Марк бросился бежать. Развернувшись, он взмыл вверх по лестнице к себе в комнату, а у него за спиной звучал презрительный смех девочки. Тихие звуки многократно усиливались, отражаясь от стен темного коридора.

Марк осмелился покинуть свою комнату только тогда, когда родители вернулись домой и Кристина, постучав в дверь, попросила его помочь разгрузить из машины сумки с продуктами.

После всего этого Марк смог подключиться к Силам. Наверное, они были рядом все время, и он объяснял их воздействие на низком уровне тому страху и ужасу, который вселял в него дом, однако встреча с дочерью Биллингса явилась своеобразным стартером, запустившим этот мощный двигатель. На самом деле для Марка Силы были все равно что шестым чувством, и ему даже не приходилось концентрировать свое внимание, чтобы воспользоваться ими. Подобно зрению, слуху, обонянию, осязанию и вкусу, это был физический отклик на людей, места и предметы, который он ощущал, естественная частица его, обеспечивающая ввод данных, а головной мозг их принимал и обрабатывал.

Теперь Марк отчетливо чувствовал порочность дома, своих родителей, и понимал, что рано или поздно ему придется отсюда бежать. Он здесь чужой, ему здесь не место, и или он отвергнет дом, или дом отвергнет его самого.

У Марка не было никакого желания оставаться здесь, чтобы узнать, чем все закончится, когда это произойдет.

От Биллингса никаких сигналов он не получал – работник оставался белым пятном, и Марка это пугало. Они с Биллингсом всегда великолепно ладили друг с другом, работник был для него все равно что родным дядей, однако отныне всякий раз, увидев его, Марк вспоминал его дочь, и те черты, которые прежде делали Биллингса таким добрым и заботливым, теперь казались лживыми и фальшивыми, и Марк старался держаться от него подальше.

Похоже, его родители что-то заподозрили, похоже, они почувствовали новообретенные Силы, и их отношение к сыну изменилось. Не кардинально, но в мелочах. От Марка по-прежнему требовали строго придерживаться установленных отцом правил, в определенное время находиться в определенном месте и совершать определенные действия, однако теперь появилась некоторая осторожность, эмоциональное дистанцирование, и хотя по отношению к Кристине их поведение не изменилось, у Марка крепло ощущение, что родители не станут возражать, если он уйдет из дома.

Марк стал проводить вне дома как можно больше времени, ночуя у друзей, в пустыне или хотя бы на крыльце, однако как-то раз ночью он снова увидел дочь Биллингса, в дверях курятника, белую в лунном свете, призывающую его, – и поспешил в дом, к себе в комнату, снова услышав позади ее легкий смех.

После этого случая Марк попробовал уговорить Кристину уйти из дома вместе с ним, убежать прочь, однако, хотя сестре здесь также было плохо, хотя, как ему казалось, она втайне от себя испытывала страх перед дочерью Биллингса, она никак не могла покинуть родителей. Тщетно Марк убеждал ее в том, что можно будет написать или позвонить, сообщить отцу и матери, где они находятся и почему ушли из дома, – Кристина твердо стояла на своем. Здесь был ее дом, и она не собиралась никуда из него уходить.

Марк обрабатывал сестру до конца лета, однако все его усилия приводили к обратному результату. Кристина еще больше укрепилась в своем решении остаться, не менять сложившийся образ жизни. Она понимала, почему брат хочет уйти из дома, и хотя из эгоистических соображений ей хотелось, чтобы он остался, она заверила его в том, что будет всегда его любить и поддерживать во всех начинаниях, какими бы они ни были.

А затем ненормальная девочка ночью пришла к Марку в спальню.

На этот раз было видно, что у нее не все дома, и она ничего не говорила, однако эротичность ее движений ничуть не ослабла, и сочетание умственной отсталости и откровенной чувственности получалось пугающим.

Марк был уверен в том, что он запер дверь и окно, и сейчас он быстро огляделся вокруг, проверяя, где произошла измена. Но и дверь, и окно оставались закрытыми и запертыми. Их никто не трогал.

