Многие лорды приехали из Виндзора.

Уже несколько часов, как все происшедшее с Гуинпленом стало достоянием гласности. Тайна - та же сеть: достаточно, чтобы порвалась одна петля, и все расползается. Весть о происшествиях, уже известных читателю, вся история о пэре, найденном на подмостках, о скоморохе, признанном лордом, еще утром разнеслась по Виндзору в кругу приближенных королевы. Об этом заговорили сначала вельможи, затем лакеи. Вслед за королевским двором событие стало известно всему городу. События имеют свой вес, и к ним вполне применим закон квадрата скоростей. Обрушиваясь на публику, они с невероятной быстротой вызывают всевозможные толки. В семь часов в Лондоне никто и понятия не имел об этой истории. В восемь часов в городе только и говорили, что о Гуинплене. Лишь несколько пожилых лордов, прибывших до открытия заседания, ни о чем не догадывались, так как не успели побывать в городе, где о случившемся кричали на всех перекрестках, а провели это время в палате и ровно ничего не заметили. Они невозмутимо сидели на скамьях, когда вновь прибывшие члены взволнованно обратились к ним.

- Каково? - спрашивал Френсис Броун, виконт Монтекьют, маркиза Дорчестера.

- Что?

- Неужели это возможно?

- Что?

- Да «Человек, который смеется»!

- Что это за «Человек, который смеется»?

- Как, вы не знаете «Человека, который смеется»?

- Нет.

- Это клоун. Ярмарочный комедиант. Невероятно уродливый, такой уродливый, что его доказывали в балагане за деньги. Фигляр.

- Ну и что же?

- Вы только что приняли его в пэры Англии.

- Вы сами - человек, который смеется, милорд Монтекьют.

- Я нисколько не смеюсь, милорд Дорчестер.

Виконт Монтекьют знаком подозвал парламентского клерка, и тот, поднявшись с мешка, набитого шерстью, подтвердил их светлостям факт принятия нового пэра. Затем он сообщил всякие подробности.

- Вот так штука, - сказал лорд Дорчестер, - а я все время беседовал с епископом Илийским!

Молодой граф Энсли подошел к старому лорду Юру, которому оставалось жить лишь два года, так как он умер в 1707 году.

- Милорд Юр?

- Милорд Энсли?

- Знали вы лорда Линнея Кленчарли?

- Старого лорда? Знал.

- Того, что умер в Швейцарии?

- Да. Мы были с ним в родстве.

- Того, что был республиканцем при Кромвеле и остался республиканцем при Карле Втором?

- Республиканцем? Вовсе нет. Он попросту обиделся. У него были личные счеты с королем. Я знаю из достоверных источников, что лорд Кленчарли помирился бы с ним, если бы ему предоставили место канцлера, доставшееся лорду Хайду.

- Вы удивляете меня, милорд Юр! Мне говорили, что лорд Кленчарли был честным человеком.

- Честный! Да разве честные люди существуют? Молодой человек, на свете нет честных людей.

- А Катон?³³⁸

- Вы верите в Катона?

- А Аристид?³³⁹

- Его прогнали, и поделом.

- А Томас Мор?³⁴⁰

- Ему отрубили голову, и хорошо сделали.

- И, по вашему мнению, лорд Кленчарли...

- Был из той же породы. К тому же человек, добровольно остающийся в изгнании, просто смешон.

- Он там умер.

- Честолюбец, обманувшийся в своих расчетах. Знал ли я его? Еще бы! Я был его лучшим другом.

- Известно ли вам, милорд Юр, что в Швейцарии он женился?

- Что-то слыхал об этом.

- И что от этого брака у него был законный сын?

- Да. Этот сын умер.

- Нет, он жив.

- Жив?

- Жив.

- Невозможно.

- Вполне возможно. Доказано. Засвидетельствовано. Официально признано судом. Зарегистрировано.

- В таком случае этот сын унаследует пэрство Кленчарли?

- Нет, не унаследует.

- Почему?

- Потому что он уже унаследовал. Дело сделано.

- Уже?

- Поверните голову, барон Юр. Он сидит за вами на скамье баронов.

Лорд Юр обернулся, но Гуинплен сидел, опустив голову, и лица его не было видно.

- Смотрите! - воскликнул старик, не видя ничего, кроме волос Гуинплена. - Он уже усвоил новую моду. Он не носит парика.

