– Благодарю, Ваше Величество. У меня есть дела в моём мире. Я пока не склонен предаваться самосозерцанию.
– Самосозерцанию? Ах, да. По вашим представлениям, мы все – отражение твоей психики. Что ж… Каждому по вере воздастся. И знаешь, что, Адвей?
– Что, Ваше Величество?
На лице короля появилось лукавое выражение.
– Мы могли бы поговорить о многом, но я вижу лицо твоей жёнушки. И оно не сулит ничего приятного тем, кто тебя задерживает. Иди же, добрый рыцарь. Поверь: никакая метафизика не стоит тех минут, что тебя ждут.
Анфортас смотрел на меня с отеческой нежностью. Мы раскланялись, и я пошёл к Иртанетте.
– Пойдём, – она потянула меня за руку. – Слуги приготовили нам покои. Этот рунарх так и сверлит тебя взглядом… Как я его ненавижу, мерзавца!
Мы двинулись к выходу. Придворные, попадавшиеся нам на пути, шутливо желали спокойной ночи. К Иртанетте подбежала горничная и принялась торопливо что-то шептать на ухо. Брови её двигались вверх-вниз с преувеличенным ужасом.
– Подожди меня, любимый, – со вздохом объявила Иртанетта. – Эти слуги ужасны. Подумать только: пододеяльники с пурпурной незабудкой! За кого они меня принимают?
Пока моя любимая разбиралась с перинами и простынями, я отправился к Граалю. Священная чаша и копьё лежали на столике посреди зала. Я попытался по примеру Лира соединить их воедино, но так и не сумел. Похоже, это искусство доступно лишь тевайзцам.
– Человек Перевал, можно поговорить?
Лёгок на помине.
– Да, Лир. Говорите.
– Вы ненавидите меня?
Вопрос заставил меня задуматься. Тевайзцев чужая ненависть мало волнует. Что-то случилось с Лиром за годы отшельничества у моста, раз его это озаботило.
– Нет. Я сожалею, что так получилось.
– Но ваша жена…
– Она молода. В её возрасте можно делить мир на чёрное и белое. Я же совершил много поступков, которые нельзя трактовать однозначно.
– Что ж. Значит, вы найдёте силы судить непредвзято. Дело в том, что война так просто не закончится. Рунархские знаки освободились от «аспекта императора», но сами рунархи пока что этого не почувствовали. Чтобы пробудить в них новое осознание, вы должны сделать следующее…
И, наклонившись к моему уху, он объяснил мне, что именно. Я покачал головой:
– Поэтично.
– Такова суть нашей цивилизации.
Сухо поклонившись, он удалился. Минутой позже подоспела Иришка:
– Ты здесь, Адвей! Я просто провидица. Сразу знала, где тебя искать. Пойдём же!
На этот раз нам никто не мешал. Слуги Анфортаса приготовили спальню, а Иртанетта позаботилась о том, чтобы её убранство оказалось достойным властителей Лонота.
Платье Иришки первым оказалось на полу. В застёжках моих джинсов она немножко запуталась, но скоро сообразила, что к чему. Тонкое сияние Грааля пронизывало мир, наполняя меня сладкой щемящей истомой.
Луна, заглядывающая в окна, спряталась за лёгким облачком. Этой галантности мы оценить не смогли. Кроме нас двоих в этот миг никого не существовало.
Время в обоих мирах выровнялось и пошло в такт. Два сердца бились удар в удар.
* * *
Проснувшись, я некоторое время лежал без движения. В сером утреннем небе расплывались цветные пятна. Если ночью они были похожи на гуашь, то сейчас я сравнил бы их с пастельными мелками. Вдали кричала одинокая птица.
– Плохонький говорит благородному доброе утро, – услышал я. – Ваш сон был особенным, верно? Что снилось величественному?
Я приподнялся на локте. Закутанный в одеяло Шиона сидел у костра, поджаривая на прутике сосиску.
– Ты не поверишь, друг Шиона, – улыбнулся я. – Сегодняшней ночью я был в Лоноте.
Он кивнул:
– Благородный движется к совершенству. Это хорошо. Ваша ци пробудилась и движется плавно и широко.
Это я и сам заметил. Тело ощущалось наполненным, и я чувствовал каждую его клеточку. Любое движение вызывало радость. Я уселся и с наслаждением потянулся.
