— Так что же будет? — послышался голос из черного батальона.

— Сейчас скажу, — ответил Старик и надел очки. — Остается второй, более длинный ход из восемнадцатого штрека, где раньше прекратили проходку. Сегодняшний взрыв и тут все поломал, стойки полопались, как спички, но там еще можно с грехом пополам пробраться почти до конца. Инженер Хансен был там и… отчетливо слышал, как трое засыпанных подают сигналы. Они стучат в стенку. Оттуда до них не больше трех-четырех метров, но это уже простая проходка. — Старик снова сдернул очки. — Этим путем, быть может, удастся освободить тех троих… но… мы не можем… и не имеем права никого туда посылать. Весь верхняк — пополам… Слои в кровле сдвинулись, и если крепь еще немного подастся… Господин инженер Хансен считает, что попытаться все же следует; мой долг — предупредить об этом, но… если найдутся добровольцы, тогда… я взял бы на свою ответственность, вы меня поняли?

— Поняли, — проворчал кое-кто из шахтеров.

— Итак, подумайте, друзья, — сказал Старик и надел очки. — Но… те, у кого жена и карапузы, пусть и не берутся, понятно? Это вам не очистный забой. Я оставляю здесь помощника штейгера Войту, можете поговорить еще с ним. Первая спасательная команда, которой будет руководить участковый инженер Хансен, отправится немедленно; мы уже распорядились приготовить снаряжение… Ребята, я знаю, вы и сами будете начеку… — И он растроганно поправил очки. — Ну, бог в помощь, кристинцы…

— Бог в помощь, — зашумело вокруг; и взволнованный Старик быстро побежал обратно в контору.

Так, теперь господа ушли, только инженер Хансен сидит на бревнах и курит, уставясь в землю; а перепачканный помощник штейгера Войта вытаскивает записную книжку и шарит в кармане, отыскивая карандаш. Черный батальон смыкается кольцом вокруг Войты.

— Ну-ка, Войта, расскажи обо всем еще разок, по-нашему.

— Значит так, ребята, — начал помощник штейгера. — Кто пойдет добровольно? Смена три часа. Дадите расписку, что вы согласились добровольно. Напоминаю, в том штреке плохо, ох, как плохо. Кровля над самой головой нависла, окаянная, черти бы ее…

— А сам ты пойдешь?

— Нет, у меня сопляки дома, пятеро…

— Ведь ты там уже был!

— Был, отчего же не быть. А второй раз не пойду, дружище.

— А сколько за это платить будут?

— В тройном размере за час. Какого тебе еще рожна, эх ты, рвач. Ну, ребята, живей, кто хочет идти с инженером Хансеном?

Тишина. Слышно покашливание.

— Что я, с ума спятил? — бурчит чей-то голос.

А Станда вдруг чувствует, как что-то сдавило ему горло, то ли страх, то ли еще что. Господи, что такое с ногами? Ни с того ни с сего они сами выносят его на середину круга, никакой силой их не остановить; вот он уже стоит перед Войтой и растерянно размахивает руками.

— Ты хочешь пойти добровольцем?

Все смотрят на Станду; люди за воротами вытягивают шеи, у Станды все плывет перед глазами, и он слышит только, как чей-то сиплый голос произносит «да».

— Фамилия?

— Пулпан Станислав, откатчик, — невнятно отвечает тот же чужой, странный голос.

«Да ведь это я говорю! — вдруг понимает Станда. — Господи, как это вышло?»

— Глянь, щенок какой выискался, — слышит Станда голос карлика Бадюры. — Этот мигом всех спасет!

Но вон сидит господин Хансен, сосет сигарету и слегка кивает головой. Станда уже пришел в себя, он чувствует, как прохладный ветерок шевелит его волосы; только сердце еще колотится, все хорошо, все хорошо, лишь бы не заметили, как у него трясутся ноги.

— И меня запиши, — говорит кто-то; рядом со Стандой становится сухонький старичок, улыбаясь, он показывает беззубые десны. — Пиши: Суханек Антонин, забойщик…

— Гляди-ка, дед Суханек! — замечают шахтеры. Старик хихикает.

— Понятное дело, без меня не обойдутся! Я «Кристину» знаю что свои пять пальцев, голубчики! Пятнадцать годков назад я тоже такое видал…

Из толпы выбирается плечистый гигант, спина у него широкая, как у битюга, лицо красивое, круглое.

— Я, пожалуй, пойду, — спокойно говорит он. — Мартинек Ян, крепильщик.

