– Ты родился с клыками?

– Нет! – сказал он, усмехнувшись. – Я был нормальным, немного слабым, не взрослел и выглядел как маленький мальчик, пока не достиг твоего возраста.

– Правда? А что изменилось?

– Я впал в кому.

– На сколько?

– На месяц. Затем, я очнулся и выглядел так как выгляжу сейчас. – Он посмотрел на наручники и криво улыбнулся, – Вообще-то я очнулся в таком же положении: был прикован к кровати после того как укусил служанку.

– То есть я так полагаю, умереть ты не можешь.

– Нет.

– Это все объясняет.

– Объясняет, что?

– Почему ты выстрелил в себя. Ты знал, что не умрешь и поэтому сделал это. Тебе ведь было не сильно больно? – предположил Крис.

– Крис, поверь, мне было очень больно. Я чувствовал каждое малейшее движение этой пули, когда она прорывала мою кожу, грудь, сердце и затем, когда она застряла у меня в позвоночнике. Если бы я был человеком, это была бы мгновенная смерть и безболезненная. Поверь мне, если я тебе скажу, что не хотел бы повторения именно этого события.

– Но ты вырубился!

– Нет, Крис, я не вырубился. Мои глаза могли закрыться, мое тело могло обмякнуть, но я был не полностью без сознания. Я не мог ни на чем вокруг себя сосредоточиться. Когда понял, что ранил ее, я был на начальной стадии жажды крови. Если бы я не среагировал вовремя, пока у меня было небольшое подобие контроля, я бы не сдержался и Медисон бы умерла. Жажда крови не дает мне мыслить ясно. Если я глубоко в жажде крови, единственное, что меня может остановить это кровь или насилие. Когда пуля прошла через меня, мое тело отключилось, но мозг остался затуманенным. Я сознавал все и боль, и запах, и вкус крови Медисон. Время и кровь были единственными вещами, которые удерживали меня от того, чтобы очнуться все еще в жажде крови. Если бы я очнулся, то прямо сейчас громил бы дом разыскивая ее.

Крис присел на край кровати, переваривая то, что говорил Ефраим.

– Ты знал, что будет так больно?

– Да.

– Но ты все же сделал это.

– Да.

– Почему?

– Что значит "почему"?

– Я имею ввиду, почему ты целенаправленно причинил себе столько боли, если знал, как плохо будет?

– Потому что я причинял боль Медисон.

– Почему ты просто не отпустил ее? Я знаю, она сказала, что ее кровь была твоей слабостью и так далее, но если ты знал, что ранишь ее, ты мог бы ее отпустить.

– Нет, во время жажды крови не мог бы. Я себя не контролировал.

– Но ты был в состоянии выстрелить в себя.

– Мне пришлось, пока у меня все еще была маленькая толика контроля над рукой.

Крис посмотрел на дверь спальни.

– Что случилось с теми другими существами? Они были вампирами, да?

– Да, они пришли за моей кровью. Я то, что ты бы назвал Дневной бродяга. Плюс вечная жизнь, как я, полагаю. Они хотели моей крови и это убило их.

– Именно поэтому ты позволил им это сделать.

– Не то чтобы позволил. Они поймали меня в ловушку.

– Ты имеешь ввиду, когда целовал ту шалаву.

Ефраим вздохнул.

– Я никого не целовал.

– Ты уверен? Для меня это выглядело именно так.

– Она думает, что я целовал ее?

Крис встал и прошелся по комнате.

– Не знаю. Она бы не сказала мне, что думает по поводу случившегося.

– Это объяснило бы наручники, я так, полагаю.

– Ты думаешь, она собирается держать тебя здесь пока ты не заговоришь?

Он вздохнул.

– Да, я все еще должен ей пару часов объяснений

– У нее есть два часа вопросов?

– Ну, возможно, и нет. – Ефраим выглядел задумчивым.

– Почему ты так говоришь?

– Потому что она стоит за дверью вот уже десять минут.

– Поэтому ты отвечал на мои вопросы, потому что знал, что она подслушивает?

Он кивнул.

– Да, а еще потому что у тебя есть право знать, раз ты собираешься хранить мой секрет.

Медисон шагнула в комнату.

– Что меня выдало?

Ефраим приподнял бровь.

– Я слышал и почуял тебя.

– Эй, где мой торт?

– В твоей комнате. Иди поешь и прими душ. Тебе утром в школу.

– Я должен идти?

– Да.

– Проклятье.

– Спокойной ночи, Крис, – сказал Ефраим.