Грентэм подошел к Колпеперу.

- Вот кто попался-то!

- Кто?

- Дэвид Дерри-Мойр.

- Почему?

- Он больше уже не пэр.

- Как так?

И Генри Оверкерк, граф Грентэм, рассказал Джону, барону Колпеперу, весь «анекдот», то есть историю о выброшенной морем и доставленной в адмиралтейство бутылке, о пергаменте компрачикосов, о королевском приказе, скрепленном подписью Джеффриса, об очной ставке в саутворкском застенке, о том, как отнеслись ко всем этим событиям лорд-канцлер и королева, об отречении от католических догматов в стеклянной ротонде, наконец о принятии лорда Фармена Кленчарли в члены палаты перед началом заседания. Оба лорда старались разглядеть сидевшего между лордом Фицуолтером и лордом Эранделом нового пэра, о котором столько говорилось, но, так же как и лорду Юру и лорду Энсли, им это не удалось.

Быть может, случайно, а может быть, потому, что об этом позаботились его восприемники, предупрежденные канцлером, Гуинплен сидел в тени, укрывавшей его от любопытных взоров.

- Где он, где же он?

Все, входя, задавали себе этот вопрос, но никому не удавалось как следует рассмотреть нового лорда. Некоторые, видевшие Гуинплена в «Зеленом ящике», сгорали от любопытства, но все их усилия были тщетны. Как иногда старые, вдовы благоразумно заслоняют собою от нескромных взоров молодую девушку, так и Гуинплен был укрыт за широкими спинами пожилых, немощных и ко всему безучастных лордов. Старики, страдающие подагрой, мало интересуются тем, что не имеет к ним прямого отношения.

По рукам ходила копия письма в три строки, которое, как уверяли, герцогиня Джозиана прислала своей сестре, королеве, в ответ на предложение ее величества выйти замуж за нового пэра, законного наследника баронов Кленчарли, лорда Фермена. Письмо это было следующего содержания:

«Государыня!

Я согласна. Это даст мне возможность взять себе в любовники лорда Дэвида».

Внизу стояла подпись: «Джозиана». Письмо это, настоящее или вымышленное, возбуждало всеобщий восторг.

Молодой лорд Чарльз Окемптон, барон Мохен, из числа тех, кто не носил парика, с наслаждением читал и перечитывал эту записку. Льюис Дюрас, граф Фивершем, англичанин, отличавшийся чисто французским остроумием, с улыбкой поглядывал на Мюхена.

- Вот женщина! - воскликнул лорд Мохен. - На такой стоит жениться!

И два лорда, сидевшие рядом с Дюрасом и Мохеном, услышали следующий разговор:

- Жениться на герцогине Джозиане, лорд Мохен?

- А почему бы нет?

- Черт возьми!

- Это было бы счастье!

- Это счастье делили бы с вами другие.

- Разве бывает иначе?

- Лорд Мохен, вы травы. Когда дело касается женщины, нам всегда перепадают крохи чужого пиршества. Кто положил этому начало?

- Адам, должно быть.

- Вовсе нет.

- Верно, сатана.

- Дорогой мой, - заметил в заключение Льюис Дюрас, - Адам только подставное лицо. Его надули, беднягу. Он взвалил себе на плечи весь род людской. Дьявол сотворил мужчину для женщины.

Натанаэль Крью, бывший вдвойне пэром, светским в качестве барона Крью и духовным в качестве епископа Дерхемского, сидя на епископской скамье, окликнул Гью Чолмлея, графа Чолмлея, известного законоведа:

- Возможно ли это?

- Вы хотите сказать - законно ли это? - поправил его Чолмлей.

- Принятие нового лорда совершилось не в зале палаты, - продолжал епископ, - хотя, как говорят, подобные примеры бывали и раньше.

- Да. Лорд Бошан при Ричарде Втором, лорд Ченей при Елизавете.

- И лорд Брогил при Кромвеле.

- Кромвель в счет не идет.

- Что вы думаете, обо всем этом?

- Как сказать...

- Милорд граф Чолмлей, какое же место будет занимать в палате молодой Фермен Кленчарли?

- Милорд епископ, так как республика нарушила исконный порядок старшинства, то пэрство Кленчарли занимает теперь среднее место между пэрством Барнард и пэрством Сомерс, следовательно, при подаче мнений лорд Фермен Кленчарли будет говорить восьмым.