Николай Павлович открыл ключом дверь, на которой висела табличка «Ординаторская». По периметру комнаты стояло четыре письменных стола.

– Здесь работали три врача и заведующий отделением Анатолий Иванович Фильчаков. Располагайтесь вот за этим столом. В его ящиках лежат истории болезни тех, кто остался на седьмом отделении. Ознакомьтесь с ними.

Софья присела за стол, выдвинула ящик, достала из него истории болезни и стала листать одну из них. Она была заполнена. в 1984 году и первичный осмотр был подписан врачом Фильчаковым.

– Николай Павлович, на истории болезни стоит штамп «Отдельная закрытая психиатрическая больница № 17 “Д”». Что это значит?

– Это старое название. Не обращайте на него внимания.

Короткий звонок в дверь разбудил Софью. Николай Павлович спал. Второй, более настойчивый звонок разбудил и его.

– Коля, звонят, иди открой дверь.

Николай Павлович поднялся, набросил на себя махровый халат и пошел в прихожую. Послышалось клацанье открываемого замка и восклицание:

– Вы?!

– Не ожидал? Чего в дверях меня держишь?

– Да-да, проходите.

– Вот приехал к тебе, Николай, без предупреждения, потому что мои телефоны прослушиваются – и домашний, и рабочие. Гребаные правозащитники натравили на мой институт следователя прокуратуры из младодемократов. Этот молокосос роется в наших архивах, как у себя дома, ищет истории болезни «узников совести», звездочки на погоны зарабатывает. Меня, конечно же, свои люди заранее о нем предупредили, но мы не успели привести в порядок истории болезней пациентов группы «Д». За последние годы многие врачи уже поувольнялись из моего института, а кое-кто из тех, кто остался, был бы рад подставить меня и закопать поглубже. А так как твоя больница – лечебная база моего института, то и в твоих архивах не сегодня-завтра тоже начнут рыться. Надо к этому подготовиться. Я приехал один, потому что никому из своих сотрудников уже не доверяю. А вот тебе я доверяю, несмотря на твои выкрутасы с бабами и фондом заработной платы, – голос замолчал. – А что это за женская одежда висит у тебя на вешалке? Ты не один?

– Да так… Мы тут с врачом-интерном допоздна обсуждали тактику лечения больных шизофренией. Не мог же я на ночь глядя выпроводить ее из дому. Вот она и осталась у меня ночевать. Может же ученик переночевать в доме своего учителя! По-моему, это вполне естественно. Помню, у вас я тоже не раз оставался на ночлег, чтобы через всю Москву не добираться до общаги.

– Понимаю, понимаю, Коленька. Седина в голову, а бес – в ребро. Эх, Коля, Коля, и когда ты, наконец остепенишься? Ну ладно, другим ты уже не станешь. Нам с тобой надо плотно поговорить, так что отпусти свою ученицу на денек домой.

– Давайте, Владимир Андреевич, для начала позавтракаем, попьем чаю, а потом Софья Николаевна пойдет в больницу на дежурство. Она сегодня дежурит.

– Ты доверяешь интернам самостоятельное дежурство по больнице?

– Нет, что вы! Ответственный дежурный сегодня – доктор Фильчаков, а она будет ему помогать и набираться опыта.

– Вот это правильно! Кстати, хорошего чайку я бы с удовольствием выпил. Кофе я не пью из-за давления, а вот крепкий чай меня бодрит.

Николай Павлович пошел в спальню. Софья сделала вид, что спит.

– Сонечка, поднимайся. Ко мне гость из Москвы приехал. Мой учитель. Познакомишься со знаменитым ученым.

– Я бы еще поспала. Ты же мне всю ночь спать не давал, – Софья капризно надула губки, что делало ее неотразимой.

– Вставай, Соня, не будь соней.

Софья нехотя поднялась с постели и потянулась за халатом. Николай Павлович залюбовался ее фигурой и обнял.

– Хоть в ванную ты меня отпустишь?

– Придется отпустить. А я пока чаю заварю и яичницу пожарю.

После ванной Софья переоделась и вышла на кухню. Стол уже был накрыт Николаем Павловичем, привыкшим к холостяцкой жизни.