– Всё спокойно, Шиона?
– Полчаса назад высадились рунархи. Вон там, – он махнул рукой в сторону рощицы, где мы вчера собирали хворост.
– И ты не разбудил нас?
– Зачем? Сон благородного вёл к внутренней трансформации. Я отбросил бы своё недеяние, лишь бы защитить ваш покой. А остальные неспособны изменить ход событий. Пусть отдыхают.
Все просто и ясно. Я вытащил из своих вещей виброклинок. Достал нитевик, проверил заряд. Если придётся сражаться, надо быть готовым ко всему.
Нет. Сражаться больше не придётся.
– Шиона, – сказал я. – Слушай меня внимательно. Сейчас я отправлюсь к рунархам. Один. Без оружия. Я знаю секрет, способный остановить войну. Если я погибну, ты пойдёшь вместо меня и скажешь им…
Я передал Туландеру то, что услышал от Лира.
– Воистину, пути небесные и земные неисповедимы, – развёл руками Шиона. – Плюгавенький запомнит ваши слова. Если понадобится, он воспользуется этим знанием.
Больше меня в лагере ничего не держало. Я отправился к рунархам. Трава обвивалась вокруг ног, словно напоминая о себе. Босыми ногами я чувствовал дрожь земли, а через неё – тонкое пение вселенной.
Хорошо!
Я живу здесь. Здесь – и одновременно в Лоноте.
Когда я проходил мимо зарослей лещины, воздух заколебался. Полимер-камуфляж растаял, открывая рунарха в боевых доспехах. Синхронно с ним в небе возник крест – силуэт гравиподвески.
– Ты срединник, – Рунарх отстегнул шлем, и я увидел лицо Джассера. – Ты пришёл сам, один. Без оружия. В чём твоя надежда?
– Я пришёл прекратить войну, брат Без Ножен.
Он склонил голову набок, прислушиваясь. Что с оружием, что без – я слабее. Но я знаю его тайну.
Братья Без Ножен… И у рунархов, и у людей подростки стремятся доказать свою взрослость. Силу, умение, властность. Суть братьев Без Ножен в том, что они вечно соревнуются – не ради победы, а ради самого процесса состязания.
Со мной же ему нечего делить. Я вышел из этих игр. Джассер предстал передо мной тем, кем он был по сути: большим ребёнком.
– Я видел Лира, Джассер. Гранд-ассасин передаёт тебе свою со-жизнь.
– Да? И что он говорит?
Я прикрыл веки. Знакомые слова поднимались в памяти, словно ил со дна старой реки:
Возьмись, как Давид-псалмопевец
За крылья зари – и всех благ!
Всюду встретят тебя ее горны, трубя,
И ее трижды латанный флаг!
(Сброд мой милый! Равненье на флаг!)
Рунарх стоял приоткрыв рот. По лицу его пробежала судорога:
– Бог мой… Я же всегда помнил это, но вот сейчас…
Запинаясь, он продолжил вслед за мной:
Так выпьем за Вдовьих сироток,
Что в строй по сигналу встают,
За их красный наряд, за их скорый возврат
В край родной и в домашний уют.
Он провёл рукой по лицу, не замечая, как флексметалловая перчатка царапает кожу:
– Ты действительно поэт, Перевал. Это любимые стихи Лира. Он что-то вложил в них, не изменив ни строчки. И вот… Ну пойдём, пойдём же!
Хватка Джассера, усиленная рунархской экзобронёй, оказалась такова, что чуть не сломала мне руку.
– А Весенняя Онха до сих пор держится, – взахлёб рассказывал он. – Что-то мы ей передали, пока были твоими окраинниками. Вот только неорганики её мучают. Она не способна защищаться.
– Со мной монахиня дианниток. У неё огромный опыт экзорцизма. Уж с бесами Весенней Онхи она как-нибудь справится.
– Хорошо. Земляне хотели создать здесь искусственный узел гиперсети. Мы разрушили его.
Так вот чем занималась эскадра капитана Вернера. За время, проведённое на Лангедоке, я отстал от новостей науки. Наверняка этот узел связывался с узлами, находящимися вблизи Гавани и Камелота – крупнейших боевых станций обоих небес.