Малахов начал расталкивать ногами и руками немецкие трупы, пока не увидел, что у Малютина разворочена вся грудь и он тоже мертв, как и те, кого он подорвал вместе с собой последней гранатой.
— Жив лейтенант! — сказал он умирающему старшине Безухову. — Без памяти, контузило, конечно, но до свадьбы заживет... И мы с тобой, Семеныч, на ней еще погуляем... Ты, слышь, потерпи, вон санитары с носилками, и майор наш сюда на одной ноге, кто докладывать будет, не я же?
Катя остановилась и оглянулась, когда услышала сзади вскрик Аси и увидела, как уносили тело мертвого подполковника Нефедова, погибшего с автоматом в руках, который с трудом вытащили из его окоченевших рук. Потом увидела, как Ася растолкала всех и кинулась на тело погибшего подполковника, так что покачнулись носилки, на которых его несли, а санитары едва ее удержали.
— Лейтенанта Малютина не видели? — уже плача, по-прежнему спрашивала Катя всех встречных, и от нее все чаще отворачивались, предпочитая ничего не отвечать.
Малахов с трудом поддерживал, обнимая, уже мертвого Безухова и показывал на танки, ползущие на запад:
— Гляди, бугор!.. Швабы когти рвут! А, с-сучий потрох! Вот так вам, козлы позорные!
И резко сделал характерный мужской жест, не требующий объяснения или перевода.
Эпилог
Малахов приехал в Москву рано утром и прямо с Ярославского вокзала позвонил Иноземцеву. К телефону подошел мальчик и сказал, что дедушки и бабушки сейчас нет дома, будут только вечером.
Деваться было некуда, и Малахов поехал в центр, посмотрел Красную площадь, походил по магазинам, купил подарки жене и внучке, после этого, когда начало темнеть, приехал на Дорогомиловскую и подошел к дому, где жил с семьей генерал-полковник в отставке Сергей Иноземцев со своей семьей. Он снова позвонил из уличного телефона-автомата, из которого только что звонили какие-то молодые люди, одетые в черные куртки. Они вежливо посторонились, пропустив его в кабинку автомата, и отошли в сторону. И стали тихо о чем-то переговариваться, поглядывая в сторону Малахова. Похоже, их номер был занят.
Он набрал номер домашнего телефона Иноземцева, и тот же мальчик опять ответил со вздохом, что дедушки и бабушки еще нет дома.
— Что вы все время звоните и звоните, — сказал он сердито. — Дедушка не разрешил нам открывать дверь незнакомым людям... А ваша фамилия какая?
— Малахов Николай...
— А, так они нам про вас рассказывали, — послышался в трубке другой голос — девочки постарше. — Что вы вместе воевали и должны сегодня приехать к нам в гости. Вы извините, а то другие дяди нам несколько раз звонили, какие-то нерусские, а себя не называли. Дедушка с бабушкой вообще-то скоро приедут, но вы можете к нам прийти, мы вам откроем. Вы знаете номер нашей квартиры?
— Знаю, — сказал Малахов. — Ладно, я их подожду, раз они скоро, не замерзну.
Он сел на скамейке в сквере, поднял воротник куртки и не сразу заметил, как к нему подошли те же два молодых человека в черном.
Сели рядом.
— Слышь, дедушка, заработать хочешь? — тихо спросил один из них с кавказским акцентом.
Малахов ответил не сразу. В его голове пронеслись и связались все последние события, связанные с Иноземцевым и с тем, что только что сказали дети...
— Смотря сколько, — сказал он. — И за что.
— Сто баксов, — сказал молодой человек. — Поднимешься с нами в лифте на девятый этаж и позвонишь в дверь. Номер квартиры ты знаешь... Скажешь, что ты из милиции. И свободен.
— А вам зачем?
— Значит, надо, дедуля. Если мужской голос ответит — скажи, что ошибся. Хочу свою девушку вызвать поговорить, только не знаю, муж дома или нет.
— А приятель твой зачем?
— Муж, говорю, ревнивый, — засмеялся тот. — Вдруг драться начнет?
— Бывает, — тоже засмеялся Малахов. — Я сам был ходок... Только ты сто баксов сначала покажи, — проявил он заинтересованность. — Вдруг они у тебя фальшивые.
— Вот смотри, все без обмана. — Молодой человек достал из кармана купюру. — Видишь? Ну что, пошли?
— Пошли, — согласился Малахов.
Когда входили в лифт, он постарался поплотнее прижаться к правому карману куртки любителя чужих жен, определить, что в нем.
Лифт остановился на девятом этаже, и Николай сперва пропустил «черных» вперед, а когда они выходили, уже в дверях лифта одним движением выхватил из кармана женолюба пистолет Стечкина, тут же, одновременно проведя подсечку, снял его с предохранителя, в результате чего донжуан кавказского разлива ткнулся носом в бетонный пол, выложенный мелкой плиткой.
Второй кавказец быстро обернулся — в его руке тоже был пистолет, на этот раз системы Макарова, но Малахов ударил его по руке снизу, и пистолет упал на пол.
— Тс-с, только тихо, — сказал ему Малахов. — Уже поздно, детей разбудим.
И нажал номер звонка ближайшей квартиры, держа обоих молодых людей под прицелом.
— Позвоните в милицию, — сказал он жующему толстяку в майке, из-за плеча которого выглядывала не менее дородная супруга. — Скажите, задержаны бандиты. Интересуются детьми ваших соседей... Да не бойтесь, у меня все под контролем.
* * *
...Генерал-полковник в отставке Сергей Иноземцев приехал в отделение милиции через час.
И — опешил от увиденного... Какой-то старик, охая и держась за поясницу, пил лекарство, которым его поила девушка в милицейской форме. А на него с изумлением, приоткрыв рты, смотрели оперативники, конвоиры, дознаватель и задержанные с синяками и опухшими скулами на лицах кавказской национальности.
— Николай... Коля, ты?
Малахов кое-как встал ему навстречу.
— Здравия желаю, товарищ майор... м-м-м... товарищ генерал-полковник, — поправился он. — Вот, вернул вам наш старый должок, двух «языков» взял...
И снова схватился за поясницу.
— Как же ты так смог... Ты сиди, сиди.
— Да вот, сам удивляюсь... Нашло что-то. Ну, как обратно на фронт вернулся. Пришлось тряхнуть стариной ... Все болезни сразу забылись. А потом так схватило... И сердце, и почки, и колени...
Они обнялись и расцеловались.
— Я послезавтра в Белоруссию отбываю на похороны, — сказал Иноземцев. — С Катей. Знаешь куда?
— Знаю...
— Ты с нами?
— С вами, — сказал Малахов. — Для того и приехал. Вот Оля, жалко, не смогла. Внуков не с кем оставить.