И совсем я не так уж неотесан, как ты полагаешь. У меня даже больше sujets de conversation, нежели сколько требуется по тому роду оружия, в котором я служу. Я учился и истории, и литературе и, кроме того, владею французским языком. Я могу рассказать и про волчицу, вскормившую Ромула, и про Калигулу, которого многие (но не я) смешивают с Каракаллой. En fait de litterature [из области литературы(франц.)], я знаю "Вихрь полунощный, летит богатырь", "Оставим астрономам доказывать" - une foule de choses en un mot [кучу вещей, одним словом (франц.)]. Правда, я несколько призабыл греческую историю, но все-таки напрасно ты думаешь меня сбить с толку своим Ликургом. Кто же не знает, что главный город Греции был Солон?

Вообще, хоть я не горжусь своими знаниями, но нахожу, что тех, какими я обладаю, совершенно достаточно, чтобы не ударить лицом в грязь. Что же касается до того, что ты называешь les choses de l'actualite [злобой дня (франц.)], то, для ознакомления с ними, я, немедленно по прибытии к полку, выписал себе "Сын отечества" за весь прошлый год. Все же это получше "Городских и иногородных афиш", которыми пробавляетесь ты и Butor в тиши уединения.

Не думай, однако ж, petite mere, что я сержусь на тебя за твои нравоучения и обижен ими. Во-первых, я слишком bon enfant [паинька (франц.)], чтоб обижаться, а во-вторых, я очень хорошо понимаю, что в твоем положении ничего другого не остается и делать, как морализировать. Еще бы! имей я ежедневно перед глазами Butor'a, я или повесился бы, или такой бы aperГu de morale настрочил, что ты только руками бы развела!

А теперь поговорим об моих маленьких делах. То, что я писал тебе, начинает сбываться. Меня уж назвали "сынком" и дали мне поцеловать ручку (ручка у нее маленькая, тепленькая, с розовыми ноготками). Конечно, это еще немного (я уверен даже, что ты найдешь в этом подтверждение твоих нравоучений), но я все-таки продолжаю думать, что ежели мои поиски и не увенчиваются со скоростью телеграфного сообщения, то совсем не потому, что я не пускаю в ход "aperГus historiques et litteraires" [исторических и литературных рассуждений (франц.)], а просто потому, что, по заведенному порядку, никакое представление никогда с пятого акта не начинается. Что делать! Женщина так уж воспитана, что требует, чтобы однажды принятая канитель была проделана от начала до конца, а исключение в этом случае допускается только в пользу "чизльгёрстских философов"...

Это было вчера, после обеда. В этот день все офицерство праздновало на именинах у одного помещика, верст за пять от города, а потому я один обедал у полковника. Он сам хотя и не поехал к имениннику, отозвавшись нездоровьем, но после обеда тотчас исчез (представь себе, я узнал, что он делает экскурсии к жене нашего дивизионера, роскошной малороссиянке, и что это даже очень недешево обходится старику). Мы сидели вдвоем. Погода на дворе стояла отвратительная, совсем осенняя, и хотя был всего шестой час, в комнатах уже царствовал полусвет. Она полулежала на кушетке, завернувшись в шаль (elle est frileuse, comme le sont toutes les blondes [она зябкая, как все блондинки (франц.)]), я сидел несколько поодаль на стуле, чутко прислушиваясь к малейшему шороху. На ней было шелковое серо-стальное платье, которого цвет до того подходил к этим сумеркам, что мягкие контуры ее форм, казалось, сливались с общим полусветом комнаты. Я долгое время молчал, но опять-таки совсем не потому, чтобы не имел sujets de conversation, а потому просто, что наедине с хорошенькой женщиной как-то ничего не идет на ум, кроме того, что она хорошенькая. Но зато я смотрел на нее... пристально, почти в упор (c'est une maniere comme une autre de faire entendre certaines intentions [это один из способов намекнуть на известные намерения (франц.)]).

- He хотите ли творогу со сливками? - вдруг обратилась она ко мне.

- Madame!.. - сказал я, не понимая ее вопроса.

- Вы такой молодой... vous devez adorer le laitage... [вы должны обожать молочное (франц.)]

Признаюсь, это меня как будто ожгло; но, к счастью, я скоро нашелся.