За столом сидел человек со знакомым лицом. Софья вспомнила, что видела его портрет в учебнике психиатрии наряду с портретами великих психиатров. Это был Владимир Андреевич Нежков.

– Знакомьтесь, Владимир Андреевич, это врач-интерн Софья Николаевна Валко. А это академик Владимир Андреевич Нежков, директор Института психоневрологии, лауреат Государственной премии…

– Не пугай девушку моими регалиями. Я просто Владимир Андреевич. Какие красавицы у тебя работают, Николай! Позавидуешь! Даже у нас в Москве таких нет.

– А я вас сразу узнала по портрету в учебнике психиатрии.

– Надеюсь, через какое-то время вас тоже будут узнавать по портретам в учебниках. Нам, старикам, нужна достойная замена, – Владимир Андреевич улыбнулся. Впалые щеки, тонкие губы и обтянутые дубленой кожей скулы делали его улыбку похожей на оскал черепа. Это впечатление усилили очки без дужек, напоминающие провалы глазниц.

– Софья Николаевна, присаживайтесь, пожалуйста, за стол, будем завтракать, – сказал Николай Павлович.

– Чем сегодня интересуются молодые психиатры? – спросил Нежков, с интересом глядя на Софью.

– Я, например, с пятого курса увлекаюсь гештальт-терапией.

– Это разновидность психоанализа? К сожалению, сейчас я так занят работой над пятитомным руководством по психиатрии, что ни на что другое времени уже не остается. Просветите уж меня, профана, в этой самой гештальт-терапии.

– К девяти часам мне надо быть на дежурстве, так что вряд ли я успею вам хоть что-то о ней рассказать.

– Недостаток времени приучает нас к краткости изложения. Вот и попробуйте мне рассказать о гештальт-терапии минут за десять. Краткость – сестра таланта.

– Попробую. Гештальт – по-немецки – образ, фигура, форма. Гештальт – это целостный образ какой-либо ситуации. Базовые понятия гештальт-терапии – контакт и граница. Контакт – это взаимодействие наших потребностей с возможностями окружающего пространства. В окружающей среде мы находим пищу, воду, общение и все остальное, включая неприятности. Место, где мы встречаемся с окружающей средой и где происходит гештальт, называется границей контакта. Жизнь – это цепочка гештальтов. Хороших и плохих, тяжелых и легких, веселых и грустных, ожидаемых и случайных, желательных и нежелательных, завершенных и незавершенных. Все они накладывают отпечатки на нашу психику и либо укрепляют ее, либо разрушают, либо придают уверенности в себе, либо делают нас робкими, пугливыми и неуверенными. Вот сейчас мы завтракаем – это гештальт. Наш разговор с вами – это тоже гештальт. Цикл каждого гештальта состоит из потребности в чем-либо, поиска возможности удовлетворения этой потребности, ее удовлетворения и выхода из контакта. Например, мы хотим съесть яблоко. Мы ищем его глазами на столе, не обращая внимания на другие предметы, находим его, берем и едим. Съев яблоко, мы больше о нем не думаем. Нас начинает интересовать что-то другое. Мы начинаем искать и замечать то, что нас заинтересовало. Каждый гештальт должен быть завершен. Накопление незавершенных гештальтов формирует неврозы. Среди методик гештальт-терапии самые популярные – это работа с пустым стулом, с метафорами, со сновидениями, проигрывание ролей и ситуаций, арт-терапия. Арт-терапии я, например, придаю наибольшее значение в стабилизации психики человека, потому что она…

– На этот раз достаточно. Вы умеете кратко излагать свои мысли. Расскажите-ка мне лучше о работе с пустым стулом.

– Человек смотрит на пустой стул и представляет на нем, скажем, своего начальника, который утром отругал его за плохо сделанную работу. Но человек побоялся ответить начальнику в том же духе и гештальт остался незавершенным. И он отвечает воображаемому начальнику так, как хотел бы, и тем самым завершает гештальт.

– И как же он отвечает своему начальнику?

– Например, называет его козлом, дураком, сволочью, гадом и, не выбирая выражений, посылает в разные места. Так человек разгружает свою отягощенную психику.

Владимир Андреевич раскрыл щелеобразный рот, напоминающий капкан, показал редкие зубы и долго смеялся. Потом он достал из кармана брюк клетчатый носовой платок и промокнул им выступившие слезы.