Девочка хихикнула.

Стиснув одеяло, Марк натянул его до самого подбородка, сместился назад к спинке кровати и подобрал под себя ноги. Он был объят ужасом, ему хотелось кричать, однако его мозг полностью потерял контроль над телом, и изо рта вырвался лишь сухой выдох.

Девочка наклонилась, задирая рубашку, и схватила себя за лодыжки. Марк снова увидел ее белые ягодицы, а она выглянула на него между ног и улыбнулась.

В этот момент Марк окончательно убедился в том, что должен немедленно покинуть дом. Уйдет Кристина вместе с ним или нет, он больше не мог здесь оставаться.

Тут Марк закричал, и через считаные мгновения Кристина и родители были у двери его спальни. Оттолкнув согнувшуюся девочку, Марк отпер замок и распахнул дверь настежь, но, разумеется, когда все вошли в комнату, дочери Биллингса там уже не было. Родители заявили, что ему приснился кошмар и он ведет себя как ребенок, а Кристина сказала, что верит брату. Но Марк воспользовался Силами и понял, что родители как раз ему верят, а вот Кристина, добрая душа – нет.

Марк ушел из дома на следующий день, предупредив одну только Кристину. Остальным он сказал, что отправляется в город к друзьям. Уходя, Марк увидел в окне чердака девочку – белый силуэт на черном фоне; она махала ему, и хотя он не мог разглядеть ее лицо, у него не было сомнений в том, что она улыбалась…

– Эй! С вами все в порядке?

Открыв глаза, Марк поймал на себе встревоженный взгляд водителя «Лендровера». Он покачал головой.

– Что? Нет, все хорошо.

– Мне показалось, у вас начался приступ. Вы бились в судорогах, колотили ногой в дверь…

– Извините.

– Это был самый настоящий припадок.

Марк украдкой придавил свой напрягшийся в эрекции член.

– Мне приснился кошмарный сон, – тряхнув головой, сказал он. – Просто кошмарный сон.

Кто-то забросил им во дворик дохлую кошку – вероятно, уличная шпана, – и Дэниел, осторожно поднимая лопатой с земли окоченевший трупик, мысленно дал себе слово надрать задницу малолетнему подонку, совершившему это. Скорее всего, эту гадость сделали просто так, и ничего личного тут не было, однако дело это не меняло, и Дэниел в который раз подумал, действительно ли они с женой владеют этим домом и не пришло ли время расстаться с ним. Квартал неудержимо скатывался вниз, и, возможно, лучше поскорее уехать отсюда, пока еще можно выручить за дом приличные деньги, пока улица еще не превратилась окончательно в трущобу.

Хотя Марго на это не согласится. Это ее малая родина, на этой улице она выросла, и в ее сознании квартал по-прежнему такой же, каким был в ее детстве. Она словно видит все вокруг в розовых очках, мысленно добавляя красоты и прелести, которых здесь давно уже нет. Оба соседних дома в запущенном состоянии, их дворики превратились в пустыри, заросшие сорняками, обитают в них сменяющие друг друга опустившиеся личности, однако в глазах Марго это все те же дома друзей ее детства, но только с новыми хозяевами.

Поморщившись, Дэниел вытянул лопату перед собой, пересек двор и вышел в переулок, где выбросил кошку в мусорный бак. Наверное, ему следовало позвонить городским властям и доложить о происшествии, чтобы сюда приехали сотрудники отдела защиты животных и забрали труп, но Дэниелу хотелось избавиться от кошки как можно быстрее и тише. Он не хотел привлекать внимание к случившемуся. Не хотел потворствовать тем, кто совершил эту мерзость.

Перед тем как пройти в калитку, Дэниел огляделся по сторонам и с удовлетворением отметил, что не увидел ничего необычного, никаких странных теней, ничего. Поставив лопату в гараж, он вернулся в дом, где Марго уже допивала апельсиновый сок и кричала Тони, чтобы тот поторопился и почистил зубы, так как им уже пора выходить. Дэниел сунул руку жене под юбку, но та поспешно отдернулась и недовольно посмотрела на него.