Мы стали ждать.

      Через полчаса Сергей раскопал песок и достал со дна дымящийся свёрток. Снизу он был пропитан чем-то влажным, и с него капало.

      «Жирненького окунька ты поймал, - провозгласил Сергей, - снимай пробу  первым».

      Он развернул пальмовые листья, и нашему взору предстало золотистое тело окуня. Глядя на эту картину, у меня потекли слюнки, но я всеми силами постарался не выказать нетерпения.

       Рыба была приготовлена превосходно.  Я оторвал боковой плавник вместе с увесистым куском рёберного мяса и принялся уплетать за обе щеки.

      Сергей последовал моему примеру.

      «Так готовят рыбу местные аборигены, - сказал он, - вождь меня научил. Бери ещё», - предложил он мне, видя, что в моих руках остался только голый скелетик.

      «Спасибо, больше не хочу», - отрезал я.

      «А я ещё съем, - не обращая внимания на мой тон, сказал Сергей и продолжил трапезу, - рыбка удалась на славу».

      Я смотрел на него и непроизвольно глотал слюну.

      «Я вижу, ты мне хочешь что-то сказать, - обратился ко мне Сергей,  облизывая пальцы, - давай, я весь во внимании».

     «Ты знаешь, - начал я горячо, - почему я бросил пить и курить? Из-за своей слишком сильной привязанности к этому делу. В своё время, ещё учась в институте, я  как-то признался своему другу, что лучше на десять лет меньше проживу, чем брошу курить».

     «Причём тут это», - Сергей посмотрел на меня внимательно.

     «А при том…. Понимаешь, - я пожал плечами, - моя страстная натура падка не только на выпивку. Я ничего не могу делать просто так. И во время рыбалки со мной что-то случается. Поймаю одну и сразу завожусь, даже не завожусь, а вообще теряю контроль над собой…..

      Рыбу ты приготовил отлично, - продолжил я уже спокойнее, - спасибо тебе. Но я бы лучше её выпустил».

     «Тогда зачем же оставил»?

     «Не знаю, по душевной слабости. Но две другие я выпустил, - прибавил я, -  пусть плавают. Нам негоже лишать их жизни».

      «Ты всё  усложняешь, - Сергей вздохнул, - в нашем Мире так заведено.  Когда амёба съедает сине зелёную водоросль, она не просто убивает её, она перемещает её на более высокую ступень в иерархии бытия.  Жизнь водоросли в этом случае не пропадает зря, она служит развитию. И ты, когда поедаешь рыбу, помогаешь ей исполнить своё предназначение  - дать силу и энергию тебе. Остальная рыба, не съеденная, всё равно умрёт. Кстати, когда местные Маохи ловят её, то никогда не забирают улов целиком. Они вылавливают рыбы ровно столько, сколько им нужно на обед. Поэтому у них нет ни сетей, ни тралов, только старые дедовские ловушки. Ты же не задумываешься об этом, когда ешь консервы, а зря. От них и пользы никакой и убийства больше».

      «Я это всё понимаю, - вздохнул я, - но моя натура слишком чувствительна, она частенько противится логике бытия. Мне нельзя экспериментировать: ни с рыбалкой, ни с сигаретами, ни с выпивкой, ни с…».

      «Продолжай, что ты остановился», - Сергей улыбнулся, глядя на меня.

      «Экспериментировать с женщинами я люблю, - продолжил  я, - и с годами это почему-то не  проходит. Кажется, ты прав, не стоит делать глобальных выводов из пустяковых рассуждений и кому-то их навязывать. Надо предоставить каждому  вылавливать свои мысли у Вселенной тем способом, который подходит только ему».

      «Тогда оставим на сегодня философию, - предложил Сергей, - лучше мы ещё разик искупаемся, и будем укладываться спать. Завтра у нас важный день».

      Потом мы долго лежали с ним на песке и смотрели в небо.

      Когда стемнело, мы перебрались в шалаш. Сергей уснул сразу, а я ещё долго ворочался.  В шалаш залетело несколько комаров, и они противно жужжали у моего уха. Я давно подметил одну странную особенность, если в помещении ночует несколько человек и там есть комары, то они кусают только меня. Вероятно, я пахну не просто лошадью, а вкусной лошадью, из которой делают конскую колбасу. Но, слава Богу, это были не надымские комары, те бы меня просто сожрали. А эти - мелодично жужжали, и всё. Наконец, их звонкое жужжание стало расплываться в моих ушах, и я тоже незаметно уснул. Мне приснилась комариная туча.

       Когда-то, живя, на Крайнем Севере, я сравнивал комаров с людьми….

       Комары…. Их были мириады в Надымском  Приполярье. Лето,  длиной в полтора месяца  с не заходящим за горизонт солнцем, но всё же тёплое, иногда даже жаркое. Воздух прозрачен и свеж, и чуть душноват. От пересохших болот идёт терпкий запах. Чистая речка Хетта с красноватым оттенком из-за большого содержания железа. Крупная рыба плескается в ней, красивая и сильная. И комары. Их чёрные тучи клубятся над самой водой, издавая монотонный гул.  Они все одинаковы и живут только несколько дней. Есть ли смысл в жизни одного отдельно взятого комара?

      Нет… Масса комаров нужна, ей кормится рыба. Комары опыляют растения. Не все они кровожадны, добрая их половина (и в прямом и в переносном смысле) питается нектаром.  То, что комариная масса в целом нужна природе  - это факт. А один отдельно взятый комар?

      Нет, не нужен. Его жизнь бессмысленна, и сам он не уникален. Кусочек живого вещества одинаковый с другим кусочком  - вот и вся его суть. Он заменим,  пусть даже он очень разумен по своим комариным меркам, пусть даже хитёр и коварен….

      Люди…. Миллиарды людей на нашей планете…. Есть ли смысл в существовании одного отдельно взятого человека?

       Нет…. Пусть даже он разумен по своим человеческим меркам. Пусть даже богат, знаменит, или хитёр и коварен.  Пусть даже думает, что лично его жизнь имеет смысл…

       Не имеет…. Не нужен он, как единица природе… и всегда  заменим…

        Но всё же  я прилетел сюда и на что-то надеюсь….

       На следующий день чуть ниже по течению в небольшом заливчике  Сергей отыскал спрятанный плот. После недолгих сборов мы  погрузились на него и отправились в путь. Мы плыли вниз по течению к заливу Фаароа и любовались природой. Я продолжил рассказывать о себе, о том, как учился в школе, как первый раз влюбился и как работал с отцом на летних каникулах. Я был подручным каменщика, месил раствор и таскал кирпичи. Тогда же я и надорвал   себе спину.

      Сергей слушал меня и, время от времени, шевелил веслом. Он сидел на корме и управлял, а я был вперёд смотрящим. Всё походило на то, будто мы путешествуем не по Полинезии, а где-то в средней полосе России. И сейчас плывём не по Фаароа, а сплавляемся по Судости,  чуть ниже Почепа.

     Там, где течение замедлялось, росли кувшинки, жёлтые и белые, а над ними медленно кружились стрекозы. Я наклонился сорвать одну из них, и тут из воды неожиданно выпрыгнула большая рыба. Она  попыталась схватить стрекозу, но, к счастью, промахнулась. На солнце блеснул только её серебристый бок.