— Кстати, эта высота уже за границей, — сказал Ино­земцев. — А наши солдаты до сих пор верят, что война для них вот-вот закончится.

— Поэтому не стоит их пока разочаровывать, — впол­голоса сказал Егоров. — Пусть верят. Это им придаст до­полнительные силы, когда будет получен приказ.

— А на самом деле? —тихо спросил Иноземцев.

— Это навряд ли...

Иноземцев кивнул, продолжая раздумывать.

— Сплошные шахматы, — повторил он. — Кто кого введет в заблуждение. Мы думаем за противника, он ду­мает за нас. Как наши вожди... И вопрос, кто и на сколь­ко ходов просчитает дальше противника. Тогда находим выигрышную комбинацию, приносим какую-то жерт­ву—и выигрываем партию... А жертва — это тысячи, де­сятки тысяч солдатских жизней, чтобы спасти милли­оны... Я это говорю пока как игрок, а не как пешка, ко­торую собрались принести в жертву...

Полковник Егоров промолчал. Похоже, ему нечего было возразить.

— У меня, кстати, одна просьба, — сказал Инозем­цев. — Последняя просьба пешки, еще не принесенной в жертву.

— Брось, Сергей Павлович...

— Я вполне серьезно... Для пользы общего дела, раз уж нами будет решено пожертвовать, что верно на девя­носто процентов, и раз уж нам здесь придется наносить отвлекающий удар, то пусть хотя бы артподготовка на нашем участке пройдет по-настоящему... Хотя бы десять минут — всей огневой мощью. Как если бы здесь готови­лась наступать танковая армия...

Иноземцев замолчал, отошел от стола, выглянул в окно. Там прогуливались связистка Катя и лейтенант Малютин.

— Что ты там все время высматриваешь? — спросил Егоров. — Или кого.

— Ничего... — Иноземцев снова вернулся к карте. — И никого. Вот здесь на рокаде Малютин захватил пол­ковника Глейцера, прикомандированного к штабу диви­зиона штурмовых орудий «фердинанд»...

— Жаль, что немцы сами же его убили, — кивнул Его­ров. — Нас, полковников, надо беречь.

— Но еще недавно этого дивизиона здесь не было. И если противник держит свои «фердинанды» здесь или здесь... — Иноземцев указал на карте, — то наши танки, прорвавшиеся мимо высоты восемьдесят девять, подста­вят им свои борта. Напомню, пушка «фердинанда» про­бивает борт «ИСа» с семисот метров. И тогда всей опера­ции конец. Придется все менять, Игорь Андреевич, ни­куда не денешься.

— Еще раз! Удар наносится одновременно с соседним фронтом! Маховик уже раскручивается. И план уже согла­сован и утвержден на самом верху, — показал на потолок Егоров. — А там не любят менять решения. Или ты дума­ешь, они там сидят и ждут, когда мы с тобой их поправим?

— Знаешь, я тоже не люблю слишком самостоятель­ных подчиненных, — буркнул Иноземцев. — Поэтому черт с нами, приносите нас в жертву.

— Но ты сознаешь последствия? — спросил Егоров, глядя на него с уважением и тревогой. — Что это на вас навлечет?

— Если немца удастся обмануть, на мой полк обру­шится вся мощь, предназначенная для уничтожения це­лой танковой армии. И тогда никто из нас, наступающих, не уцелеет, — кивнул Иноземцев. — Конечно, считается, будто пешке приятно погибать с сознанием, что ее смерть не напрасна и способствовала общей победе...

— Просто нет слов! — сказал Егоров, разведя руками.

— Игорь... Я всего лишь командир полка, и немец­кий огонь будет направлен не на меня, а на тех, кого я пошлю в атаку на эту высоту... Вот кому не позавидуешь...

— А кого ты пошлешь, если не секрет.

— Не пополнение же... Тех, кто сегодня же ночью про­ведет разведку боем, чтобы выявить огневые точки про­тивника в районе этой треклятой высоты восемьдесят девять... А потом они же будут ее штурмовать. Что смот­ришь? Да, есть у меня в полку такое подразделение, и тем ребятам сам черт не брат. Оно немногочисленное, но зато самое боеспособное не только в полку, но и, уверен, на всем нашем фронте. Это все та же разведрота лейтенанта Малютина. Вернее, то, что от нее осталось.

— Так разведку боем ты проведешь сегодня?

— Да. Одновременно дал им задание захватить языка. А то все у них никак... Только дохлых притаскивают...