– Было бы лучше, если бы торт того стоил.

По пути он закрыл и запер дверь.

Ефраим выдал кривую улыбку и постарался выглядеть невинно.

– С Днем Рождения, детка.

– Даже не пытайся подлизываться. Почему ты мне не сказал, что вамипиры пришли за тобой?

– Ну, по всей справедливости ты никогда не задавала вопросы. Я не могу явно быть в беде из-за чего-то, что ты не спросила.

Она прижала руки ко лбу.

– Знаешь что, это был очень длинный день, очень пугающе длинный день. Если ты собираешься тут шутить, то лучше скажи мне об этом сейчас, чтобы я могла отправиться спать. Я просто хочу, чтобы этот день закончился.

– Мне очень жаль, детка. Я, правда, старался. Вместе с твоими друзьями я старался удивить тебя милым ужином и тортом. Мне пришлось остановиться, чтобы забрать твой подарок. Я не знал, что она была там, пока не было слишком поздно.

– Кем она была для тебя? – тихо спросила она. Она боялась, что ответ ей не понравится.

– Ничем. Никем. Она была слугой Мастера.

– То есть ты никогда с ней не спал? – Она встретилась с ним взглядом. Его глаза были ярко-голубыми.

– Все из-за этого? Поэтому ты меня приковала? Я не целовал ее. Она быстро поцеловала меня прежде чем я смог ее оттолкнуть. Она сделала это, чтобы прижать меня к машине, чтобы другие могли меня схватить. – Он нахмурил брови. – Я так понимаю, что они все мертвы.

– Я не знаю. Мы не слонялись там, чтобы проверить. Ты знаешь, ты просто избегаешь отвечать на вопрос.

– Какой вопрос? – огрызнулся он, – Уже немного надоело, Медисон. Просто задай гребаный вопрос и покончим с этим.

Она сдержала всхлипывание.

– Нет нужды. Я думаю, что уже получила ответ.

Она повернулась в нему спиной.

– Прощай, Ефраим.

– Прощай?

– Да, прощай.

– Посмотри на меня! – рявкнул он.

Медисон медленно повернулась и ахнула. Его глаза были красными, клыки выступили, но это не было самым страшным. Он был свободен. Каким-то образом он выбрался из наручников, не издав ни звука.

Он встал с кровати и шагнул вперед.

– Ты думаешь, для меня это игра? Ты думаешь, я получаю удовольствие, играя в эти твои гребаные игры?

Она упрямо выдвинула подбородок.

– Я не играю ни в какие игры.

– Разве?

– Нет, не играю.

Она отказывалась отступать, стойко удерживая свою позицию. Каждый мускул его тела вибрировал.

– Ты играла со мной с того самого первого раза, когда поняла, что я тебя хочу.

– Как? – потребовала она.

– Ты держала меня на расстоянии и использовала малейшую возможность, чтобы спорить.

– Нет!

– Нет? – Он выгнул брови. – Ты на меня сердишься, потому что я оплатил твои долги, чтобы ты не боролась всю оставшуюся жизнь, оплачивая кредит или с трудом сводя концы с концами.

– У меня все прекрасно получалось без твоей помощи.

– Бред, я знаю, какой у тебя был долг.

Сквозь стиснутые зубы она ровно проговорила.

– У меня все получалось. Мне не нужна была твоя помощь!

– Ах, нет? Я знаю, что ты врала своей бабушке о том, что использовала свои сбережения для студенческого кредита. Если бы это было так, они бы не пригрозили тебе судом за невыплату. Четыре месяца, Медисон, ты четыре месяца не платила. И та же проблема у тебя со страховой компанией. Они аннулировали твою автостраховку четыре месяца назад. Они просто забыли сообщить об этом в полицию, и я гарантирую, что кто-нибудь из моего отдела скоро придет за твоим номерным знаком.

Она смотрела в сторону.

– Это не твое дело, Ефраим.

– Джип – это единственное чем ты владеешь полностью. Что произошло со всеми теми деньгами, Медисон? Ты скопила больше двадцати тысяч долларов. Джип стоил пятнадцать, итак, что случилось с оставшимися деньгами четыре месяца назад? Чтобы это ни было, ты не выбралась из своих проблем, потому что задержала выплату всех своих счетов и на себя ты деньги не тратишь. Ты не кладешь деньги в банк. Черт, кажется, что у тебя даже нет достаточно денег, чтобы заправить газом свою машину. Скажи, куда уходят деньги? – Он наклонился вперед. – Скажи мне.