Подъем «конфуцианской» Восточной Азии — Японии, четырех «мини-драконов», материкового Китая, Вьетнама и, возможно, Северной Кореи — позволяет предположить, что несмотря на преобладание экономических и политических факторов, культурная традиция продолжает оказывать заметное воздействие на процесс модернизации. И хотя импульс модернизации исходит с Запада, ее восточноазиатская модель уже приобрела такие формы, которые настолько отличаются от западноевропейских и североамериканских, что составляют альтернативу западному модернизму. Сказанное, вместе с тем, не означает, что азиатские подходы к модернизации вытесняют западные. Логика, согласно которой азиатские ценности в большей степени, нежели ценности западного Просвещения, соответствуют специфике Азии и, следовательно, нуждам глобального сообщества XXI века, способна ввести в заблуждение. Главной задачей нашей эпохи является глобальный диалог цивилизаций, обеспечивающий мир во всем мире. А предчувствие «столкновения цивилизаций» делает такой диалог неизбежным.

Иначе говоря, центральный парадокс современной эпохи состоит в том, что готовность принять радикальную непохожесть другого является необходимым шагом к познанию себя. Если Запад отнесется к восточноазиатской модернизации с должным вниманием, ему удастся более трезво оценить сильные и слабые стороны собственной модели. Повышенная склонность современного Запада к саморефлексии позволит понять, насколько самые простые социальные связи, на которых строится жизненный опыт миллионов людей, полезен в оценке современности.

Такой поворот станет гигантским шагом в развитии подлинного диалога между Западом и всем остальным миром, без которого невозможно добиться доверия и взаимности в межцивилизационных отношениях. Ведь с точки зрения глобального сообщества дихотомия «Запад — не-Запад» представляется не только бессмысленной, но и вредной. Запад, стремясь к гегемонии, пытался подчинить мир силой; в ответ он был вынужден вобрать в себя чужую рабочую силу, капитал, таланты, религии. Пришло время для диалога цивилизаций — диалога, ведущегося в духе взаимной зависимости.

Действуя по заказу правительства Колумбии и лидеров частного сектора, консалтинговая компания «Монитор» занималась изучением ситуации и выработкой рекомендаций по поводу того, каким образом производители из этой латиноамериканской страны могут расширить экспорт своих кожаных изделий в США. Мы начали с Нью-Йорка, где разыскивали покупателей кожаных сумок со всего света, а затем опросили около двух тысяч людей, продающих сумки по всей территории США. Из совокупности полученных нами данных вытекал вполне однозначный вывод: цены на колумбийские сумки слишком высоки, а их качество весьма низко.

Мы отправились в Колумбию, чтобы спросить у производителей, что снижает качество вырабатываемых ими изделий и заставляет устанавливать непомерные цены. В ответ мы слышали: «No es nuestra culpa». Это не наша вина. По их словам, виноваты местные дубильщики, которые поставляют шкуры. Последние, конкурируя с аргентинцами, имеют право на 15-процентную протекционистскую пошлину, установленную правительством Колумбии. Она и делает цену шкур слишком высокой.

После этого мы поехали по сельским районам, встречаясь с самими дубильщиками. Владельцы предприятий, отравлявших все вокруг сильными химикатами, с удовольствием отвечали на наши вопросы. «Это не наша вина, — объясняли они. — Виноваты mataderos, забойщики скота. Они поставляют дубильщикам низкокачественное сырье, поскольку стремятся продать мясо подороже, а сил в это дело вложить поменьше. Порча шкур их практически не волнует».

Разумеется, пришлось навестить скотобойни. Там нас ждали ковбои, забойщики и управляющие, вооруженные секундомерами. Мы задавали те же самые вопросы, а в ответ слышали одно: это не их вина, во всем виноваты владельцы ранчо. «Понимаете, — говорили наши собеседники, — скотоводы клеймят своих коров, стараясь уберечь их от банд наркоторговцев, которые крадут скот». А многочисленные клейма портят шкуры.

В конце концов мы добрались и до ранчо, расположенных далеко от региональной столицы. Здесь наши изыскания заканчивались, поскольку больше опрашивать было некого. Скотоводы говорили с заметным местным акцентом. Они утверждали, что не имеют отношения к этим проблемам. «No es nuestra culpa, — рассуждали они. — Es la culpa de la vaca». Это не наша вина. Виноваты коровы. Коровы просто глупы, объясняли нам. Они трутся своими шкурами о колючую проволоку, почесываясь и избавляясь от жалящих насекомых.

Мы проделали долгий путь, калеча наши ноутбуки на ужасных сельских дорогах и обрекая обувь на контакт с едкими реактивами дубильщиков и проселочной грязью. В итоге мы выяснили, что колумбийские изготовители сумок не в состоянии бороться за привлекательный для них американский рынок, потому что их коровы бестолковы.

Есть много вариантов объяснения проблемы, с которой столкнулись наши колумбийские друзья. Можно вообразить, как истолковал бы «коровью вину» макроэкономист: протекционистский тариф надо снять, и «пусть рынок определяет новое равновесие». Негосударственные организации, вероятно, посвятили бы свои усилия усовершенствованию оград из колючей проволоки, а специалист по стратегическому планированию занялся бы более пристальным изучением потребительского рынка. Социолог бы заявил, что «уровень взаимного доверия» в обществе слишком низок. Наконец, антрополог сказал бы, что все дело в «различных стадиях экономического развития», и проблему следует предоставить естественному ходу вещей.

Разнообразие нашего колумбийского опыта проливает свет на различные трактовки препятствий, мешающих процветанию. Прежде всего, процветание с трудом поддается определению. Подобно тому, как одна и та же история с коровами предстает перед различными наблюдателями в абсолютно разном свете, мнения о том, что такое процветание и как его достичь, будут столь же неоднородны. В ходе дальнейшего повествования я собираюсь разложить феномен процветания на составляющие, объясняя при этом, почему процветание важно. Кроме того, я намерен предложить некоторые преобразования, позволяющие добиваться процветания.

Процветание — это способность индивидуума, группы или нации создавать жилища, продукты питания и другие материальные блага, позволяющие людям, согласно их собственным представлениям, вести обеспеченную жизнь.¹ Процветание помогает создать такую атмосферу сердечности и понимания, в которой люди ведут здоровую эмоциональную и духовную жизнь в соответствии с их предпочтениями, не стесняемые каждодневными заботами о хлебе насущном и прочих потребностях выживания.

Процветание можно интерпретировать как некий процесс и как определенное состояние. Многие экономисты понимают под процветанием непрерывный поток доходов: по их мнению, это возможность человека покупать товары и приобретать ценности, созданные другими людьми. Мы используем усложненное понимание дохода, поскольку намереваемся говорить о «покупательной способности».² Например, в Румынии доход на душу населения равен 1350 долларам США, но покупательная способность составляет почти 3500 долларов США, потому что стоимость многих товаров ниже, чем на мировом рынке.