– И какие же это причины?

– Отец тяжело болен, на грани жизни и смерти, он нуждается в лечении. Необходима помощь заграничных медицинских светил. – Губы Муры дрогнули от беспокойства и напряжения, она боялась, что собеседник не поверит придуманному объяснению.

– Так-так. – Ювелир задумчиво смотрел на юную клиентку с правдивыми синими глазами. – Дело понятное и богоугодное. Однако, барышня, я слишком беден для того, чтобы купить у вас эту жемчужину.

– Что? – не поверила своим ушам Мура. – Вы – бедны? Что же мне делать? К кому же мне обратиться?

– Могу дать один бескорыстный совет, – вздохнул Михневич, с сожалением закрывая крышку ларчика и передавая его посетительнице. – Продать эту жемчужину вы можете только частному лицу. На днях заходил ко мне один достойный человек, господин Крайнев, Серафим Серафимович. И не со шкатулочкой или с ларчиком, а с большим рыжим баулом. И приносил для консультации один якобы старинный фолиант – текст, вероятнее всего, поддельный. Называется «Посейдоновы анналы», какого-то Ивана Великого Готского. Господин Крайнев утверждает, что Публичную библиотеку этот текст не заинтересовал. А вот переплет у фолианта дорогой: пластинки слоновой кости с тонкой резьбой, инкрустацией и накладными чеканными уголками из серебра, такие же и застежки. В центре верхней крышки – всадник с цветком. На чеканке, по уголкам, четыре черные жемчужины. Вернее, три – одна утрачена. Готов я был купить у него серебро с жемчугами, да видно боялся продешевить господин Крайнев. Ушел, обещал подумать. Вот он-то и мог бы заинтересоваться вашей жемчужиной – для того чтобы восполнить утрату: стоимость его книги возрастет. Может, сбудет за границей. Тысячи две выручите, жемчужина редкая. Если желаете, дам адресок.

– Адресок? Да, желаю, – сказала настороженно Мура.

В голове ее не укладывалось услышанное. С одной стороны, ювелир ссылался на бедность и отказывался купить ее жемчужину. С другой стороны, недавно он готов был купить книжный переплет слоновой кости с тремя такими жемчужинами – и на это у него денег достало бы! Мура поняла, что господин Михневич по какой-то причине не хочет покупать у нее жемчужину.

– А ларчик, ларчик, не продадите ли? Хорошо заплачу, – предложил ей ювелир из-за своей стойки, где писал на листе бумаги адрес господина Крайнева.

– Я подумаю, господин Михневич, – важно кивнула головой Мура. – Если я решусь его продать, то только вам. В знак благодарности за консультацию и помощь.

Мура вышла из ювелирной мастерской, села в поджидавшую ее коляску и велела ехать по записанному на бумажке адресу. Две тысячи! Если их получить и добавить к тому, что есть у мамы и что предлагает доктор, – 10 тысяч и выйдет!

А господин Михневич тем временем удалился во внутренние покои своего дома. Он подошел к телефонному аппарату, снял трубку и назвал телефонистке знакомый ему номер.

– Господин следователь? – Михневич чуть согнулся в поясе и, широко улыбаясь, продолжил:

– Господин Вирхов? Вас беспокоит владелец ювелирной мастерской Рафаил Михневич. Да, я коротко. Вашу занятость понимаю и благоговею. Только что ко мне приходила барышня и предлагала купить черную жемчужину. Да, одну. Как ее зовут? Имени не знаю. А фамилия ее – Тугарина.

Карл Иванович Вирхов гневался: он сурово сводил белесые брови, его маленький рот превратился в тоненькую щелочку. В столице нагло действовал опасный преступник, прячась за именами приличных людей. Украденные у Татьяны Зонберг и мадемуазель Ляшко драгоценности провалились сквозь землю, ювелиры безмолвствовали. Грабитель должен был объявиться, должен был кому-то сбыть свою добычу! Не станет же носить сам браслеты и серьги!

Гнев у обычно спокойного Карла Ивановича вызвал телефонный звонок льстивого Михневича. Ювелир не узнал ни адреса девушки с жемчужиной, ни даже ее имени. Позвони Михневич раньше, и барышню можно было бы взять с поличным. Карл Иванович Вирхов дал указание своему помощнику съездить в мастерскую Михневича – следовало заполучить хотя бы словесный портрет самозванки, проследить ее дальнейшие действия.

Тугарина? У покойного Глеба Васильевича не было ни матери, ни сестры, ни тетки. Однофамилица? Маловероятно. Скорее всего, сообщница преступника, решившая последовать примеру своего дружка и присвоить себе чужое имя.

