Поздней осенью 1917 г. чины получали представители нового руководства флота. Между 18 и 26 ноября 1917 г. известный большевик, председатель Военно-морского революционного комитета машинный унтер-офицер И. И. Вахрамеев был произведен в мичманы военного времени, а через несколько дней он получил чин лейтенанта. В этот же промежуток времени издается приказ о производстве в лейтенанты другого старого большевика, комиссара Морского Генерального штаба мичмана Ф. Ф. Ильина (Раскольникова). Очевидно, это были типичные производства «по должности»: с точки зрения бюрократической логики, лица, занимавшие столь ответственные посты, должны были быть офицерами. Не исключено, что, если бы «старый» флот просуществовал дольше, И. И. Вахрамеев и Ф. Ф. Раскольников вскоре стали бы по меньшей мере капитанами 2 ранга. Правда, отлаженный механизм делопроизводства уже начал постепенно расстраиваться, так как приказ о производстве И. И. Вахрамеева в мичманы был датирован 22 ноября (№ 27)[155], а о производстве его в лейтенанты – 21 ноября (№ 35)[156]. Приказы №№ 21 и 22 датированы 18 ноября (суббота), затем начинается путаница, а приказ № 40–26 ноября (воскресенье). После этой даты неделя путаницы заканчивается. Вероятно, приказы датировались задним числом. Не исключено, что нумерованные, но по какой-то причине не датированные приказы складывались в стопку, а затем в спешке на них были проставлены даты в том порядке, в каком они лежали на столе, то есть порядке, обратном относительно нумерации. Декрет СНК от 23 ноября об упразднении Адмиралтейств-совета позволяет уточнить дату производства Ф. Ф. Раскольникова в лейтенанты: под декретом есть его подпись с обозначением нового чина[157]. Дни путаницы повторились 19–22 декабря, когда приказы №№ 145 и 161 датированы 19 декабря, а №№ 151–156 – 21 и 22 декабря[158]. Есть сведения, что И. И. Вахрамеев, Ф. Ф. Раскольников и М. В. Иванов произведены в следующий чин по решению Первого всероссийского флотского съезда. Если съезд действительно принял такое постановление, это лишний раз свидетельствует о том, что далеко не все институты «старого режима» вызывали однозначное неприятие лидеров революционных моряков. В ноябре 1917 г. появились первые советские адмиралы. В этот чин были произведены капитаны 1 ранга И. Н. Дмитриев, А. А. Ружек и М. В. Иванов[159]. Правда, в январе 1918 г. М. В. Иванов, занимавший пост управляющего Морским министерством, еще подписывается капитаном 1 ранга[160]. В адресованной М. В. Иванову 2 декабря 1917 г. телеграмме об увольнении в отставку контр-адмирала А. В. Развозова П. Е. Дыбенко уже называет А. А. Ружека контр-адмиралом[161].
Очевидно, кто-то мог получить адмиральский или офицерский чин в конце 1917 – начале 1918 г. и не быть учтенным как адмирал или офицер в справке от 1 января 1918 г., но при этом фигурировать в числе бывших адмиралов или офицеров в справке от марта 1921 г. Нельзя исключать и того, что в «Мартирологе…» и у С. В. Волкова некоторые адмиралы и офицеры упомянуты без указания на факт их производства в чин белыми властями во время Гражданской войны.
Офицерский корпус русского флота продолжал пополняться вплоть до мая 1918 г., поскольку именно до этого срока учащиеся различных военно-морских учебных заведений имели право сдавать выпускные экзамены. 18 (5) февраля 1918 г. Верховная морская коллегия (ВМК) издала приказы об упразднении Морского корпуса и Школы мичманов военного времени[162]. В тот же день специальная комиссия, занимавшаяся планированием вооружения армии и флота, выработала новые предложения, согласно которым подлежали расформированию школы мичманов и курсы гардемарин флота[163].
