Возможности исследования этнонациональных и межнациональных процессов не всегда используются в последние годы для изучения всех сторон (объективных и субъективных) этих процессов, гипертрофируются отдельные проявления. В большей степени такие теории оборачиваются свободой мифотворчества, где «мой народ» – самый великий, с самыми древними корнями, а у остальных была отсталая культура и не было государственности. Это все чисто субъективное отношение отдельного человека или группы людей, а не отражение реалий. А этническое, Этнонациональное – это часть общей социально-духовной реальности человеческого бытия.
Научную картину человеческого мира невозможно представить без полных представлений о сущности этнонаций и межнациональных процессов, их всестороннего исторического действия и взаимодействия, но с «сохранением образца», т. е. самобытного этнонационального потенциала. А если это происходит долго – на основе «их взаимной совместимости и взаимного усиления»[132], то происходит их интеграция и формирование новых и новых общностей на основе форм «взаимных ожиданий – обязательств» (М. Вебер), образуя систему моральных и правовых норм как «систему взаимных ожиданий» (М. Вебер). Этнонация поэтому развивается как «жизнеспособная, саморазвивающаяся микросистема»[133]. Это, скорее всего, «обобщенное название для совокупности и взаимодействия множества отдельных людей»[134].
Этнонация – это один из элементов целостности, жизнеспособности человеческого общества. Формирование крупных макросистем социально-политических общностей взамен этнонации может привести не к объединению, а к расщеплению общества «отвязанных индивидов». Кризис этнографии, этнологии и этнонациональной политики зиждется прежде всего на крайностях как гипертрофирования, так и пренебрежения этнонациональным. Действительно, мы сегодня столкнулись с не очень понятным для нас феноменом «этнического взрыва», «межнациональных войн», с многообразными проявлениями достаточно устойчивой внутренней системы самоорганизации этнонациональных структур с установкой целевого самоутверждения в ущерб социальности и духовности. Этнонации действительно во многих своих качествах, признаках меняются, хотя где-то этнонации настолько консервативны, что представляют из себя систему неизменных объектов (Т. Парсонс). Для некоторых «этносы существуют исключительно в головах этнографов»[135]. Более того, В.А. Тишков пишет, что «нация – это политический лозунг и средство мобилизации, а вовсе не научная категория»[136]. Такие масштабы тоже имеют место, но неоправданно делать вывод, что понятие «нация» не имеет права на существование и должно быть исключено из языка науки»[137]. Другое дело – понятия уточнить, оформить эти явления. Именно поэтому я в своих работах отличаю этнос, этническую нацию (нация-этнос) и гражданскую нацию (нация-государство). Этнонациональная же система – это не перечень признаков, а скорее, система взаимодействия, воспроизводства самобытности в социальном и духовном как этнонационального, так и многонационального. Этнонациональное по своей социальной и духовной сути стоит как бы между этническими и многонациональными общностями.
Если бы за этнонацией ничего не стояло, а она была бы просто «умственной конструкцией», от этого люди давно бы отошли. В этносе-нации слишком много родовых, исторических, социальных, культурных нитей, связей и зависимостей исторического, духовно-нравственного, психологического толка, сознания, деятельности, которые достаточно сильно довлеют над индивидуальным и коллективным выбором людей. Но в этнонации предостаточно и тех отношений, которые связывают ее с многонациональными общностями. Этнографы отмечают, что даже «в плавильном котле» Соединенных Штатов Америки целый ряд этнических моментов носят достаточно устойчивый характер, но уже находятся в этнонациональном статусе. И трудно определить, когда, в каких условиях и как этнонациональное себя будет проявлять. Успокаиваться достигнутым единством в ущерб многообразию – означает вести многообразие к взрыву своей самобытности – подавленной и отторгнутой.
В современных условиях в нашей стране идет переориентация обществоведческой науки на новые ценности. И в этих условиях есть опасность превращения теории этноса, нации и национального вопроса «в умственные конструкции» в смысле господства крайностей в природе этнонационального. Отсюда и прямая дорога к мифологизации, идеализации, политизации проблем развития этнонаций и межнациональных отношений. Это путь, который осложняет формирование многонациональной общности – российской нации. Отказываясь от наций-этносов, мы фактически отдаем процесс их развития в русло стихии, предрассудков и тем самым в еще большей степени снижаем возможности регулирования их современным развитием.
Впервые внятно проблема этноса прозвучала в России в Русском географическом обществе в середине XIX в., когда начались активные исследования, в том числе проблем теории этноса. Слово «этнос» заимствовано из греческого языка. Это слово нерусское, но в русском языке есть понятия «род», «народ», которые достаточно фундаментально отражают сущность этноса, нации и одновременно показывают преобладающее значение в этих феноменах социальных связей, благодаря которым и создаются этнонации как «жизнеспособные, саморазвивающиеся микросистемы» (П. Сорокин).
В в Толковом словаре русского языка В. Даля (1865 г.) написано: «Народ – люд, народившийся в известном пространстве; люди вообще; языки, племя; жители страны, говорящие одним языком; обыватели государства, страны, стоящие под одним управлением; чернь, простолюдие, нищие, податные сословия; множество людей, толпа»[138]. Русское слово «народ» отражает многие качества, о которых мы говорили выше, и прежде всего – это община. Русское слово «народ» более приемлемо и для теории, и для практики, но постепенно слова «этнос, нация» отодвинули на задний план слово «народ». Кроме того, надо отметить, что слово «племя» В. Даль связывал со словом «плод». Может, отсюда слова «род, народ» и далее. Бесспорно, здесь элемент прежде всего солидарности, общности людей. Родовым понятием в социологии является не индивид, а индивиды, находящиеся в отношениях друг с другом (действии и взаимодействии) в определенной общности.
Иногда термин «nazio», как и русское слово «племя», употребляется в смысле «людская порода» [139].
Постепенно слово «нация» из латинского языка перекочевывает в различные языки. Но потом «нация» постепенно становится понятием, отражающим социально-политическую общность людей, граждан, то есть суверенного государства. Более того, во Франции нация отражала даже в большей степени элиту, тогда как низы оставались просто «народом»[140]. В годы Великой французской революции впервые «нация» стала означать государственную общность как волеизъявление народа. Тогда же примерно применялся на Западе не только термин «нация», но и «национализм». «Принцип национальности» истолковывался, кроме того, и как право на образование своего государства. Так что национальный вопрос и этнонациональная проблематика возникли задолго до марксистов. А марксисты старались ее направить в социально-классовое русло, тем самым, кстати, искажая природу этноса и этнонаций.
Таким образом, термины «нация как государство» и «нация как этнос» идут параллельно. В различных странах эти понятия употребляются с различными смысловыми нагрузками. Для нас ближе термин «народ» или можно сказать, что к нам перешел термин «нация» из работ немецких писателей и философов, которые нацию рассматривали как понятие этноязыковое, этнокультурное. И тогда почти не вели речь о нации-государстве[141].