Вообще выстраивалась странная цепочка. Жемчужины из оклада Божьей матери: одна найдена в поезде, где напали на Татьяну Зонберг, другую принесли сегодня Михневичу. Не исключено, что народная молва права: железнодорожный убийца и ворсвятотатец – одно и то же лицо. Но возможно и другое: железнодорожный убийца перекупил жемчужину у церковного грабителя. Или жемчужина обронена Татьяной Зонберг? Но и сама девушка, л ее мать, уважаемая госпожа Зонберг, отрицали принадлежность жемчужины к их семейным драгоценностям. В любом случае. похоже, пропавшие из Успенского собора сокровища следовало искать в столице. Жертвы, привлекавшие убийцу своими драгоценностями, погибли или пострадали от удара левши. – И без заключения экспертов опытный Вирхов определял это по характерному наклону орудия убийства1 Неуловимый разбойник, словно издеваясь над полицией, оставлял свое оружие убийства на месте преступления. Стилеты, приобщенные к делам Зонберг и Тугарина, были похожи: клинки их напоминали укороченную фехтовальную рапиру, острие и рукоятку обвивала искусно гравированная тоненькая змейка, с вырывающимся изо рта жалом Она ползла от острого кончика стилета к навершию рукоятки, голова змеи была приподнята, из открытого рта высовывался раздвоенный язык: выполнив свое черное дело, она возвращалась к хозяину, безжалостно направившему орудие убийства в грудь очередной жертвы. Предполагаемый убийца Тугарина, скрывшийся под именем Шлегера, имел такую же татуировку: кинжал, обвитый змеей. Придумать вдовушка Карякина ее не могла: такую татуировку имели многие главари воровской «масти» Поднятая голова змеи означала только одно: «начал воровать, грабить».

Карл Иванович вспомнил изыскания заграничных теоретиков. В сообщениях на Конгрессе криминалистов звучало, что итальянский Психиатр Цезарь Ломброзо рассматривает татуировку как проявление атавизма и как признак нравственно дефектных людей. Карл Иванович, не разделяя учений Ломброзо, тоже склонялся к тому что все убийцы – нравственно дефектны. Даже без татуировок.

Телефонный звонок Михневича о некоей Тугариной, побывавшей у него в лавке, запутывал каргину еще сильнее В пособничестве убийству Глеба Тугарина следователь подозревал двух женщин – горничную Соню и жиличку того же дома Аделаиду Андреевну Карякину. Негласное наблюдение за ними не дало пока никаких особенно важных результатов. За прошедшие сутки глупая вдовушка не выползала из своей квартиры – проливала слезы над своей несчастной судьбой. Дважды к ней заглядывала Соня Впрочем, похоже, горничная не слишком горевала о смерти своего бывшего хозяина. Хотя она и посетила храм помолилась за упокой души убиенного, но быстро сумела подыскать себе другого хозяина – по донесениям агентов, уже сегодня утром являлась к более состоятельному, чем Тугарин, господину – поверенному в делах Серафиму Серафимовичу Крайневу.

Он с весны снял квартиру на Мытнинской и вел себя прилично, вид на жительство имел исправный – сообщил одному из агентов дворник. Горничных менял довольно часто – видно, не устраивали избалованного хозяина. Ни в чем предосудительном замечен не был – на квартире попоек и буйных сборищ не устраивал. Это, на взгляд дворника, ныне большая редкость в среде молодых людей. С подозрительными особами не водился.

Разочарованный следователь все-таки решил не снимать наружное наблюдение, и его агенты таскались теперь за горничной Соней по всему городу.

Распутать серию убийств Карл Иванович пытался и с другого конца. В результате допросов господ Апышко и Шлегера он пришел к выводу, что убийца, называвшийся их именами, должен был знать их обоих. Значит, где-то их пути пересекались. Вполне возможно, что именно в доме господина Стасова, единственный раз, где встретились и Апышко, и Шлегер, и Тугарин. Вариант был очень соблазнительным – он ограничивал круг подозреваемых. Самого хозяина, великого Стасова, и хорошо знакомого следователю – через доктора Коровкина! – профессора Муромцева Карл Иванович отмел сразу: кандидатуры неподходящие по всем статьям. Оставались еще трое – библиотекарь Кайдалов, ротмистр Золлоев и владелец антрепризы «Аполлон» Иллионский-Третий. Всех троих вызвали уже сегодня в следственный кабинет. И Карл Иванович с нетерпением ожидал их прихода; ему казалось, что вероятный преступник должен был каким-то образом изобличить себя – непроизвольно, неосознанно.