Я залез под одеяло. Темнота давила сверху неуютом, и я прикрыл глаза. Вновь всплыли в голове давнишние мысли: чего же всё-таки хотел Анфортас? Почему он, интересно, не прикажет Граалю исцелить его рану? Раз – и готово! Или… или это я должен был сделать? Ну да, и желания мои чаша исполняла лучше, чем повеления Анфортаса. Ему овсянка, а мне – чего душа пожелает.

Я заворочался. Если Анфортас не мог захотеть, чтобы его нога зажила, то это мог сделать кто-то из слуг? Или же нет? Кому вообще подчиняется Грааль? Человеку со стороны?

Где-то в центре замка возникло знакомое биение. Волшебная чаша искала меня. В этот миг я ощущал весь замок: боль и вековечное терпение Рыбака, напряжённое ожидание слуг, расслабленность мантикоры.

«Найди меня потом, – промурлыкал рыжик. – Я покажу тебе дорогу сюда. А пока – возвращайся».

Алое сияние усилилось. Покой и умиротворение охватили меня.

«Возвращайся. Возвращайся домой, – запульсировало в висках. – Ты нужен там!»

Я изо всех сил потянулся к алой чаше. Словно в ответ, перед глазами развернулась чёрная воронка. Меня неудержимо потянуло в неё. Испытание… Неужели я прошёл? Это всё?

– Так-так… Хорошо.

Народу в лазарете оказалось неожиданно много: Алексей Львович, медсестра, ещё какие-то незнакомые врачи.

– Что вы себе позволяете? – набросился на Визионера Алексей Львович. – Я же русским языком сказал: полчаса, не больше!

Генерал с комическим ужасом развёл руками:

– Виноват, господин доктор. Исправлюсь. Но… разрешите ещё минут десять. Это важно.

– Вы с ума сошли! Состояние пациента… Да вы преступник!

– Надо, Алексей Львович, – веско произнёс экзоразведчик. – Интересы Первого Неба требуют.

Врач увял. На лице его появилось обиженное детское выражение. Собрав подчинённых, он величественно удалился. Словно Белэйн в окружении гвардейцев, подумалось мне. Уже в дверях он обернулся и умоляющим тоном произнёс:

– Ради бога, ваше превосходительство! Я одного прошу: пожалейте парня.

– Обещаю, – сухо ответил Визионер. – С ним всё будет хорошо.

Когда врачи ушли, он развёл руками:

– Андрей, сам видишь. Ты удивляешь меня всё больше и больше. Как ты себя чувствуешь?

– Нор-мально… – с трудом выдавил я. Прислушался к себе: да нет же. Я действительно хорошо себя чувствую.

– Кто-то поставил ментальный блок и запер твои воспоминания. Кто-то из тех, кого ты встретил в Лоноте.

– Итер? – вырвалось у меня.

Визионер покачал головой:

– Сомневаюсь. Скорее, Анфортас или рунархи. Ты говорил о них, пока я выводил тебя из сумерек.

– Но я не общался с рунархами! – запротестовал я. – Я отлично помню, как Итер, умирая, проклял меня.

– Да, да. Именно это и навело меня на мысль, что воспоминания фальсифицированы. Два слоя защиты, дружок: один вынуждает забыть о важных событиях, второй включается, когда взломан первый. Его предназначение – запутать следы. Поверхностный блок я снял, а глубже… увы! Ладно. Сейчас ты расскажешь всё, что помнишь. И не напрягайся. Если почувствуешь себя плохо, говори. Сразу прекратим это.

Я вновь принялся рассказывать о бестиарии. Повествование звучало сухо и правильно, как если бы вместо меня говорил кто-то другой. С каждым словом я видел картинку происходящего всё ярче и чётче.

Скрипит, покачиваясь, отпертая дверца клетки. Сухой и тёплый запах змеиных чешуек бьёт в ноздри, мешаясь с вонью машинного масла. Лицо Итера – маска в потёках киновари. Грубые стежки чёрной ниткой на алом камзоле. Ноющая боль в руке.

И ликующий вопль мантикоры. Мартовская песнь, гимн победителя.

Когда я рассказал о привычке мантикоры прятать жало под крыло, Визионер обрадовался.

– Да, да, именно так, – забормотал он, глядя в пустоту. – Деактивация инверсора… Дальше, – потребовал он.

Я рассказал о Граале, затем вспомнил разговор рунархов под дверью. Перешёл к мантикоре.

