- Это лечебная грязь? – спросил бабку любопытный Кот.

- Пусть с детства привыкают к грязи, это пе-да-го-гическая грязь, глуповатенький! – с достоинством произнесла старуха.

- Глуповатенький! – повторил по очереди каждый из «негритят».

- Обезьяна всегда плохо думает о человеке! – вырвалось из обиженного Кота.

Друзья, заткнув носы, поспешили вернуться на улицу.

- Мне всё здесь не нравится, - заявил не довольный Фига, слишком много впечатлений для одного часа! Предлагаю разбиться на две группы, одну возглавит профессор, другую – я, со мной за билетами на вокзал пойдут Кот, Берёза и Паралличини. Остальные возьмут не много денег у Рыжика и пойдут в театр, а встретимся в полночь в том большом доме с вывеской на крыше: «Гнездо Рафаэля – 24 часа», где вы разузнаете о докторе и Юме, которого, видимо, тоже уже пора спасать!

Группа Фигурки по боковой улочке заспешила к вокзалу, а Т.Ч., профессор, Мушка, Пышка, Ро и Кро направились к театру.

- Какие здесь странные вывески: «Театр. В гостях у Шекспира» или «Парикмахерская. Усы кайзера Вильгельма», - поделилась своими наблюдениями Мушка.

- Меня удивляет, что нет ни одного цветочка, ни одной бабочки, ни одной стрекозы, всех птиц они съели, но куда подевались деревья? – сказал Пыш.

- А деревья взяли да и обиделись, как в твоём романе, - ответил Кро, - осталась пустыня с немытыми окнами и запахом мочи.

- А у меня, дорогие мои, немного отваливается левая нога, театр – это то, что ей сейчас нужно! – сообщила Че.

Рокки заколола брошью в виде балеринки свою разорванную блузку и заклеила пластырем синяк под глазом Т. Ч.

- Я сто лет не был в театре! – радостно воскликнул профессор, - Помню, в детстве я тяжело заболел, отец посреди зимы принёс невиданное чудо – большущий ананас и два билета в театр, и сказал: «Завтра всего один день проездом выступает пианист-виртуоз Ливерпуз, который великолепно играет локтем, подбородком, нафабрённым усом и даже «сидением», как сказано в афишке! Тебе, академик, придётся выздороветь!» Да, да пришлось!

Швейцар покосился на помятые причёски, потрёпанные наряды и широкие улыбки друзей, таких счастливых улыбок он не видел даже у иностранцев.

Кро купил билеты и предложил наконец-то посмотреть афишу.

- О! – воскликнула Че, - Музыка Римского – Корсакова, слова Пушкина! Спектакль называется «Золотой бройлер»! Русская классика! Как нам повезло! Какое счастье! Билеты безумно дорогие, зая?!

- Всего один зелепан за все билеты! – радостно сообщил Кро.

- Места в какой-нибудь «собачьей яме», где ничего не слышно и не видно? – продолжала допрашивать Кролика Че.

- Места прямо напротив сцены, на возвышении! – ответил с улыбкой Кро.

- Слишком хорошо, чтобы быть правдой, - сказала со вздохом Че.

Друзья вошли в зал, блистающий золотом и хрусталём. Вокруг висели великолепные светильники, над головами горела ослепительная люстра. Стены украшали дорогие росписи и мозаики. Че, не веря своему глазу, уселась в просторное бархатное кресло. Ро и Кро принесли мороженое, удивляясь тому, что здесь разрешено есть в зале, хотя остальные зрители предпочитали пить ген из высоких бокалов.

- Какие сказочные представления мы давали в детстве! – сообщила Че, с самой очаровательной улыбкой, - Из старого кружевного тюля делали занавес, одевали мамины украшения и наряды, чаще всего ставили «Анюту», про глухую служанку – деревенщину! Смысл пьесы был в том, чтобы давать служанке задания, на которые сложено было бы придумать рифму, например:

Барыня: Анюта! Анюта!

Служанка: Что, барыня, я тута!

Барыня: Принеси мне ридикюль!

Служанка (кидает ей рогожный мешок): Вот Вам, барыня, редьки куль!

Друзья улыбались, Че была счастлива, как в детстве.

- Надеюсь, мы найдём здесь радостный отдых от наших неудач, - сказал весело профессор Войшило.