— Холостой? — неуверенно спрашивает Войта.

— Ну да, — отвечает крепильщик. — Запишите, холостой.

— Тогда и я, Фалта Иозеф, подручный забойщика, — раздается в толпе.

— Выходите сюда!

— Иди, Пепек!

В толпе движение.

— Давай, Пепек!

Пепек проталкивается, засунув руки в карманы.

— Сколько заплатите?

— Трижды по три шестьдесят.

— А если ноги протяну?

— Похоронят с музыкой.

— А Анчка как?

— Вы уже повенчались?

— Нет, не повенчались. Она получит что-нибудь?

Помощник штейгера чешет карандашом лоб.

— Не знаю. Лучше уж я вас вычеркну, ладно?

— Не согласен, — протестует Пепек. — Это я в шутку… А премия будет, если мы их вытащим?

Помощник штейгера пожимает плечами.

— Речь идет о людях, — отвечает он сухо.

Пепек великодушно машет рукой.

— Ладно. Сделаем. Я спускаюсь.

Фалта Иозеф озирается — что бы еще такое сказать, но позади него уже стоит кто-то длинный и смотрит ввалившимися глазами поверх голов.

— Вы записываетесь?

— Адам Иозеф. Забойщик.

— Но вы женатый, — колеблется Войта.

— Что? — переспрашивает Адам.

— Женатых не велено принимать.

Адам проглотил слюну и шевельнул рукой.

— Я пойду, — упрямо буркнул он.

— Как хотите. — Войта подсчитал карандашом в записной книжке. — Пятеро. И никого из десятников?

От толпы отделяется низкорослый человечек.

— Я, — говорит он самодовольно. — Андрес Ян, десятник подрывников.

— Пес-запальщик, — бросает кто-то из шахтеров.

— Хотя бы и пес, — резко обрывает Андрес, — а свой долг я выполню.

Войта постучал карандашом по зубам.

— Андрес, ведь вы тоже…

— Женат, знаю. Трое детей вдобавок. Но кому-то нужно идти с командой, — высокомерно провозглашает он и вытягивается в струнку, чуть ли не становится на цыпочки. — Порядка ради.

Толпу расталкивает силач, не спуская с Андреса налитых кровью глаз.

— Тогда иду и я.

— Вам что угодно?

— Я тоже иду. — Красные глаза на одутловатом лице пожирают «пса» Андреса. — Матула Франтишек, каменщик.

— Каменщику там нечего делать, — возражает Войта,

— С крепильщиком крепь ставить, — хрипит гигант.

Войта оборачивается к Мартинеку.

— Ладно, — добродушно соглашается молодой великан. — Там работы и на двоих хватит.

— Тогда ступайте все в контору подписывать обязательство, — говорит помощник штейгера. — Теперь вторая команда. Кто хочет?

— Здесь. Григар Кирилл, забойщик.

— Пивода Карел, откатчик.

— Вагенбауэр Ян, крепильщик.

— Участковый десятник Казимоур.

— Влчек Ян, забойщик.

— Кралик Франтишек, подручный забойщика.

— Фалтыс Ян, забойщик.

— Рубеш Иозеф, забойщик.

— Сивак Иозеф, крепильщик.

— Кратохвил Ян, откатчик.

— Голый Франтишек, откатчик.

Черный батальон плотнее смыкается вокруг помощника штейгера.

— Да пиши ты уж всех по порядку. Скорее дело пойдет!

Станислав Пулпан медленно раздевается вместе с остальными. Тяжело и тоскливо в чужой бригаде — ведь даже и к таким, как Григар с Бадюрой, можно привыкнуть. Пять-шесть недель назад он впервые раздевался в этой душевой; ему показали — вот твоя вешалка для одежды, на этой вот цепочке ты поднимешь свои вещи под потолок и замкнешь ее. Тогда он взволнованно, с любопытством смотрел, сколько этой одежды под потолком — казалось, там висит стая больших летучих мышей, прицепившихся вниз головой; тогда он еле сдерживался от нетерпения — скорей бы в шахту… Где же здесь вешалка крепильщика Яна Рамаса, где висят вещи Антонина Кулды, отца семерых детей?.. Сейчас, когда Станда не видит Хансена, вся эта затея кажется ему странной, бессмысленной, почти нереальной. В какую историю он впутался! «Эй ты, сопляк! — будто слышится ему насмешливый голос Бадюры. — Небось перед Хансеном выслужиться захотел?»