— Зачем письмо? Я и так верю.

— Нет уж, порядок есть порядок! Тут вам не какаянибудь частная лавочка: трах-бах, Петька, дай трешку взаймы. Нет, дорогой вы наш энтузиаст и альтруист, институт — это вам не Петька. Хотите помочь родному учреждению — пожалуйста, помогайте! Но не навязывайте своих правил.

— Да я и не навязываю!

— Вот так бы сразу...

И заместитель директора института А. Иковенко на служебном бланке торжественно поклялся в ближайшие дни возвратить комплект дисков сцепления для «Москвича-407».

С тех пор минуло три года. Уже давно, сносив несколько дисковых комплектов, пришел в ветхость служебный «Москвич», уже инженер Халявочкин успел перейти на работу в другое учреждение и уже давно руководство «Гипростали» далее не пытается выполнить свое торжественное обещание.

— Как вам не стыдно! — презрительно морщится А. Иковенко в ответ на просьбы возвратить должок. — Индивидуалист вы — вот вы кто такой! А с индивидуалистами у нас разговор простой: отказать!

— Да какой же я индивидуалист, если вы сами говорили, что я альтруист?

— Когда давал, был альтруистом, не спорю. А за три года стал перерожденцем.

— Нет, не стал, честное слово, не стал. И в конце концов, вы ведь сами настаивали на гарантийном письме.

— Мало ли на чем коллектив настаивал!

— Я буду жаловаться!

— Куда угодно! Но учтите: вы себя противопоставляете! Коллектив вас не поймет!

И представьте — все остается по-старому! Хотя, конечно, коллектив к этому не имеет никакого отношения. Вряд ли коллективу нравится такое обращение от его имени с одним из его членов.

Порой меня просто поражает фантастическая ловкость, с какой иные должностные граждане прячут свое неуважение к личности за словесной ширмой дорогого для каждого из нас понятия «интересы коллектива».

...Долго, изобретательно и зычно оскорбляла официантка одного симпатичного и интеллигентного инженера, специалиста, между прочим, по экспериментальной метеорологии. Но редко на какого метеоролога, даже попадавшего в эпицентр тайфунов и цунами, обрушивался удар такой крайней балльности. И все потому, что ей, официантке, показалось, что неделю назад «именно эта морда» улизнула из пивного бара не расплатившись.

Когда возмущенный инженер потребовал вызвать милицию и составить протокол, ибо неделю назад его, к счастью, не было ни в Москве, ни, тем самым, в баре на Можайском валу, официантка только утроила словесную активность.

— Вы бы извинились перед официанткой, — настоятельно порекомендовал метеорологу директор бара Шеребков. — Вы ведь отстаиваете только самого себя, а она болеет за наше общее дело.

...Одна симпатичная и отзывчивая женщина из поселка Нефтегорск Краснодарского края за многолетнюю благородную деятельность получила медаль «Почетный донор СССР». А вскоре к ней домой явилась представительница местной поликлиники и от имени администрации потребовала вернуть медаль.

— За что?

— Не за что, а почему! У нас сегодня торжественный вечер, хотим наградить другого донора, а медали нет.

— Но это моя медаль!

— Мало ли что! Не будем же мы из-за твоих личных интересов срывать общественное мероприятие.

И не сорвали!..

Тут бы можно было порассуждать о том, что наши советские общие интересы ничуть не противоречат правильно понятым личным интересам. Об уважении к правам каждого отдельно взятого гражданина, из которых складывается сумма, именуемая уважением к праву. О том, наконец, что, как отмечали классики сатиры, любовь есть продукт при обоюдном непротивлении сторон и нельзя воспитать почтение к коллективу, пренебрегая интересами каждого из его членов.

Да, можно бы порассуждать — но зачем? Разве и так не ясно, что манипулирование высокими понятиями требуется иным деятелям только для того, чтобы прикрыть свою лень и бездеятельность? Чтобы, к примеру, ничуть не беспокоясь о подвеске полусотни метров провода к новому объекту, одним росчерком пера заявить:

«Ты уже не один шестьдесят девять. Ты — тридцать четыре с половиной. Сиди тихо и жди, пока тебя распараллелят!»

ОСТАНОВКА ПО ТРЕБОВАНИЮ

Караван идет из Ферганы в Андижан. Как в сказке.

