— Это власовцы, — сказал Шульгин. — С них осо­бый спрос, не как с немцев. Ибо они предатели. Стре­ляли в наших. На их счет есть четкий приказ товарища Сталина.

— Значит, будут теперь стрелять в немцев, — упрямо мотнул головой майор. — И если они спасут жизни моим солдатам...

— Вы уверены, что их не специально к нам заслали? — сощурился Шульгин.

— Ты о чем? Как? Каким образом? С какой целью? Чтоб доставили к нам немецкого майора Клейста?

— Мертвого майора Клейста, — напомнил Шульгин.

— Мои разведчики сегодня и такого не могут прита­щить... — Иноземцев махнул рукой. — Уж сколько им ни приказывал, ни просил и ни уговаривал...

— А вам не кажется странным, что немцы стали уби­вать своих офицеров, захваченных в плен? Раньше тако­го не было.

— Да и снайпера такого класса у них не было, — воз­разил Иноземцев. — Немцы не хотят, чтобы мы узнали об их планах, имеющих стратегическое значение. Что ж тут особенного?

— К тому же ваши разведчики с ними обо всем зара­нее договорились, — возбужденно сказал Шульгин. — Они вступили с предателями в преступный сговор. Ког­да власовцы вели к нам этого немецкого майора, снай­пер в это время сидел в засаде. И ждал... И убил только майора Клейста. Почему их снайпер не стрелял в наших разведчиков? Вы можете это объяснить?

— Очень просто. Он успел бы застрелить только одного из наших. А майор Клейст остался бы жив... По­стой... Уж не хочешь ли сказать, что немцы пожертвова­ли старшим офицером, чтобы заморочить нам голову?

— Вы еще не знаете, на что они способны, Сергей Павлович. Возможно, этот майор, а до этого был полков­ник, в чем-то провинились и шли по расстрельной ста­тье?

— Никогда не слыхал, чтоб они своих старших офице­ров расстреливали... — многозначительно хмыкнул Ино­земцев. — Это у нас такое бывало, особенно до войны.

— А напрасно! — наседал капитан Шульгин. — Разве вы не знаете о расстрелах высших офицеров после недав­него покушения на Гитлера?

— Что-то такое было... — Иноземцев кивнул. — При­поминаю.

— А вы не допускаете, что эти полковник и майор были одними из заговорщиков? Им сначала дали шанс, а затем обманули и убили, чтобы они ничего не могли нам сказать, а мы бы доверились этим перебежчикам? И по­верили фальшивым документам, которые были при них!

— Ну и фантазия у тебя, — усмехнулся майор Ино­земцев. — Признавайся: поди, романы будешь писать после войны? Или уже сейчас по ночам строчишь? Если так, то лучше бы ты как следует высыпался... И не моро­чил мне голову всякой ерундой.

Он достал из кармана офицерское удостоверение май­ора с немецким орлом на обложке:

— Смотри. Знаешь, что это такое? А номер и назва­ние его дивизии тебе ни о чем не говорят? Это, по-твое­му, они хотели нам подкинуть и ввести в заблуждение?

Шульгин перелистал, молча вернул удостоверение майору.

— Да мы теперь это точно знаем из других источни­ков! И мы знаем, какие именно части немцы выдвинули против нас! — азартно продолжал майор Иноземцев. — Это отборное соединение. Значит, они ждут удара имен­но здесь, на нашем участке! И обрушатся на нас всей мо­щью!

Теперь настала очередь Шульгина озадаченно взгля­нуть на командира полка.

— Извините, но тогда чему вы радуетесь, товарищ майор? — негромко спросил он.

Иноземцев уставился на него, потом махнул рукой:

— Не понимаешь, товарищ капитан, простой вещи. На войне успех — прежде всего. И любой ценой. Иначе Германию мы никогда не победим. И не только на войне. Если генерал Власов поможет поймать живым Гитлера — я первым подам ему руку. Пусть они здесь наш полк раз­давят, зато другие сомнут их в другом месте! Этот майор, был бы живой, мог бы нам и соврать. А вот такая бумаж­ка, — он взвесил на руке удостоверение немецкого майо­ра, — дороже любых слов... Короче. У меня есть приказ о переходе в наступление. И я пойду на все, чтобы его вы­полнить точно и в срок. И ты, Шульгин, лучше мне не мешай. Ну? По рукам?

