выражением.
- Знаешь, - сказал он, - иногда ты говоришь точно как твоя мама.
Это был самый лучшая вещь, которую он мог ей сказать. И самая худшая. Когда шок
немного поутих, все, что Нита смогла выдавить в ответ, было:
- Тебе лучше попробовать немного поспать.
Сначала ее отец бросил на нее взгляд, говорящий "Ты, должно быть, шутишь", но потом
он кивнул:
- Ты права.
Он поднялся, обняв ее.
- Спокойной ночи, дорогая. Разбуди меня в восемь.
Он ушел в заднюю спальню и закрыл за собой дверь.
Нита тоже отправилась в кровать, но ничего хорошего из этого не вышло. Она несколько
часов лежала без сна, прокручивая в голове множество вещей, случившихся за последнюю
неделю, особенно разговоры с ее матерью, пытаясь понять, когда все пошло наперекосяк,
что могло бы быть по-другому, могла ли она предсказать случившееся сегодня, смогла бы
как-нибудь это предотвратить. Это было мучительно, но она не могла прекратить
заниматься этим, и в любом случае эти мысли были лучше других, которые ее ожидали.
Прошлое так или иначе нельзя изменить. Единственной альтернативой было будущее, в
котором могло случиться что угодно еще более ужасное.
Звук поворачиваемой ручки двери заставил Ниту подпрыгнуть, холодея от ужаса. То, о
чем она подумала секунду спустя, презирая и злясь на себя, одновременно пытаясь
перевести дыхание и успокоить бешено бьющееся сердце, заставило ее тело содрогнуться.
Но она знала, что могло ее напугать до такого состояния. Телефонный звонок посреди
ночи или отец, пришедший, чтобы сказать ей... сказать ей...
Нита сглотнула и попыталась восстановить контроль над собой. В темноте она
услышала, как кто-то сделал несколько шагов к ней.
- Ниточка, - прошептал тихий голос. Затем скрипнули пружины кровати.
Дайрин прокралась к кровати Ниты, обняла ее, спрятав лицо у нее на груди, и
разрыдалась.
Ните внезапно вспомнился эпизод, произошедший много лет назад: маленькая Дайрин,
возможно, пяти лет от роду, бежит по тротуару возле дома, неожиданно спотыкается и
падает. Дайрин было приподнимается на руках, затем внезапно после долгой паузы
начинает плакать... потом слышит смех детей с соседней улицы. Дети смеются над ней.
Нита была поражена при виде того, как изменилось лицо Дайрин, сморщилось, пока она
пыталась решить, что предпринять, затем сложилось в угрюмую и яростную гримасу
решимости, углы рта опустились, а брови нахмурились. Дайрин поднялась и сказала
только одно слово "Нет." Колени кровоточили, она вытерла лицо и медленно пошла
обратно к дому, ссутулившись, плечи опущены, все ее тело было как маленький
решительно сжатый кулачок.
Я думаю, что ни разу не видела ее плачущей с тех пор, подумала Нита. И, поскольку
Дайрин отлично справлялась в течение такого долгого времени, пожалуй, слишком
долгого времени, для выражения своих эмоций ей приходилось преодолевать своего рода
барьер. Но сейчас оболочка треснула, и кто только мог бы догадаться, сколько боли и
страха скрывалось под ней...
Но сейчас Нита знала, что ничего не могла сделать кроме как позволить сестре
выплакаться на своем плече. Это несправедливо, думала Нита, ощущая, как намокает
пижама, и прижимая Дайрин к себе. Кому я могла бы выплакаться... Кто мог бы быть
сильным для меня...
Если какая-нибудь Сила и слышала ее, она не ответила.
Глава 8
Утро воскресенья
Незадолго до рассвета Нита проснулась и села на кровати, уставившись на бледно-
голубой свет за окном. Не было никакого четкого перехода от сна к бодрствованию,
только некое тревожное осознание, что что-то не так, что все не так. Она понятия не
имела, сколько ей удалось проспать после того, как Дайрин, тихая и опустошенная, молча
выскользнула из комнаты.
