойти на все, вплоть до самопожертвования. Так лучше проявите инициативу сами. Ну, кто сделает шаг вперед?
Активисты, боязливо помаргивая, молчали. На шаг вперед никто из них не отважился.
— Хорошо! — с угрозой сказал председатель. — Тогда я начинаю действовать своей властью. Ну-ка, Николай, шаг вперед!
Николай исполнил приказ.
— Скажи мне прямо, Николай, любишь ли ты свой родной колхоз?
— Конечно, председатель. Я ведь план перевыполняю.
— Ты не крути! Говори по существу!
— Не могу! Пожалей, председатель...
— Что значит — пожалей? А меня кто пожалеет? А колхоз кто пожалеет? Все вы беспокоитесь только о собственных желудках. Вот скажи здесь, при всех, сколько ты сегодня мяса съел?
Николай потупился и стыдливо произнес:
— Много, председатель. Три килограмма.
— Ха-ха! — саркастически рассмеялся тот, — Три килограмма, по-твоему, много? Нет, Николай, ты не наш ненец. Ты какой-то чужой вегетарианец! Ты обязан съедать ежедневно по десять... нет, пятнадцать кило мяса. Твой долг перед коллективом — кушать и снова кушать. Все! Никаких оправданий! Садись, Николай. Василий, шаг вперед! Скажи, Василий, любишь ли ты свой родной колхоз?
Бледный Василий, ловя на себе сочувственные взгляды товарищей, даже не просит пощады. Он знает, что судьба его решена, что спасения нет и что неугомонный председатель обяжет его съедать ежедневно минимум по десять килограммов оленины.
Не спешите попрекать председателя в насилии над пищеводами подчиненных. Ему самому, если глубже разобраться, тоже приходится несладко. Лето пришло, мясо скоро испортится. Не пропадать же добру!..
Целый год колхозники не покладая рук выращивают многотысячные оленьи стада. А когда приходит сезон забоя и настает время отправлять мясо потребителям, выясняется, что оно никому и не нужно. Так, по крайней мере, считает красноярская контора «Росмясорыбторга».
Правда, единомышленников у конторы не слишком много. Особенно за Полярным кругом. Например, хлебосольные норильчанки встречают гостей «с материка» радушным приглашением:
— Не угодно ли попробовать нашего заполярного деликатеса? Кушайте, кушайте, оленинка свежая, муж только вчера привез из командировки, из московского магазина «Лесная быль».
Тогда, может, норильское начальство, разгадав таинственные пороки оленины, недремлющим часовым стоит на страже заполярных рационов?
— Мы могли бы продавать, по крайней мере, в десять раз больше оленины, чем сейчас. Соответственно сократилась бы «потребность в завозе говядины и свинины из дальних краев, — развеял все сомнения начальник управления рабочего снабжения Норильского горно-металлургического комбината.
Так в чем же дело?
А в том, что продукцию полярных оленеводов нужно далеко возить. И даже не возить, а доставлять по воздуху. Конечно, не так далеко, как украинскую говядину или молдавскую свинину. Но для них предусмотрены специальные дотации, а оленина такой чести не удостоена. Почему — трудно сказать. Кто-то, наверное, забыл в свое время о ней напомнить, кто-то забыл подписать отношение...
Ошибку никогда не поздно исправить. Но для этого нужно, во-первых, ее признать. Во-вторых, составлять документы «во изменение». В-третьих, с документами куда-то «входить».
А «Росмясорыбторгу» не хочется входить. Ему проще сидеть в удобных канцелярских креслах, спуская оленеводам грозные директивы:
— Во избежание загнивания все произведенное мясо съесть на месте. Об исполнении доложить!
— Ну, а если не сумеют съесть?
— Выговор!
— А если все равно не сумеют?
— Строгий выговор!
— А если все равно?..
— Уволить без выходного пособия!
Суровая директива создает видимость кипучей деятельности. Иным кажется, что стоит подписать грозный приказ, и жизненные трудности мгновенно исчезнут. В фиолетовых параграфах чудится какое-то языческое всемогущество: приказано съесть — съедят.
Конечно, человеческий организм обладает громадными, до конца еще не выявленными возможностями. Стометровку пробегают за десять секунд, а будут, возможно, за девять. Потребляют по три кило оленины, а в перспективе возможны пять...
Все это так, но приказопоклонники не ограничивают себя сферой физиологии. В своих директивах они регламентируют аппетит не только людям, но даже доменным печам.
На Челябинском металлургическом заводе скопилась уйма железной руды. День и ночь полыхают металлургические агрегаты, переваривая ее и выплескивая сверхплановый чугун. Но рудники, подчиняясь указаниям Министерства черной металлургии, шлют новые и новые эшелоны. Причем в количествах, вдвое превышающих доменный аппетит.
— Помогите! — телеграфирует завод министерству. — Нам нужно не столько, а полстолько!
Но министерство мольбам не внемлет. Все свободное пространство предприятия, все склады, площадки, закоулки и тропки завалены толстым слоем руды. Подъездные пути забиты неразгруженными составами.
— Спасите! — надрываются челябинцы, — Мы летим в финансовую пропасть! Не нарушайте, пожалуйста, утвержденных прав социалистического предприятия!
Осмотрительно не ввязываясь в дискуссию о правах, заместитель министра черной металлургии спустил твердокаменную директиву: «Обязываю полностью принимать, оплачивать и использовать на текущее производство ежемесячно планируемую министерством поставку заводу бакальских сидеритов и аглоруды, а также ахтенских бурых железняков и сидеритов...»
Вот так! Аппетиты аппетитами, а приказано все съесть!
— А если не съедят?
— Выговор!
— А если все равно не съедят?
— Строгий выговор!
— А если это, в конце концов, ваша ошибка, ваша непредусмотрительность, ваша вина?
— Все равнб: уволить без выходного пособия!
ЛОШАДИНЫЙ ДЕФИЦИТ
В помещении кропоткинского «Общества охотников и рыболовов» царила уютная атмосфера межсезонья. Немногочисленные завсегдатаи степенно лузгали семечки, аккуратно сплевывая шелуху в газетные кулечки. Слушался актуальный вопрос об опыте натаски чемпиона среди ирландских сеттеров. Тут же лежал и сам чемпион — медноволосая собака с карими искренними глазами.
