И если прислушаться не обычным слухом, а каким-то иным, таинственным, то можно услышать как будто тихое пение невидимого хора... хора этих бессмертных, ставших портретами Суперстены:
К нам на небо из земной юдоли
Жаркий дух вздымается всегда
Спесь и сытость, голод и нужда,
Реки крови, океаны боли,
Судороги страсти, похоть, битвы,
Лихоимцы, палачи, молитвы.
Мир безумный мечется, томится,
Жаждет войн, распутничает, врет,
Заново для каждого родится,
Заново для каждого умрет...
(Стихотворение Г.Гессе)
И ваше невидимое братство, гении духа, строит из века в век нечто, казалось бы, невидимое, воздушное, вознесенное под облака, но несокрушимое в своей могущественной прочности - бессмертный храм Красоты, Истины, Героизма. Каждое поколение строит и строит этот храм все дальше и дальше, ввысь и ввысь уходят его купола и шпили, витражи и башни.
И братство ваше прочнее любых земных уз.
Словно неслышимые земным слухом голоса таинственно звучат от вас, бессмертные:
Мы века в эфире обитаем,
Мы во льду астральной вышины.
Старости и смерти мы не знаем.
Возраста и тела лишены.
(Стихотворение Г.Гессе)
Ночь приходит медленно и незаметно. Лишь становится тише, лишь гаснут окна в доме напротив, лишь не слышно шума с проспекта...
Завтра будет новый день, и можно снова взять у бабушки Библию, эту загадочную Книгу Книг, и снова попытаться проникнуть своей интуицией и этот мир Ноя и Авраама и как-нибудь ощутить и уловить какие-то глубинные законы истории, скрытые там, в этой седой древности, в этих почти непонятных символах, но скрыто действующие и сейчас, определившие весь ход истории с тех времен и до сих пор...
Что же это за странное состояние, когда день превращается в ночь, и все привычное и обыденное вдруг незаметно становится непривычным и загадочным, таинственным и манящим куда-то вглубь иных столетий, и время вдруг теряет свою дневную ощутимость, и твой собственный дом, погружающийся в ночь, начинает казаться тебе каким-то неведомым и полным тайн, раздвинувшим все свои стены и в будущее, и в прошлое, и можно, ступив за дверь ночной своей комнаты, оказаться в загадочных веках, где еще бывал на Земле таинственный день Тридцать Первое Июня, день, которого нет в календарях, день, когда можно было перейти по звездному мосту из века в век, из мира в мир... день, когда могут открыться какие-то глубокие тайны истории этой древней планеты, и тогда каждый ее день и каждый день твой вдруг получат совсем иной смысл, и откроются какие-то таинственные могучие силы, невидимо управляющие земной историей от самой седой древности, полной чудес, укрытой песками Египта и аравийских пустынь, могучие мудрые существа, с любовью и терпением ведущие за собой все человечество, как старшие братья младших...
И они могут дать тогда какое-то таинственное благословение...
Конец I части
Часть II
Liberty
Глава 5
Ореол
Нет. Так уже нельзя. В глаза всем бросается - что случилось с Артистом? Ни одного опоздания, ни одного пропущенного урока за две недели. Но можно ли о чем-нибудь догадываться, глядя на меня? Орлов такой, как и всегда. Ничего не случилось. Ничего. И вы, дорогие мои, вовсе не столь наблюдательны, чтобы заметить, куда устремлен его безнадежный взгляд изо дня в день.
Вы способны замечать лишь внешнее. А проникнуть внутрь моей души вам не дано. И прекрасно. А иначе... Можно представить, что началось бы...
"Как?! Орлов отсиживает все уроки лишь для того, чтобы каждый день видеть практикантку с английского?! Да как он посмел... Он никогда не обращал внимания на наших девочек, а тут вдруг..."
Да, истинно так - чтобы каждый день видеть. И только.
Голос Насти перекрывает шум разговоров:
- Зосимова, сходи позови Ирину Алексеевну, она в учительской.
Та уходит.
Я - Артист. Но не быть мне Главным Героем в это пьесе. Не выдержать мне тональности этой роли. Тут справится лишь Дворжецкий или Янковский. А на иное амплуа, конечно же, не соглашусь. Миры ведь не пересекаются. И пусть другие рискуют опровергать этот постулат - я не из их числа. История, старая, как мир, повторится - Нео-Икар взмоет ввысь на бутафорских крыльях из птичьих перьев и воска - и рухнет на скалы безжизненной плотью на посмешище всему миру.