– Ты его Симбой прозвал? Ах да, припоминаю… – Рыбаков говорил отрывисто, глухо. Не обращая на меня внимания, он вызвал голографический терминал, потом, спохватившись, развоплотил его.

– Императорский дворец? – прокричал он в пустоту. – Адмирала флота Пелеаса. Да! Доложите, что Рыбаков! – Раскрасневшийся, взволнованный, он напоминал управленца из анекдота, который в эфиросфере с плохой связью проговаривает мыслесообщения вслух. – Да, чёрт возьми!! хоть из бассейна!.. хоть от бабы!.. Я учить вас буду?.. Скажите, что протей отыскался. Так и передайте, он должен знать.

Лицо его обессмыслилось, а губы продолжали шевелиться, проговаривая неслышимые фразы. С удивлением я понял, что Сергей Дарович и в самом деле общается с неведомым собеседником голосом. Вот глупость! Имплантат улавливает мельчайшие движения гортани и языка, возникающие, когда человек «продумывает» фразу. По-настоящему «слышать» слова ему совершенно не нужно.

– Я связался с Землёй, – объяснил Визионер, вытирая пот со лба. – Через несколько часов на станцию прибудет аватара вице-адмирала императорского космофлота. – Видя моё недоумение, он усмехнулся: – Тебя удивляет, что я бормочу? Когда волнуюсь, всегда так. Я человек деликатный, а на этих сволочей в приёмной надо орать. Да так, чтобы у них имплантаты дребезжали. В общем, отдыхай. Поправляйся. И помни: к появлению адмирала ты должен быть как огурчик.

Затем, словно бы вспомнив что-то, он добавил:

– А экзамен ты сдал. Лабораторный анализ показывает, что у тебя есть задатки. После обучения ты станешь срединником. Срединником на девять.

На девять? Да таких не бывает!

– Удивительно, как ты выжил. Во время медосмотра врачи проводили тесты… Обычные тесты, ничего особенного. Если бы всё шло по плану, ты бы ничего не почувствовал. Но тебе дали взрослую дозу препарата, понимаешь? К счастью, ты жив. Мало того: попал в Лонот и совершил то, что не под силу нашим лучшим специалистам.

Он достал из кармана носовой платок и вытер лоб. Я перевёл дух.

– А скажите, – спросил я, запинаясь. – Анфортас вылечится?

– Вряд ли. Он ранен уже больше двух тысячелетий. С этим ни ты, ни я ничего не сможем поделать. Если верить средневековым легендам, Анфортас ждёт, что кто-то задаст ему вопрос.

– Какой вопрос?

– Кому служит Грааль.

– А ответ?

– Никто не знает. Наши посланники пока что не добирались до замка Короля-Рыбака. Ты первый.

– А рунархи? Они ведь попали в замок.

– Над рунархами Король-Рыбак не властен. Они не соревнуются, не сожалеют о прошлом. Не воюют. Их учёные далеко опережают наших в исследовании мифизического плана. Честно скажу: я встревожен. Рунархи – наши друзья. Мы торгуем, обмениваемся технологиями, ведём разведку космоса. А теперь выясняется, что им что-то нужно в нашем Лоноте.

– Они хотят на нас напасть?

Визионер поморщился:

– Вряд ли. Но быть настороже необходимо. В общем, Андрей, – он протянул мне ладонь, – поправляйся. Доктор говорит, что окончательно ты в себя придёшь через два дня. Потом штатные процедуры, и – готовься к отправке на Землю. Желаю удачи!

– А-а… – начал я, но генерал остановил меня жестом:

– Всё. Хватит. Скоро пребудет Пелеас. Постарайся выспаться к его прибытию.

В ожидании адмирала флота на станции поднялась суета. Служаки носились, высунув языки: мыли коридоры шампунем, меняли голопанели в каютах (патриотичные земные берёзки вместо разнузданного хентая), красили робообслугу серебристой краской.

Визит адмирала – дело серьёзное. А визит адмиральской аватары – это вообще тихий ужас. Аватара невещественна. Она может запросто отправиться в реакторный отсек и проверить комплектность костюмов радиационной защиты. Или устроить ревизию гальюнов. Хуже начальника, который проходит сквозь стены и не боится грязи и радиации, и вообразить-то ничего нельзя. Особенно в захолустном гарнизоне, где безалаберность в порядке вещей. Визионера встречали гораздо спокойнее. Генерал от экзоразведки мало интересовался боеготовностью станции. Ему нужны были люди Каза.