Я выступаю в своих фильмах против многого, что есть в моей стране. Считаю это своим правом и долгом — критиковать люден, идеи и администрацию. Это далеко не всегда вызывает аплодисменты, но я так делал и так буду делать.

— Какая из ваших картин с наибольшей полнотой выразила вас как художника и гражданина?

— Не могу ответить на этот вопрос, потому что не рассматриваю свои фильмы в отдельности, в отрыве друг от друга. Каждый из них — деталь одного механизма. Были фильмы удавшиеся, были неудавшиеся, но творчество художника надо рассматривать в комплексе, а его жизнь — в совокупности всех явлений. Кроме того, чем дольше я живу, чем больше проходит времени, тем больше недостатков я вижу в своих картинах и тем меньше они мне нравятся. Все лучшее, что я сделал в кино, связано со словами героя Спенсера Трэси — судьи Хейвуда в «Нюрнбергском процессе»: «Мы находимся здесь, чтобы защищать честь, правду, справедливость и ценность каждой человеческой личности».

— Мы видели Трэси в картине «Старик и море» и в ваших фильмах «Нюрнбсрккий процесс», «Пожнешь бурю» и «Этот безумный, безумный, безумный, безумный мир». Он был популярен у нас.

— В Америке тоже. Он играл роли простых и сильных людей из народа, борцов за справедливость. Так же как Монтгомери Клифт и другие великие актеры, он умел воссоздавать образ без трюков, с помощью внутреннего переживания и работы мысли. Мы похожи друг на друга, и это помогало нам в совместной работе. Во время съемки одного из кульминационных моментов нашего последнего фильма Спенсер произносил большой монолог о силах добра и зла. Вместе с актерами, осветителями, операторами, рабочими я долго аплодировал ему, а через несколько дней его не стало. Он был очень болен. За четыре дня до смерти он сказал мне: «Мы сделали хорошую картину. Если я умру сегодня вечером, вы сможете доснять без меня». Спенсер Трэси — величайший американский актер. Мне так и не удалось сказать ему, как я любил его...

— Вы работали со многими большими актерами — Вивьен Ли, Энтони Куином, Фрэнком Синатрой, Анной Маньяни, Кетрин Хепбёрн, Сиднеем Пуатье, Марлоном Брандо, Мелом Феррером, Марлен Дитрих... Чем руководствовались вы, приглашая их на ту или другую роль?

— Никогда не задумывался над этим и не знаю, можно ли это объяснить. Это вопрос чутья, интуиции.

— В американском кино в последнее время произошли качественные изменения — разрыв с голливудскими канонами, интерес к подлинным проблемам жизни. Чем вы это объясняете?

— Тем, что в американское кино пришла молодежь. Ее смелость и ее эксперименты способствуют обновлению нашего кино. Молодежь пытается внушить старшему поколению свое представление о настоящих ценностях, подвергнуть суду совести многие понятия. Молодежь мира сейчас активно участвует в движении против войны, она требует перейти от слов к делу при решении таких проблем, как загрязнение атмосферы и загрязнение воды. Ей, молодежи, нередко принадлежит честь выступать застрельщиком в постановке ряда вопросов. По-моему, сейчас основная проблема, которая волнует творческую молодежь в кино, — создавать картины, которые будут понятны во всем мире. Такие картины позволят людям лучше понять друг друга.

— Удалось ли вам сказать с помощью кино все, что вы хотели сказать?

— Нет, это практически невозможно. Никто не в состоянии сказать все, что он хочет. Но все-таки мне удалось сказать многое. Разумеется, есть и такие сюжеты, которые не удалось реализовать: в конце концов, все, о чем думаешь, может стать фильмом. Вместе с тем мне удалось сделать несколько фильмов, отвечающих на главные проблемы сегодняшнего дня. Важнейшая из них — сохранение мира. Кино может помочь людям понять важнейшие вопросы, которые необходимо решить, объединить их чувства и помочь найти истину.

— Ощущаете ли вы, закончив фильм, разрыв между тем, что задумали, и тем, что получилось?

