Словом, нужно было время, чтобы однажды крепостной Пахомов, собравшись с силами, закричал на всю губернию: «евто же все разбойники, держите их, бейте до смерти!» Не с того ли и начался молчаливый сговор мужиков? Сперва попросту секли своих господ, угощали мышьяком в моченой брусничке, поджигали их кладовые, лупили топорами, цепами, вилами, железной балдой в затылок, — еще недружно, в одиночку, а потом с рваными ноздрями и потухшим взором плелись в каторжную страну Сибирь. Когда забывались расправы, снова начинались массовые бунты, и губернатору П.П.Новосильцеву, как вихрь скакавшему из Рязани на очередное людское пожарище, вдоволь приходилось потрудиться над их усмирениями. Некрасов отметил в свое время эту самоотверженную работу в стихотворении «Бунт».
Вороха старых газет лежат на тесном столе в приделе бывшего собора. Веет скукой от этих сыроватых казенных полос, но в них заключена вся общественная жизнь Рязани. Мы пришли сюда в ноябре, так полистаем же и другие, давно минувшие рязанские ноябри.
Итак: 1866.
Объявление: — Удостоенное наградами красильное заведение Любонтьер (на Почтовой ул., д. Пучкова) имеет честь довести до сведения, что здесь производится крашение церковной одежды, штофной и парчевой; крашение бархатных камилавок в фиолетовый цвет, крашение и отделка страусовых перьев, блонд, кружев, тарлатану, стеганых одеял без распарыванья. — Хроника: — Из Зарайска. Польский мятеж, подавленный мудрым правлением нашего государя, вызвал пожертвование в г. Зарайске. Кроткие и умные меры, предпринятые для его подавления, — беспримерные в истории. В память этого вырванного из отечества зла в г. Зарайске при храме Благовещенья содействием церковного старосты И.И.Салтыкова выстроен придел во имя архистратига Михаила, в честь покойного начальника северо-западного края, гр. М.П.Муравьева. — В городе. — В час пополудни г. испр. д. Ряз. Губернатора ст. сов. Болдырев открыл губ. земское собрание речью, которая произвела как на господ гласных, так и на присутствовавших в зале собрания приятнейшее впечатление. Г. председатель собрания губернский предводитель А.Н.Рапкин и прочие гласные приветствовали Н.Е.Болдырева искренним пожатием руки и проводили его до дверей собрания.
Вот и все, главное в том ноябре.
1886:
Объявления: — Ведомость о ходе чумы рогатого скота. Перемены по службе. Распределение местностей для взимания питейного сбора. Подписка на газеты и журналы: Минута, Благовест, Радуга, Сын отечества. Новая книга! «Настоящее сокровище для несчастных жертв самоосквернения и разврата составляет книга д-ра Ретау «Самоосквернение» с 3 чертежами. Пусть ее читает всякий, который страдает ужасными последствиями сказанного порока. Она спасла множество лиц от верной гибели». — Содержание номера:— Поучение против воровства (эпиграф: «всякая кража, большая и малая, великий грех перед господом»). — Хроника: — Полотно из хмеля. Заражение сифилисом при бритье бороды. Лечение алкоголизма стрихнином. Смерть от угрызения совести. (Буквально: мужик украл сено, владельцы вышли из-за копны и стали усовещевать его; убитый совестью крестьянин настолько поражен был этим, что он закачался, упал на землю и умер.) Откушение носа. (Потерпевшему казаку присудили за поругание личности 15 р.) — Событие: Неизвестный зверь. (Хищный зверь загрыз двух девочек, крестьянина, свиней, пастухов и пр. Народ дал знать исправнику, который принял меры к его истреблению. Через 10 дней крестьяне 3 деревень убили его в лесу. Что за зверь, установить так и не удалось.)
1896:
— Подписка на газеты и журналы: Вестник Благотворительности, Мировые отголоски (лозунг — «духа не угашать, духом пламенеть»), велосипедная газета Циклист, Истина, Слепец, Кормчий, Странник. — Розыск хозяев к найденному жеребенку. О поимке массы дезертиров и бродяг; подробные описания примет и сравнения из хозяйственного быта. На четыре страницы отчет местного банка Сергия Живаго. Уведомление: при «Правительственном Вестнике» выходят ежемесячно книжки народного чтения «Бог-Помочь». Список лиц, имеющих право выбирать гласных по Рязани. (Весь список уместился на странице и еще осталось место для таксы на лесные порубки.) На станции забыты подержанный зонтик и две резиновых калоши, старых; в случае неявки, через три месяца оные вещи будут проданы с торгов. «Имею честь известить гг. жителей, что мною открыто гальвано-пластическое заведение в Безыменном переулке, соб. д., в котором спецально производятся посредством электрического тока, получаемого от динамомашины, лужение церковных предметов, риз, самоваров и паникадил». — Никаких событий, достойных предания гласности, в этом ноябре не произошло.