Шульгин поднял глаза на майора:

— Хорошо. Забирайте их. Но только на время наступ­ления. И без оружия.

— Оружия у них не будет, — заверил Иноземцев.

— Под вашу ответственность. — И, покачав головой, Шульгин вяло протянул руку майору.

— Да конечно, под мою! — вдруг развеселился Ино­земцев. — Не под твою же. Вся война под мою ответствен­ность! И все равно никогда не узнаешь, как этот майор... как его, Клейст, от кого пулю-дуру получишь — от чужих или от своих, в лоб или в спину, по приказу фюрера или по приговору твоего трибунала... Все, капитан, выпол­няйте приказ!

Махнул рукой и вышел. Шульгин недоуменно смот­рел ему вслед.

* * *

...Ночью Малютин и его ветераны вышли на передо­вую и засели в своем секрете, наблюдая за немецкими по­зициями. Немцы постреливали, пускали осветительные ракеты, все как прежде, как день и неделю назад, как буд­то бы ничего у них там не изменилось...

Здесь же были оробевшие бывшие власовцы Гриша и Валера, покорно ожидали своей участи. Малютин и Бе­зухое встретились взглядами. Безухое кивнул.

— Все, теперь встали и попрыгали... — негромко ска­зал Иван.

Бойцы стали добросовестно подпрыгивать на месте. Что-то у кого-то звякнуло.

— Рядовой Малахов! — безошибочно определил стар­шина.

Малахов виновато достал из подсумка припрятанную банку сгущенки, которая стукнулась о запасные диски.

— Вперед! — приказал Малютин Грише.

— А можно мы вместе? — робко попросил Валера, когда приятель растерянно оглянулся на него, прежде чем выбраться из окопа.

— Вперед, сказал, и не задерживайте!

Малютин вслед за Гришей покинул окоп и пополз в сторону немецких позиций. За ним последовал Прохор, которого Иван хлопнул по плечу, кивнув в сторону лей­тенанта.

Один за другим разведчики уползали в темноту и в ней растворялись.

11

Марек крепко спал, когда его разбудил осторожный стук в дверь. Он вскочил в одних подштанниках, взгля­нув на тикающие ходики, сорвал со стены двустволку, но тут же дверь вылетела от удара ногой, и в дом ввалились трое пьяных власовцев со «шмайсерами».

— Руки вверх! — заорали они. — Хенде хох! Марек отбросил ружье, поднял руки.

— Где Гриня, где Валерка? — продолжал орать один из них, самый старший по возрасту, огромный, лысова­тый, потный. — Они к тебе приходили? Говори, сука!

И тут же уставился на стол, туда, где оставались сле­ды недавно прерванного пиршества — початая бутыль настойки, куски сала и хлеба.

Марек не успел ответить. Старший схватил чей-то недопитый стакан и опрокинул в себя, утерся рукавом, засунул в рот, давясь, кусок сала... К нему было присое­динись другие, но тут дрогнула земля, донесся грохот ка­нонады, посыпалась на пол посуда.

Власовцы вздрогнули, съежились, переглянулись, подались назад к дверям.

— Это, ребята, по ваши души, — вполголоса сказал Марек, кивнув на окно.

— Говори, где они? Большевикам, суки, продались?

Марек не успел ответить. Грянул новый залп, похо­же, это были «катюши», и старший, чуть не подавившись, полоснул его автоматной очередью.

Схватившись за живот, Марек застонал, опустился на колени, пригнув голову. На него уже не обращали вни­мания. Торопясь и отталкивая друг друга, власовцы хва­тали руками со стола снедь, большими кусками, давясь, запихивали в рот, пили самогон прямо из горла.

— Пошли!

Сгребая со стола все, что можно было унести, они выбежали из дома, роняя и опрокидывая табуретки. Ма­рек теперь лежал на полу и смотрел сквозь слезы на расплывающиеся фотографии своих близких, вскоре окон­чательно растворившиеся в мутной белизне.

* * *

Светящиеся снаряды «катюш» в предрассветной мгле обрушивались на передний край противника, обозначив его под многочисленными разрывами. Это заглушало гул десятков танков, перебрасываемых под прикрытием арт­подготовки на другой, соседний участок фронта, выбран­ный для прорыва. Все, кто был на переднем крае, не сво­дили глаз с немецких позиций.