Учащиеся последнего курса получили право сдавать выпускные экзамены. А. И. Деникин производил выпускников Морского корпуса в мичманы со старшинством с 24 февраля или 9 марта (один случай – старшинство с 9 июля 1918 г.), выпускников ОГК с 1 марта 1918 г., а выпускников КГФ с 1 января 1918 г.[164] Именно в эти дни гардемарины сдавали последний выпускной экзамен. Фактически они выполнили необходимые условия для производства в офицеры и могли впоследствии именовать себя бывшими мичманами, даже не получив формального утверждения в чине. В «Мартирологе…» имеется упоминание об окончании Морского корпуса кадетом 7 марта 1918 г.[165] Следовательно, это учебное заведение функционировало по меньшей мере до начала марта. Кстати, Л. С. Соболев также указывает на март как на последний месяц существования МК: «… Морское училище без лишнего шума развалилось. В один мартовский день те из гардемаринов, которые за это время не смылись к Каледину на юг или к Миллеру на север, вышли на набережную с буханкой хлеба и фунтом масла, отпущенными комитетом на первое время…»[166] Автор рассказа и сам был в числе «вышедших на набережную».
Авиационные учебные заведения вообще не были расформированы и продолжали свою деятельность. Так, Морская школа воздушного боя была просто переименована в Морскую школу высшего пилотажа 22 марта 1918 г. Тогда же был утвержден ее штат (6 инструкторов-летчиков, 25 учеников-летчиков) и определены денежные надбавки выпускникам и инструкторам[167].
Сколько именно гардемарин и юнкеров сдали экзамены на чин мичмана или прапорщика в начале 1918 г. сказать трудно, их могло быть до нескольких сот. Осенью 1917 г. ожидалось, что в течение 1918 г. офицерский корпус флота пополнится 150 выпускниками Морского училища, 90 выпускниками Отдельных гардемаринских классов, еще 200 человек должно было быть произведено в мичманы из гардемарин флота, ожидался также выпуск 300 прапорщиков по морской части, 250 офицеров планировалось произвести из кондукторов, матросов и гражданских судоводителей. Еще ставилась задача подготовить 250 прапорщиков по авиационной части. Всего в течение 1918 г. предполагалось пополнить флот 1240 офицерами. В условиях ввода в строй новых кораблей это пополнение не покрывало некомплекта, который должен был составить к концу года около 300 человек, то есть около 3 % штатной численности офицеров, и оценивался как незначительный[168].
Фактическая численность бывших морских офицеров к началу Гражданской войны превышала цифру 8060. К тому же бывшие зауряд-прапорщики вполне могли именовать себя просто прапорщиками: это было не только более престижным, но и более понятным. Нельзя не учитывать и того, что с лета 1917 г. наметилась тенденция к упразднению чинов прапорщиков, подпоручиков, поручиков по Адмиралтейству с переименованием их в мичманы военного времени или мичманы военного времени берегового состава. Лица, окончившие Школу прапорщиков флота или произведенные в офицеры из нижних чинов в 1917 г., получили уже чины мичманов военного времени. Вполне естественно, что и другие прапорщики и подпоручики морского ведомства могли впоследствии именовать себя мичманами или лейтенантами. Нужно учитывать возможность пополнения престижных категорий офицеров морского ведомства во время Гражданской войны явочным порядком. О том, как далеко могло зайти смешение различных категорий офицеров и чиновников после революции, свидетельствует, например, фигурирующий в «Опыте…» лейтенант по Адмиралтейству В. Белетченко, который, вероятно, был мичманом военного времени берегового состава, позднее произведенным уже белыми властями в штабс-капитаны по Адмиралтейству, сам себя переименовавший в нелепый чин лейтенанта по Адмиралтейству[169]. В Красном флоте летом 1919 г. М. Н. Варфоломеев, бывший младший чиновник Архива Морского министерства, именуется «военным моряком», хотя до революции был гражданским чиновником морского ведомства[170]. Так действовал и герой рассказа Л. С. Соболева, недоучившийся гардемарин распущенного Морского корпуса Юрий Шалавин: он идет «наниматься в бывшие офицеры». «Впервые попав на настоящий корабль… подавая командиру рапорт… (он. – К. Н.) с гордостью подписал: “б. мичман Ю. Шалавин”, видя в этой явной лжи необходимый пароль и пропуск в тесный круг “благородного общества офицеров”, как именовалась в морском уставе кают-компания»[171].