1906:
Объявления: — Для торговцев сигнализационный аппарат «Сирена», проездом один день из-заграницы. — Продаются 12 псовых борзых великого князя Николая Николаевича; собаки очень резвые и злобные — Сбежал козел с прямыми рогами. — Корсеты без костей, парижские, Любовь Самойловна Идельсон. — Xроника: — В здании Вольно-Пожарн. о-ва г. Тононов будет демонстрировать для членов команды синематограф. Должно иметь на себе — значки о-ва. — Суд и жизнь: — М.Н.Сергеев, домовладелец, обвиняется в том, что свалил на усадьбу Деревягиной по Средне-Солдатской ул. шесть возов нечистот. Наложен штраф в три рубля. — Архиерейская служба в день рождения вдовствующей императрицы Марии Федоровны, по окончании благодарственный молебен. — События: — Убийство полицмейстера Хорото. (Возвращался из театра домой с актрисой. В него стрелял из браунинга блондин, — повидимому — христианин, так как на нем имеется крест. Судя по огрубелости рук, он принадлежит к мастеровому или рабочему классу. В ту же ночь арестованы два гимназиста.) — Суд: — Отчет по делу Небогатова о сдаче русской эскадры при Цусиме. — Письмо в редакцию — «Милостивый государь, г. редактор, потрудитесь поместить в вашей уважаемой газете опровержение на заметку, помещенную в № 298, что в Николаевском саду были найдены 6 патронов от револьвера системы Браунинг. Нами действительно были потеряны, но не браунинга, а от Борхерта. Группа анархистов». Хроника: — Гл. Упр. по делам печати не разрешило постановки след. пьес: Голод, Мужики, Дурные Пастыри, К звездам. — В этом месяце поражает количество подкинутых младенцев.
Болото остается болотом и дыра дырой. Над Россией проходит кровавый дождь 1905 года; через двенадцать лет окончательно созреет урожай. В Рязани это начинается с телеграфной забастовки, грозно шумят хлебопеки и литейщики, и, следом, во весь рост встает рязанский мужик. Везут помещичий хлеб, жгут ненавистные именья, рубят леса. «Все равно подыхать: хоть в тюрьме, хоть на свободе!» Исправники молят губернатора о помощи, ее нет. Казаки уже отказываются: истрепались их сапоги, подбились кони. Недолгая заминка, и вот лихая карательная ватага, стражники и подъесаулы, мчится в Братовку. Расстрел в Секирине. Для подозреваемых — быстрая, на ходу, анкета: «крест есть?.. в бога веришь?.. царя почитаешь?» Всюду на железнодорожных станциях идет жаркая усмирительная работа; порют на снегу, порют и в дамской уборной! Уходят мятежные годы. Революция прячется. На опухшей, осовелой физиономии империи еще тлеет цусимская пощечина. Городовые в громадных валеных, с кожаными обсоюзками, сапогах притаптывают тлен боевых костров. Скушно. Великопостный благовест, свиваясь с апрельскими дымками из труб, струится над обугленной Россией. «Господи и владыко живота моего… дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любви даруй ми…» Терпения! Деловито трудятся царские суды. Какими людьми заселяются нежилые окраины!.. Кое-где равнинный, черно-белый пейзаж непривычно разнообразится несложной графикой виселиц. Но уже на исходе ночь, и молоденькие околоточные, затянутые, в ремешках, не властны угасить полоску рассвета над горизонтом. Проходит тучная, звероватая пора. Самые видные люди в Рязани — купцы. Все они ходят в попечителях, состоят в разных думах и управах. Но это уже не Рюмины, даже и не Мальшины. Это плотные, жилистые торговые организмы в поддевках и сюртуках, с лицами, похожими на потертые замшевые кошельки. Их вереница, представленная почти в инфузорном разнообразии, течет перед нами как бы в ядовитом дымке у Аэндорской волшебницы. Миллионеры Шульгины (не те, даже не те!); городской голова Антонов, в особенности лишенный всякого горя от ума; Ижевский, присяжный поверенный и ростовщик; их торопит и расталкивает подрядчик Селиванов, бывший землекоп и церковный староста, ухитрившийся залезть в карман даже к святым Борису и Глебу; дьякон Баландин грядет, покачиваясь, приятный мужчина со множеством волос, предмет спора здешних монастырских дам; семенит гостиничный владелец скряга Ланин, неутомимый холостяк… Дальше следуют толстые: супруги Шимарины едут в двух отдельных прогнувшихся пролетках, запряженных битюгами, — владельцы гастрономического магазина; плывут Приданцевы; игрушечница Рюмина, такая полная, что уже не может видеть себя, приветливо открывает свою лавку; мадам Балакирева, владелица публичного дома, лукаво щурится на нас из общего потока… Движется Игнат Масленников, красивый и бородатый (лесопилка и болтовой завод), специалист по выдаче замуж своих «племянниц»[9]; шагает мимо тот ростовщик с Садовой улицы (д. Ушаковой), что за особые мужские услуги снабжал местную молодежь деньгами, пока не прострелил его молодой офицерик Кудрявцев; и, наконец, незабвенный соперник Масленникова, пароходчик Салтыков, оригинал-любитель, скупавший среди мещан девические невинности по сотне рублей за экземпляр… Впрочем, хватит. Закройте ваш вонючий кофейник, волшебница!