— Да, иногда остается сорок процентов от задуманного, иногда — шестьдесят, это испытывает каждый постановщик. Но не потому, что иду на компромиссы, а потому, что не всегда получается так, как хочешь.

Идейное содержание остается главным в работах Креймера. Вот его фильмы. «Скованные одной цепью» — о расовых предрассудках, о красоте человеческой дружбы бежавших из тюрьмы белого и негра; один из лучших антивоенных фильмов в американском кино «На последнем берегу»; «Пожнешь бурю», основанный на материале судебного процесса 1925 года, в результате которого школьный учитель был осужден за преподавание теории Дарвина; «Нюрнбергский процесс»— обвинительный приговор нацизму; «Безумный, безумный, безумный, безумный мир» — жестокая ирония по отношению к современному буржуазному обществу; картина-аллегория «Корабль дураков» —о людях, неспособных понять нависшую над ними угрозу фашизма; «Угада м. кто придет к обеду» — о расовой дискриминации в США; «Тайна Санта-Витториа» — о сопротивлении оккупантам в итальянской деревушке во время второй мировой войны, о возможности нравственного возрождения, которую дает людям сознание важности их борьбы, сознание, вливающее в них мужество и силу. Собственно говоря, тема и этого, и последнего фильма режиссера совпадают. Она характерна и для других работ мастера.

«Благослови зверей и детей»

— На сколько фильмов вперед вы планируете свою работу?

— На один. Когда начинаю видеть его от начала и до конца, приступаю к съемкам.

— И пока не поставите его, других планов нет?

— Планов много, а жизнь коротка. Давно мечтаю экранизировать «Сирано де Бержерака» Ростана, хотел бы поставить музыкальную комедию. Хотел бы найти актуальный сюжет о жизни простых людей, поставить его в манере, совершенно отличной от моих прежних фильмов: с маленьким бюджетом, может быть снимая методом французской «новой волны».

— Вы сторонник этого метода?

— Нет. Не в этом дело. В Голливуде десятилетиями господствовал неизменный метод работы и мышления. Я замечал с грустью, что немало многообещающих молодых людей, попавших в кинопроизводство с телевидения, спустя недолгое время втягивались в голливудский образ мыслей В мировом киноискусстве существует множество творческих школ и направлений. Обновление и развитие кино — это естественный процесс. Я очень люблю фильмы Фреда Циннемана «Ровно в полдень», «Старик и море», «Человек на все времена». Совершенно в другой творческой манере работает Антониони. Я не знаком с ним, но испытываю к его работе уважение. Какие интересные и разные фильмы у Феллини, Бергмана, Куросавы, Бондарчука, Чухрая! Но я слишком американец, чтобы работать так. как они, я работаю по-своему. Сейчас в американском кино исчезает влияние кинокомпаний, возрастает роль независимых художников. Это значит, что фильмы все в меньшей степени являются продуктом киноиндустрии и все в большей — произведениями искусства. Появляется свой, американский стиль, который не копирует итальянский неореализм, французскую «новую волну», молодых английских режиссеров. Он отражает наш образ жизни и мышления и этим становится интересным всем.

— О чем расскажет тот один фильм, о котором вы сейчас думаете?

— О лейтенанте Колли, палаче вьетнамской деревни Сонгми.

— Почему вы решили поставить о нем картину?

— А разве это не проблема сегодняшнего дня? Разве не об этом же картина «Благослови зверей и детей»? Ведь и в ней для меня речь шла и о выстрелах в Кенте и о Сонгми. Почему лейтенант Колли стал зверем? Ведь не потому, что в нем с детства дремало звериное начало. А почему? Как он пришел к этому? Под влиянием чего? Это надо понять. Проще всего сказать: чудовище. Труднее объяснить. Колли — это символ войны, жестокости, убийства, вот почему я хочу сделать о нем фильм. Это должен быть шаг вперед по сравнению с фильмом о Нюрнберге. Чувствую, что здесь можно сделать что-то очень значительное...

1967, 1971 гг.

Род Стайгер