Потолок. Иконостас двадцатого века. И не только двадцатого, но и девятнадцатого, восемнадцатого... Повторенный миллионы раз во всех точках планеты, молот удушающего пресса, замершего над головой. Господи! Зачем все это? Бесконечный вопрос кубической формы. Небесная глубь и свод каземата - в чем отличие? Да и есть ли оно? Прямодушие бетонной материи и недостижимая вязь облаков. Какая, в сущности, разница?..

Нечто решительное и злое внутри Генри величаво прошло вперед и, раздвинув плечом жалобно бормочущих просителей, вонзило в грунт мертвую точку. Приемный час был закончен, на скуку и лень объявлялся запрет. Вновь включилось осязание и слух. Голос Барнера, пойманный с полуфразы, начал записываться на истертую ленту бытия...

- ...Брезент, господа! Всюду вульгарный брезент! Я не вижу ничего. Вероятно, палуба перед нашими иллюминаторами - лучшее место для просушки морского инвентаря. Но скорее всего, мы в Лоди. Судно уже час стоит неподвижно. Чувствуете? Даже не качает.

- Док, - угрюмо пробурчал Кид.

- Наконец-то! Первое теплое слово! А я уже решил, что вы дали обет молчания. Генри - тот, похоже, точно. Только полюбуйся на него! Полная отрешенность!

- Тебе-то что?

- Да нет, ничего. Только ведь скучно! В иллюминатор ни черта не разглядишь, да еще вы словно воды в рот набрали.

Хрипло прокашлявшись, Генри поднял голову. Опоясанный гипсовым каркасом, Кид лежал на койке. Журналист сидел за столом, уныло подперев подбородок рукой.

- Мы уже давно в Лоди? - спросил Генри.

- В Лоди? Если бы я знал!.. Я даже не уверен, что это действительно Лоди.

- Во всяком случае это порт, - определил Кид. - Подобный гул и лязг ни с чем не спутаешь.

- Тебе лучше знать...

- Нам надо выбраться отсюда, - Генри сел.

Кид внимательно взглянул на него.

- Ты тоже чувствуешь?

- Удушье... - Генри расстегнул ворот. - Так было и тогда, на палубе, когда вылавливали рыбу.

- Значит, ОНИ здесь, поблизости, - Барнер снова покосился в сторону иллюминатора и вполголоса ругнулся. - Выбраться бы, но как?

Зажмурившись, Генри пробормотал:

- Это действительно похоже на док. Воды очень мало, кругом бетон и железо... Черт! Как же здесь душно!

- Душно? - журналист приподнял левую бровь. - А ты, Кид, что на это скажешь?

- Только то, что он прав. Кругом в самом деле бетон. ОНИ задыхаются.

Барнер невесело усмехнулся.

- Давайте, кудесники, давайте! Поражайте и дальше старика Джека. Тем более, что после всего случившегося он поверит во что угодно.

- Мы должны что-нибудь предпринять.

- Что? Мы ведь уже пытались один раз.

- Если так будет продолжаться и дальше, ОНИ задохнутся.

- По крайней мере те, что находятся в доке. Основной косяк пока на свободе. Где-то там, - Кид неопределенно махнул рукой.

Держась за стену, Генри поднялся.

- Мы заперты, - напомнил ему Барнер. Генри будто и не слышал его. Медленно обернулся к Киду.

- Что там происходит? Зачем они это делают?

Кид не ответил.

- Торес сказал, что хочет спровоцировать косяк, - Генри в раздумье прошелся по каюте. Вернувшись к кушетке, снова присел. - Таким образом он развяжет себе руки. Реверанс общественному мнению.

- А мне-то казалось, что на общественное мнение ему плевать.

- Зачастую общественное мнение зависит от таких, как он. Что стоит военной цензуре взять в оборот издательства?

- Это слишком фантастично! Им не справиться с газетами.

- Ты уверен в этом?

- Тише! - Генри поднял руку. - Слышите?

Они прислушались.

- Катер, - предположил Барнер. - И где-то рядом кран.

- Нет, не то...

- Я... - начал было Кид и умолк. Судорожным движением Генри стиснул виски. Некоторое время все трое молчали.

- ОНИ пытаются обращаться к вам? - осторожно спросил Барнер. - Или это что-то другое?