Нет, все вокруг сугубо реально: барханы, саксаул, арыки и белое солнце пустыни. Сказочным является лишь сам караван. Ибо не ишаки, не выносливые мулы и даже не корабли песков — двугорбые верблюды — составляют его.

Караван из десяти троллейбусов, змеясь, плывет из Ферганы в Андижан!

Захватывающее зрелище, а? Ослепительные блики сыплются с широких зеркальных стекол, с голубых боков и хромированной облицовки. Густой азиатский ветер обтекает грузные тела многоместных машин. Тишина. И лишь задорный блеск уходящих в бесконечность проводов свидетельствует о непреоборимости человеческого духа и всесилии...

Впрочем, извините, тут автор малость увлекся. Ни о какой непреоборимости провода между Ферганой и Андижаном не свидетельствуют, потому что их, проводов, там нет. Да и зачем, посудите сами, налаживать бесперебойную троллейбусную связь между двумя областными центрами, если там неплохо справляются обычные межгородские автобусы?

И тем не менее десять троллейбусов идут из Ферганы в Андижан. Примостив на спинах ненужные палки, они гуськом, на буксире, пробираются сквозь полуденный зной оттуда, где они оказались не нужны, туда, где они, возможно, понадобятся. А поскольку конечная остановка не слишком близка, мы успеем обсудить вопросы, которые сейчас, наверное, терзают читателей. И первый из них: как вообще оказались эти троллейбусы в Фергане?

Ах, это очень просто! Их заказали. Городским властям Ферганы надоело слушать нарекания на плохое транспортное обслуживание. И тогда было решено проложить троллейбусный маршрут: центр — поселок Киргили. Решение было надлежащим образом оформлено, и вскоре десять новеньких троллейбусов прибыли в город.

И вот тут-то совершенно внезапно выяснилось, что без троллей, то есть без проводов, несущих электроэнергию, троллейбусы в дело никак не годятся. А провода протянуть нельзя, потому что их нет и в ближайшее время не предвидится.

Но если бы вдруг свершилось чудо и провода дивным образом объявились, — все равно в Фергане нет материалов и рабочей силы для устройства линии.

Но если бы свершилось второе чудо, если материалы и рабочая сила волшебно изыскались бы, — все равно благая затея осталась бы в мечтах, поскольку линию центр — поселок Киргили пересекает железная дорога, и нужно строить мост, на который денег пока нет.

А если бы (это уже чудо № 3!) деньги, стройматериалы и рабочая сила имелись бы, то все равно нет смысла немедленно получать троллейбусы, ибо строительство моста вряд ли уложится даже в год.

Да, кто бы мог подумать! А ведь как азартно просили ферганские товарищи снизойти к нуждам города!

Впрочем, «просили», «ходатайствовали», «умоляли» — это в данном случае не те слова. В них слышится что-то униженное, жалкое, согбенное. Практика выколачивания ассигнований и фондов выработала куда более гордую формулировку: «Войти с предложением».

С предложением входят, как правило, после очередного отпуска или командировки в столицу. А зернышком, из которого проклевывается росток будущего «вхождения», служит фраза: «А мы что, в самом деле!..»

— Вот был я недавно в Москве (Киеве, Риге, Ташкенте), — задумчиво говорит возвратившийся товарищ, — и такой потрясающий видел Дворец спорта (Дом культуры, стадион, фуникулер). Люди вокруг строятся, достают, выколачивают, просто завидно. А мы-то что, в самом деле, лаптем щи (борщ капелюхом, бешбармак тюбетейкой) хлебаем?

И, разгоряченные, тут же входят с предложением в Госплан или Госстрой.

А следует заметить, что войти с предложением далеко не всегда означает — иметь его. Порою это предложение на все сто процентов состоит из желания. Из желания благородного, чистого, направленного на общее благо, но, увы, слишком мало увязанного с реальными возможностями.

И тогда, увлеченные своими розовыми видениями, солидные товарищи начинают действовать, как корыстолюбивая тетка, которая сначала занимает очередь, а потом уже интересуется, что в продаже. Они спешат забить заявочный кол, полагая, что главное — начать стройку, а уж потом, — шатко ли, валко — как-нибудь достроится... Лишь бы влезть строкою в план...