Занавес дрогнул, наступил волшебный миг, медленно погас свет, и раздались аплодисменты. Полилась знакомая с детства музыка. Че сидела с закрытыми глазами, из которых ручьями текли слёзы. Она слушала оперу на любимые с детства слова, но рядом очень нервно заёрзал профессор, и пришлось открыть глаза. На сцене шли разборки между двумя монополиями, торгующими напитками. Заморского цыплёнка, то есть золотого бройлера, изображал мальчик в жёлтой пушистой шубке из искусственного меха. Че в ужасе закрыла глаза и снова погрузилась в прекрасную русскую оперу. Пели не дурно, не убеждало только слабенькое писклявое по-детски «Ку-ка-реку».

- Меня сейчас вырвет! Мамочка, это же «Золотой петушок»! Два года назад я пела в Мариинке Шамаханскую царицу и не могу смотреть, как издеваются над спектаклем! – громко прошептала Ро.

- Может быть лучше уйти, после того, как перебьют последних менеджеров – конкурентов?! – спросил Кро.

- Что они сделали с прекрасной вещью? – с раздражением прошептал профессор, - Пародия на искусство!

Уставшие Мушка и Пышка, наевшись мороженого, сладко спали, прижавшись друг к другу.

- Эту вещь надо смотреть с закрытыми глазами, слушать, как постановку по радио, - посоветовала Че.

- Простите, дорогая, но у меня не получается, я с надеждой смотрю на сцену, не появится ли Царь в горностаевой мантии, Звездочёт в высоком колпаке или девица в восточном убранстве, не веря, что нас так чудовищно надули! – возмущался Войшило.

- Хорошо, будите Пыша и Мушку, через две минуты будет рефрен и уходим! – ответила Че.

Вся группа профессора Войшило в темноте под шиканье не довольных зрителей, увлечённых монопольной войной пробралась к выходу. И тут щупленький мальчик в циплячей шубке приготовился петь. Но пропела за него Тётка Черепаха, пропела на весь зал так, что зазвенел хрусталь, а зрители содрогнулись при мысли о землетрясении.

- Кука-реку! – от души во весь голос пропела Че, - Царствуй лёжа на боку!!

Друзья пустились бежать мимо охранников, выскочили из театра и помчались вдоль по пыльной улице, по красноватой потрескавшейся земле.

- Во что мы опять вляпались? – спросил на бегу Пыш.

- В авангард! – отвечал с ожесточением профессор, - Это когда сами ничего создать не могут, начинают эксплуатировать классику, приспосабливая её под свой убогий интеллект, таким образом, создавая не новую культуру, а пародию на культуру! Жалкую пародию!

- Но авангард как новое направление есть и в Волшебном Лесу, - сказал Пышка, отдышавшись.

- Да, создавайте своё новое направление в искусстве, но не уродуйте классику, не щадя чувств тех, кто её любит, - отвечал возбуждённо профессор, - или хотя бы крупными буквами предупреждайте: ««Золотой бройлер» - это изуродованный «Золотой петушок» - лакомство для извращенцев!»

- Не забывайте, друзья, что мы в чужой стране, - сказала назидательно Че, - и что мы ещё не утратили чувство юмора!

- А у рынка тоже интересное название: «Купите у Моцарта»! – воскликнула Мушка.

- Эксплуатируют известные бренды, страдая творческим бесплодием, прикрываясь, наверняка, знакомой ширмой: «А нам так нравится!» - сказал Войшило с раздражением.

- Не забывайте, дети мой, что не творческий человек – это серость, но серость – это человек, надо кому-то и улицы мести, - назидала Че.

- Серость здесь, явно, улицы не метёт, - заметил Кро, указывая на кучи мусора у входа на рынок.

- Не огорчайтесь, друг мой, сейчас мы купим для Вас сувенир на память об этой ужасной стране, - сказала профессору Че.

На рынке их встретили мутные слезящиеся глаза и липкие любопытные руки. Все говорили громко, как и в театре, переживая разные формы эйфории.

- Я сейчас потеряю сознание, давайте попьём хотя бы этой гадости! – предложила Рокки.

- Ни в коем случае! – запретил Войшило, - «Психотропный кисель» - такое же табу, как человеческое мясо!

- Как хочется пить, правда, Силы небесные! – воскликнула Мушка.

- Смотрите, друзья, - с восторгом зашепелявил Кро, - на двери торговой палатки гвоздём нацарапан полиндром: «Кулинар храни лук»! Здорово! Сейчас бы на конкурс полиндромов в нашем Волшебном Лесу!