- Может быть, - ответил я, - но во всяком случае обожать молоко все-таки лучше, нежели обожать... лук!

В свою очередь, она с минуту в недоумении смотрела на меня... и вдруг поняла!

- Ах, да! - почти вскрикнула она, весело хохоча, - "лук"... "цыбуля"... c'est са! Се cher capitaine! Mais savez-vous que c'est tres mechant! [Вот оно что! Милый ротмистр! Но, знаете, это очень зло! (франц.)] Лук... цыбуля... обожать Цыбулю... ah! ah!

И она вновь так звонко засмеялась, что я почувствовал себя довольно неловко. Ты не можешь себе представить, maman, какой это смех! Звук его ясный, чисто детский, и в то же время раздражающий, едкий. Нахохотавшись досыта, она вздохнула и сказала:

- Какой вы молодой!

- Послушайте, баронесса! - сказал я, - я уж однажды слышал от вас это восклицание. Теперь вы его повторяете... зачем?

- А хоть бы затем, чтоб вы не смотрели так, как сейчас на меня смотрели. Vous avez des regards de conquerant qui sont on ne peut plus compromettants... ah, oui! [У вас страшно компрометирующий взгляд победителя... да, да! (франц.)]

- В чьих же глазах это может компрометировать вас? Быть может...

Я остановился, как бы затрудняясь продолжать.

- В глазах ротмистра, хотите вы сказать? А если б и так?

- Цыбуля, баронесса! Поймите меня... Цыбуля!

- Вам не нравится эта фамилия? Какой вы молодой!

- De grace, baronne! [Помилуйте, баронесса! (франц.)]

- Да, молодой! Если б вы не были молоды, то поняли бы, что Цыбуля - отличный! Que c'est un homme charmant, un noble coeur, un ami a toute epreuve...[Что это прелестный человек, благородное сердце, испытанный друг (франц.)]

- Rien qu'un ami? [Только друг? (франц.)]

- Ah! ah! par exemple! [О, о! А хотя бы и так! (франц.)]

Она опять залилась своим ясным, раздражающим смехом. Но я весь кипел; виски у меня стучали, дыхание занималось. Вероятно, в лице моем было что-то особенно горячее, потому что она пристально взглянула на меня и привстала с кушетки.

- Слушайте! - сказала она, - будемте говорить хладнокровно. Мне тридцать лет, и вы могли бы быть моим сыном... a peu pres...[ почти (франц.)]

"Вот оно! сынок!" - мелькнуло у меня в голове.

- Что за дело! - начал я.

- Нет, очень большое дело. Я не хочу портить вашу жизнь... не хочу! Вы только в начале пути, а я...

- Неправда! неправда! - воскликнул я с жаром, - красота, грация... la chastete du sentiment!.. cette fraicheur de formes... ce moelleux... Гa ne passe pas! [целомудрие чувства!.. свежесть форм... нежность... это не проходит! (франц.)] Это вечно!

Она засмеялась вновь, но уже тихонько, сладко, и приняла задушевный тон.

- Хотите быть моим другом? - сказала она, - нет, не другом... а сыном?

- Потому что "друг" у вас уж есть? - с горечью произнес я.

- Ну да, Цыбуля... c'est convenu! [решено (франц.)] А вы будете сыном... mon fils, mon enfant - Il est ce pas? [моим сыном, моим ребенком - не правда ли? (франц.)]

Я молчал.

- Но почтительным, скромным сыном... pas de betises... [без глупостей (франц.)] правда? И чтоб я никогда не видела никаких ссор... с Цыбулей?

- И с Травниковым? - бросил я ей в упор.

- И с Травниковым... ah! ah! par exemple! [О! о! А хотя бы и так! (франц.)] Да, и с Травниковым, потому что он присылает мне прелестные букеты и отлично устраивает в земстве дела барона по квартированию полка... Eh bien! pas de betises... c'est convenu? [Итак, без глупостей!.. решено? (франц.)]

- Mais comprenez donc... [Но поймите же (франц.)]

- Pas de mais! Un bon gros baiser de mere, applique sur le front du cher enfant, et plus - rien! [Никаких "но"! Материнский поцелуй, запечатленный на лбу милого ребенка, и больше - ничего! (франц.)] Слышите! - ничего!