— Тогда мне придется у тебя задержаться и переноче­вать, чтобы узнать результат... Но сначала я должен бы предупредить своих... — Полковник Егоров уже собрал­ся поднять трубку, чтобы позвонить. — Что за черт... Слу­шай, давайте прекратим этот разговор!

И кивнул на телефонную трубку, которая лежала кри­во, из-за чего аппарат явно не был отключен.

— Ничего себе! — Иноземцев кинулся и положил трубку на рычаг, после чего офицеры озабоченно пере­глянулись.

...Их разговор, только что доносившийся из динамика в землянке, наконец, после нажатия очередного тумб­лера, прервался, и Иван Безухов тяжело опустился на та­бурет, переводя дух и качая головой.

Потом, делать нечего, снова принялся за ремонт печи. Вскоре вернулась Ася, чьи губы и щеки снова, вернее, как всегда, были перемазаны шоколадом.

А вслед за ней в блиндаж связи заглянул майор Ино­земцев и подозрительно оглядел присутствующих. Иван и Ася вскочили, вытянулись по стойке «смирно».

— Товарищ майор...

— Вольно, продолжайте. У вас все в порядке со свя­зью? — спросил майор.

— Да-а... Что-нибудь случилось? — Глаза Аси округ­лились.

— Вы сейчас были здесь, никуда не отлучались?

— Нет... Ну вышла на минутку, так Иван Семенович меня подменил.

Иноземцев снова внимательно оглядел ее.

— Вытрите щеки, — сказал он.

— Так что-нибудь случилось? — снова спросила Ася, после того как, посмотрев себя в зеркальце, привела себя в порядок.

— Нет, ничего... — Майор махнул рукой и встретился взглядом с Безуховым. — Ремонтируете, Иван Семено­вич? — спросил он.

— Так точно! Уже заканчиваю, товарищ майор.

— Правильно. Наших девчат надо беречь... Для мир­ной жизни. У нас в штабе, кстати, тоже печь дымит. Мо­жет, посмотрите потом?

— Это можно, — кивнул старшина. — Почему нельзя?

Малахов и Степан курили в ожидании Ивана невда­леке от блиндажа связи. И увидели, как из женской зем­лянки выбежала Катя — взволнованная и от этого осо­бенно красивая. Она спешила, буквально летела, ничего и никого не замечая, к блиндажу, где сейчас находился лейтенант Малютин. Малахов присвистнул и даже при­встал, увидев ее.

Степан поднес к его носу пудовый кулак:

— Даже не вздумай.

— Ты чего, в натуре, товарищ старший сержант! — за­артачился Малахов. — Я только хотел ее спросить насчет лейтенанта...

— И другим передай... — непреклонно сказал Степан.

10

Поздним вечером пан Марек в своем доме заваривал для внучки чай с малиной, а его жена Ева упрашивала ее выпить столовую ложку микстуры, мешая русские слова с польскими и украинскими.

— Марысечка, ягодка, коханочка моя, только ложеч­ку, и усе...

— Красный стрептоцид ей дала? — спросил муж.

— Да ну, не верю я ему! — Ева махнула рукой. — От него сыпь выступает... У всех белый стрептоцид, а у тво­их коммуняк обязательно красный. Не забыл, твой Миша обещал еще аспирин и горчичники? Где он, когда при­дет?

— Миша обещал, значит, принесет, — сказал Ма­рек. — А у нас что, даже горчицы нет?

— Закончилась уже, ванночки ей для ног вчера пос­ледние делала, — проворчала Ева. — Забыл уже?

В это время кто-то осторожно постучал в окно.

Ева быстро, чуть не силой влила девочке в рот лекар­ство, отчего та начала плакать, и накрыла ее с головой тулупом.

— Тише, моя коханочка, тише, родненькая...

Марек уменьшил свет в керосиновой лампе и сбоку подошел к окну, сжимая в руке охотничье ружье: — Кто?

— Хозяин... мы это, — донесся до него приглушен­ный голос. — Мы, Гриша и Валера...

Марек выглянул, нахмурился, покачал головой.

— Черт, опять они приперлись, эти твои Гриша да Валера, — недовольно сказал он жене. — Жалеешь их, а тут Михаил обещал подойти.

— И чего, не откроешь им?

— Попробуй не открой, еще стрельбу поднимут...

— Ну так открывай! Чего стоишь? А ружье убери. У них автоматы, а ты со своей берданкой.