Так что же? Подавать Вам нечаянно оброненный платок? Молча следовать за Вами по улицам на почтительном отдалении? Или однажды все-таки подойти, но для того лишь, чтобы сказать нечто невразумительное и неуместное?
Хотя, впрочем, от Вас исходит такая мягкая и снисходительная тактичность, что Вы, конечно, простите любую неловкость и неуместность... Но что же дальше?
Нет, глупо и смешно. Так старшие сестры прощают младших братьев. И это еще хуже, чем полная неприступность - великодушно прощенный младший брат никак уже не сможет чувствовать себя рыцарем и мужчиной. Нет, такая роль могла устраивать какого-нибудь Грушницкого - быть этаким роковым мучеником, нуждающимся в утешении... но уж никак не меня.
Тогда - что же? Передать Вам букет роз через верного оруженосца? И вложить в букет записку с приглашением? Но с приглашением - куда? Балы в сером скучном мире вокруг нас давно уже не устраиваются... Салонов для светских раутов тоже не существует... Может быть, в музей на какой-нибудь вернисаж? Или в филармонию - на музыку XVIII века? Да, великолепно, если не задуматься о дальнейшем... Ведь Вам, очевидно, не менее двадцати лет?
Можно, конечно, вспомнить по этому случаю Есенина с Айседорой Дункан или еще что-то подобное, но в том ли дело...
Восьмой день уже неотвязные и бесконечные эти мысли! Нет, надо исчезнуть, не появляться здесь, не тянуть эту сладкую боль... И лишь когда Ваша практика закончится, тогда вернуться в этот черно-белый мир уже без надежд, фантазий и мечтаний и спокойно исполнять свое дело, как это и было всегда. И ни разу не вспомнить о Вас...
Снова голос Насти летит откуда-то издали:
- А вот и Ирина Алексеевна. Мои дорогие, я не смогу быть с вами сегодня на вечере. Ирина Алексеевна сказала, что сама справится. Но если что не так, если сами знаете кто сами знаете что... Тогда все! Никаких вечеров впредь не будет! Поняли? Вы меня знаете. Пожалуйста, Ирина Алексеевна, Вам слово. Решайте организационные вопросы.
Застыть на полдвижении, глядя и не глядя... "на том конце замедленного жеста"... Кажется, Вы что-то говорите, но голос Ваш почему-то не слышен... "Иль это только снится мне"?.. Прекрасная Незнакомка... Грациозная Фея... Принцесса Мелисента из королевства Пирадор, переведенная Марлограмом по звездному мосту сквозь тысячу лет, по ту сторону звезд... Это счастье... Это чудо...
- Итак, друзья, что у нас с музыкой? - спрашиваете Вы у моего оруженосца, а тот, конечно же, ничего не понимает, и никогда не увидит принцессу из Пирадора, путешествующую инкогнито, без слуг и кареты, без бальных кринолинов и драгоценностей... как, впрочем, и никто другой не увидит...
- Андрей сказал, что его аппаратура для Моцарта и Баха, а не для портовых вечеринок.
Гул возмущения долетает словно издали, сквозь плотный слой воздуха. Вы оборачиваетесь ко мне, взгляд Ваш встречает мой взгляд и... останавливается.
Никогда еще не задерживали Вы взгляда на мне - Ваш взгляд скользил по мне, сквозь меня, вдаль от меня - я был для Вас всего лишь одним из. Одним из.
- Тихо. Зачем говорить за него? Как я поняла, этот молодой человек с "дипломатом" и есть Орлов. Да, я сейчас спрошу, - отвечаете Вы и делаете шаг.
И делаете шаг.
Но здесь, в углу кабинета, у окна больше никого нет, сижу здесь один с видом деланного безразличия.
И второй шаг. Вы намерены подойти ко мне?
Вы - ко мне? Но уже третий шаг - это не мираж! Что же это? Исчезнуть бы сей же миг, развоплотиться, провалиться сквозь пол, рассыпаться на атомы...
Секунды застыли в тягостном томлении. Один шаг отделяет Вас от меня. Один миг.