Опустошенная. Это слово отлично подходило и для Ниты. Но немного энергии
вернулось обратно после того, как изначальный шок поутих. Нита посмотрела на
Учебник, слова, написанные в котором, стояли прямо перед ее глазами: Я буду бороться
за то, чтобы сохранялась и развивалась Жизнь. Я не стану изменять по своей воле
предметы и живые существа, пока они растут и развиваются. Я не буду изменять
систему, частью которой они являются, если им не грозит гибель.
Она сглотнула.
Я волшебница. И если моей маме не "грозит гибель" прямо сейчас, то я не знаю, когда
еще. Должен быть еще какой-то способ бороться с этим помимо того, что они делают
в больнице. И я собираюсь найти его.
Она поднялась, оделась, сгребла Учебник и повалилась с ним на кровать. Обложка
издала жужжание. Нита уселась спиной к стене в изголовье кровати и открыла книгу,
чтобы прочитать ожидающее ее сообщение, затем посмотрела в окно на мрачно
освещенные предрассветные облака.
Я свяжусь с ним позже. Нет смысла будить его сейчас и расстраивать. Я и так уже
напортачила в отношениях с ним в последнее время.
Она пролистала Учебник до раздела, посвященного лечению и связанным с этим
заклинаниям. Эта часть была намного больше этим утром, чем когда-либо ранее. Нита
начала чтение, запоминая и заучивая всю доступную информацию с наибольшей
интенсивностью с тех пор, как она нашла эту книгу и поняла, что это значит. У нее
осталась только пара часов до того времени, когда папа просил разбудить его.
Она использовала это время на полную, прервавшись только один раз, чтобы сходить в
уборную, и то взяла книгу с собой. Надо сказать, эта тема давалась ей с трудом. Было
слишком много разной информации. Она заставила Учебник прекратить показывать все,
что было связано с травмами, хроническими заболеваниями и недугами... и таким образом
сужала и сужала фокус, одновременно с этим часть, содержащая полезную инфомацию,
становилась все меньше. Под конец между обложками не осталось практически ничего, за
исключением материала о новообразованиях и связанных с ними повреждениях, и она
находила все больше, когда сосредотачивалась на определенного рода изменениях. Одним
из самых часто встречаемых слов на Речи, на которые Нита наталкивалась, и одним из тех,
которые она не хотела бы видеть, было " неизлечимо". Здесь было много рассуждений и
теорий возникновения, но практически не было заклинаний. Нита все более и более
нервничала, читая это, но не могла остановиться. Должен быть выход. Всегда есть выход,
если приложить усилия и докопаться до сути дела.
В ее комнате стало светло, но она не заметила этого. Птицы начали утреннюю песню
ранней осени, но Нита их не слышала. Она читала и читала... и внезапно зазвонил ее
будильник, поставленный на полдевятого.
Нита выбралась из кровати, отключила шумелку и пошла посмотреть, не проснулся ли
еще ее папа. Остановившись за дверью, она навострила уши, но в доме не было слышно
ни звука.
Она тихонько постучала.
Ни звука.
- Папа...
По-прежнему тихо. Нита приоткрыла дверь и просочилась внутрь.
Ее отец спал на стуле для чтения в углу между окнами спальни. Он сидел, свесившись,
рот его был слегка приоткрыт, издаваемый им легкий храп до странности напоминал храп
Понча, когда тот спал на спине кверху лапами и похрапывал; обычно это вызывало у нее
улыбку. Но улыбаться сейчас казалось по меньшей мере предательством.
Она бросила взгляд на кровать, которая не была примята, и и спустила долгий вздох,
затем подошла к своему папе и присела на корточки рядом со стулом.
- Папочка, - сказала она.