- Не знаю, - Генри ладонями растер глаза. - Это странно... Трудно объяснить.

- Понимаю, - Барнер покачал головой. - В свое время я пробовал изучать китайский.

- Это совсем другое, - Генри поднял голову. - Нам никогда не понять ИХ. И дело не в сложности языка, дело в том, что это не наш язык - не английский, не китайский и не русский. Языки человечества предназначены только для людей. И то же самое можно сказать о всяком ином разуме.

- Но есть же и какие-то общие истины! Некие категории, претендующие на универсальность!

- Диады и монады, - усмехнулся Генри.

- Причем тут это?

- А притом, что язык человека условен. Набор косвенных понятий, не имеющий ни одного четкого определения, ни одной абсолютной истины.

- То есть?

- А что здесь неясного? Мы учим язык с самого рождения, запоминая условность за условностью. Нас не интересует ни этимология, ни первозданное значение слова. Мир обозначен удобными звукосочетания, и большего нам не надо. Понять чужую нацию возможно лишь потому, что она вовсе не чужая. В сущности это тот же словарь и те же глаголы. Наше миропонимание не меняется ни на йоту. Тем не менее, и там не все просто, а здесь... Здесь все другое. Движение, условия жизни, цели. Даже самые твердые наши монады - солнце, холод, разумная деятельность - могут превратиться в бессмысленную абстракцию. Если им неведом страх, значит неясны и угрозы. А если им не нужен партнер, то бесполезно предлагать и дружбу. Это не язык и не шифр. Это мировоззрение, которого мы лишены.

- Значит все попытки Тореса установить контакт - заранее были обречены на провал?

- Видимо, да. Тем более, что обращены они были вовсе не к косяку. Торес таким образом попросту подстраховывался. На всякий случай. От гнева того самого общественного мнения. Дескать, сделал все, что мог.

- Но разве не произошло деления косяка? Возможно, это и был ответ на все его запросы.

- И что с того? Никто ведь не расшифровал этот ответ. Так что будьте покойны, мистер Барнер! Мы их спросили, они нам ответили, и, ничего не поняв, мы хладнокровно взялись за выполнение задуманного. Уверен, что еще там, на материке, Торес знал, чем завершится экспедиция.

- В таком случае он редкостный негодяй. В конце концов он мог бы попытаться использовать косяк в военных целях. Ты помнишь, Генри, что тебе толковал Дэмпси? Секретное биологическое оружие! Почему бы нет? Это вполне в их духе.

- Не совсем, - Генри покачал головой. - Оружие оружию рознь. Одно дело - какие-нибудь микробы или опытный образец ракеты, и совсем другое косяк. Ни Торес, ни его коллеги не готовы к подобному явлению. Иной разум - это нечто новое, что требует специфического подхода. Но сколько времени займет подобный подход? Год, два, столетие? А если ничего вообще не выйдет? Или выйдет, но не у нас, а у кого-то из соседей? Не проще ли поступить жестко и решительно?

Взглянув на Генри, Кид стиснул зубы. Они поняли друг друга без слов. Услышал их мысленный диалог и Барнер.

- Но мы же совершенно бессильны! Это не тот противник, на которого можно подать в суд. Это военная машина! Люди, облеченные властью и попирающие законы!..

- Мы не собираемся воевать, есть и другие пути... - Кид не договорил. Щелкнул замок, и дверь распахнулась. В проеме стояли Ребель с охранником.

- Ба! Какие люди! - Джек Барнер, засуетившись, подбежал к двери. Милости просим, сеньоры! Такая радость, просто глазам не верю!

Ребель недоуменно покосился на Барнера. До него еще не дошло, что над ним издеваются.

- Эй, Кид! Улыбнись же гостям! И ты, Генри! Не обращайте на них внимания, мистер Ребель. Издержки дурного воспитания, - журналист оживленно потирал руки. - Признайтесь, мистер Ребель, это ведь вы подслушивали нас в ту ночь?.. О! Мсье Торесу повезло. У него преданный помощник. Не будь вас, кто знает, что бы сейчас творилось на флагмане. Мы ведь замышляли бунт, вы знаете? Впрочем, конечно, знаете. Вы прятались у двери и прижимали ухо к замочной скважине. Я узнал ваше пыхтение и старался говорить погромче. Вам было хорошо слышно?..