Вот горстка англичан, на их  лицах маска благородства и степенности. Они немногословны, тихо беседуют, никому не мешая, каждое их слово полно достоинства. Вот шумные французы, ещё не очень смуглые,  можно предположить, что они недавно с материка, они веселятся и болтают без умолку. Их речь мелодична с носовым прононсом, кажется, что все они немного простужены. Вот немцы, их здесь большинство, как и везде среди отдыхающих. Судя по их количеству это они выиграли  Вторую Мировую войну, да и Первую тоже. Повсюду слышны их отрывистые гортанные голоса. Хочется взять в руки «шмайсер» направить в их сторону и сделать так: «Тра-та-та-та-а-а».

         Но мешает рыжий мальчик лет десяти, вцепившийся ручонками в ограждение палубы и пристально смотрящий вдаль. Он напоминает мне меня самого сорокалетней давности, хотя он и немец. Моих соотечественников не видно, вероятно они лежат где-то в состоянии «всё включено». Пусть. Значит так надо, значит пока в этом для них смысл жизни. Но это не навсегда, придёт время, и всё поменяется, всё встанет на свои места.  Золотой телец уже не будет заслонять нам Солнце.

      Мальчик стал переминаться с ноги на ногу, потом убрал руку с ограждения и, сделав ладонь козырьком, приложил её ко лбу. Что-то увиделось ему там, вдали, незримое для нас взрослых. Не спеши вырастать, мой рыжий мальчик, некогда потом будет всматриваться вдаль, да и не за чем. Разглядеть бы что-нибудь под ногами, чтобы потом не спотыкаться на ровном месте по нескольку раз на дню. Вот и женский остров проплывает мимо, вблизи он не производит сексуального впечатления. Это обыкновенный каменистый холм, поросший зеленью, и без всяких признаков пола.

      «Что задумался, - Сергей тронул меня за плечо, - засмотрелся на мальчишку? Недавно сам был такой, и уже пятьдесят. Не понятно, куда всё ушло»?

       «Это всё философия, - ответил я, - иногда она  не помогает, а мешает жить. Как там, у Ларошфуко в «tet-a tet»: философия торжествует над горестями прошлого и будущего, но горести настоящего торжествуют над философией…. Давай лучше к откровениям. Я готов».

      «Тогда начнём с первого вопроса, - Сергей улыбнулся, - что ты думаешь о Мироздании»?

      «Оно меня устраивает,  и всегда устраивало, - ответил я, - но прежде чем рассуждать о нём, я бы хотел определиться с терминами, чтобы не получилась каша.

        Во-первых, договоримся, о чём мы будем рассуждать, то есть - что есть Мироздание.

        Во-вторых, кто это будет делать, или, если точнее, кто есть я.

        И, в-третьих – при помощи чего? Слов, логики, математического аппарата или ещё чего?

Чтобы не запутаться с самого начала, начну со второго вопроса, а именно, кто будет рассуждать?

         На первый взгляд ответ простой и очевидный – я сам, но всё не так просто, как кажется. Меня могут спросить, а с чего это ты взял, что твои органы чувств объективно отражают окружающий мир? Почему ты думаешь, что можешь адекватно его оценивать и делать верные умозаключения? Может быть всё окружающее – это чья-то выдумка, и тебя самого не существует?

       Может быть….

       Но всё же я есть, существую, и никогда в этом не сомневался.

       Если же это не так, если я эфемерен, то и все мои дальнейшие рассуждения, не стоят ломаного гроша.  Нечего тогда сотрясать воздух пустыми словами, - я развёл руками, - и марать бумагу, чем я на досуге занимаюсь. Если меня нет, тогда нет и окружающего мира, нет других людей, нет и задающего вопросы….

         Но что-то мне подсказывает, что всё это есть. И этот подсказчик – моя интуиция, на неё я и буду опираться.

         Прибавлю ещё, что мне бы хотелось придерживаться в рассуждениях принципа средневекового английского философа Оккама, а именно: не умножать сущности без надобности. Если что-то объясняется просто, то пусть так оно и будет. И я постараюсь не прибегать к красивостям и витиеватостям, как к подпоркам и костылям. Всё должно быть естественно. Истина симпатична сама по себе, ей не нужно дополнительного макияжа.

         Я также буду использовать логику, но очень аккуратно, чтобы не получилось, как в старом английском анекдоте про студента физика. Суть его вкратце такова: молодой повеса любил выпить, кто в молодости не любит, невелик грех, но в состоянии «подшофэ» Джон, так его звали, вёл себя неподобающим образом.

       Как-то раз, выпив виски с содовой, он стал приставать к девушкам. Какое безобразие в его юном возрасте.

       В ругой раз, приняв на грудь джин с содовой,  купался нагишом в фонтане.

     И, в третий, накачавшись ромом с содовой, нецензурно выражался в адрес своих преподавателей. Причём делал это публично.

       Судья, в прошлом тоже разбиравшийся в физике, подошёл к делу самым серьёзным образом и быстро вычислил вредный компонент, присутствовавший во всех трёх случаях. А именно – содовую. Её то он и запретил студенту Джону употреблять в дальнейших попойках. Я постараюсь в своих рассуждениях избегать таких опрометчивых выводов.

       Ну, с терминами, кажется, я определился, если что забыл, вспомню по ходу изложения, теперь вернёмся к Мирозданию. Как я уже сказал, оно меня устраивает, даже с теорией Большого Взрыва я согласен.

       Бумкнуло когда-то тринадцать с половиной миллиардов лет назад, и всё началось. Появилась материя, пространство, время. Они переплелись, смешались и, объединившись в одно целое, запустили механизм творения. Предопределено ли было и наше дальнейшее появление, или всё вышло случайно – гадать не буду. Но кажется мне, что всё было затеяно неспроста, и конечная цель у Мироздания существует. И не суть важно, само ли тогда рвануло, или кто-то подорвал. Как говаривал религиозный Исаак Ньютон, даже Господь Бог оказался нужен всего лишь для первоначального толчка,  а дальше Вселенная сама  позаботилась о своей дальнейшей судьбе. Для этого ей ничего не понадобилось, кроме простых и понятных законов. При их помощи она всё и совершает, творит и уничтожает, и не спрашивает ничьего разрешения.

      Есть несколько доказательств такому появлению нашей Вселенной, и одно из них – реликтовое излучение. Я принимаю  его полностью, тем более что высказал его и дал ему название мой любимый астрофизик Иосиф Шкловский, который и привил мне тягу к познанию.

      А вот дальше у меня начинаются вопросы. И первый из них по поводу  второго начала термодинамики. Из него следует, и с этим согласно большинство астрофизиков, что наша Вселенная скоро остынет. Ну, не совсем скоро, через несколько десятков миллиардов лет, но это произойдёт обязательно.  Все звёзды погаснут, новые не родятся - не из чего будет, а оставшиеся обгорелые куски разлетятся в разные стороны на триллионы световых лет. Этим всё закончится. Я даже не знаю, как это характеризовать, но согласись, картина получается невесёлой», - я развёл руками и посмотрел на Сергея. Рыжий мальчик стоял рядом с ним и внимательно слушал.

       «Интересный мальчик, - подумал я, - кого-то он мне напоминает»?