При развитии вооруженных сил по любому из вышеописанных сценариев требуется достаточная жизнеспособность самого политического режима. Если режим слаб и непривлекателен, любая его политика в отношении армии приведет к превращению ее в армию третьего типа – «политическую» армию. В Испании после наполеоновских войн чистки офицерского корпуса были достаточно масштабными, а подавление революций в Латинской Америке было сопоставимо, по меркам тогдашней Испании, с большой завоевательной войной, однако абсолютизм не смог избежать превращения «революционной» армии в «политическую»[69].

Смыслом как «большой войны», так и чисток является постановка командного состава армии под контроль высшего гражданского руководства страны. В первом случае эта цель достигается его приручением путем обеспечения ему славы, наград, богатства в сочетании с постоянной напряженной боевой деятельностью по возможности вдали от родины. Во втором случае та же цель достигается путем более или менее насильственной смены верхушки командного состава, выросшего в условиях революционной войны.

Представляется, что вооруженные силы Российской империи начала ХХ в. имели все характерные черты армии и флота «традиционного» типа. Первая мировая война в значительной степени изменила эти черты и подготовила вооруженные силы нашей страны к превращению в армию и флот «революционного» типа. Вплоть до окончания Гражданской войны РККА и РККФ несли на себе весь комплекс характерных особенностей вооруженных сил «революционного» типа. С начала 20-х гг. наблюдается постепенная эволюция Красной Армии и Флота, которая уже после Великой Отечественной войны привела к превращению их в вооруженные силы «традиционного» типа, но возможность их развития по пути «политических» армии и флота существовала.

Желание активно повлиять на политическую ситуацию в СССР в 20–30 годы испытывали не только высокопоставленные военачальники, но и рядовые военнослужащие. В последнее время вводится в научный оборот все больше доказательств того, что в 20–30-е годы в СССР недовольство военнослужащих разными сторонами экономической и политической ситуации в стране было заметным и проявлялось в различных формах. Наряду с критической оценкой внутренней политики правящей партии систематически возникали организованные политические группы в различных воинских частях и учебных заведениях. Например, в 1933 г. была раскрыта «Всесоюзная партия экономического возрождения страны», организованная комсоставом Саратовской бронетанковой школы с целью «проведения подлинно ленинской политики, извращенной Сталиным»[70]. В числе малоизвестных политических выступлений в РККА было «дело Нахаева». 5 августа 1934 г. начальник штаба артиллерийского дивизиона Московского городского лагерного сбора Осоавиахима А. С. Нахаев привел свой дивизион (около 200 человек, в основном, призванных из запаса на сборы) в Красноперекопские казармы Московской пролетарской стрелковой дивизии в Москве. А. С. Нахаев обратился к своим бойцам с воззванием, в котором заявлял о предательстве властями СССР идеалов Октябрьской революции и призывал выступить против власти с оружием в руках. Затем мятежник пытался захватить караульное помещение, чтобы овладеть боевыми винтовками и патронами, но был арестован[71]. В конце 1934 г. в Ленинграде была арестована «к[онтр] – р[еволюционная] террористическая группа, именовавшая себя “Боевым Коммунистическим Союзом”, состоящая из младших топографов 3-го топографического отряда и бывших курсантов военно-топографической школы ЛВО»[72]. При обыске были обнаружены программа союза, отпечатанная на ротаторе на украинском языке, и листовки[73]. Программа представляла собой сочетание ультралевых лозунгов и правых рецептов выхода из экономических затруднений – призывов возврата политики НЭПа. В вооруженных силах подобные взгляды пользовались значительной популярностью еще начиная с Кронштадтского восстания. На флоте регулярно возникали подобные группировки. Вопрос о политических амбициях верхов Красной Армии и Флота затрагивался, в частности, в новаторских исследованиях С. Т. Минакова[74].

Можно констатировать, что вооруженные силы Российской империи принадлежали к «традиционному типу». В конце 1917 – начале 1918 гг. началось складывание Красной Армии и Флота как «революционных» вооруженных сил со всеми присущими им особенностями. После окончания Гражданской войны существовала вероятность превращения РККА и РККФ в вооруженные силы «политического» типа. Они не представляли собой слепого безропотного орудия гражданских властей, в результате действия ряда факторов этот сценарий не был реализован. Процесс эволюции советских армии и флота в вооруженные силы «традиционного» типа завершился после Великой Отечественной войны.

Вопрос о политической роли вооруженных сил и о структуре управления ими напрямую связан с подбором их личного состава. В дореволюционное время командный состав флота был сравнительно однороден: в расчет следовало принимать только офицеров. Нижние чины, служившие в штабах и учреждениях, составляли лишь обслуживающий персонал, который не имел возможности влиять на принятие решений. После революции ситуация изменилась, в учреждениях морского ведомства появились комиссары – большей частью выходцы из матросов или профессиональных революционеров. Выдвиженцы из этих же групп заняли часть командных должностей. Командный состав флота в послереволюционное время стал менее однородным с точки зрения его происхождения и пополнения, следовательно, его изучение усложняется.

Система подготовки морских офицеров установилась в России к началу ХХ в. Будущие «строевые» офицеры проходили обучение в общих и специальных классах Морского кадетского корпуса. Корпус в 1906 г. был переименован в Морской его императорского высочества наследника цесаревича корпус, а после Февральской революции – в Морское училище. Для простоты мы будем употреблять название «Морской корпус» (МК) применительно ко всему периоду, рассматриваемому в настоящей работе. Это военно-учебное заведение сохраняло свой привилегированный характер до 1914 г. и наряду с Пажеским корпусом являлось наиболее аристократическим по составу учащихся и архаичным по своей организации. Потребность в командных кадрах после русско-японской войны настолько увеличилась, что осенью 1914 г. было разрешено принимать в МК недворян.

Это учебное заведение было небольшим: ежегодный выпуск составлял до 1910 г. 80–90 мичманов, затем количество выпускников в год увеличилось до 120[75]. Чтобы ликвидировать некомплект офицеров, в 1913 г. открываются временные гардемаринские классы в Севастополе.

Незначительное число флотских офицеров производилось в чины из юнкеров флота (аналог вольноопределяющихся сухопутной армии), молодых людей, получивших среднее или высшее образование, добровольно прослуживших на матросских должностях 2–3 года и сдавших экзамен на чин прапорщика запаса по морской части или более сложный экзамен на чин мичмана.

Офицеры инженеры-механики и кораблестроители проходили обучение в Морском инженерном училище императора Николая I (МИУ). Сюда принимали всех молодых людей, имевших среднее образование и выдержавших установленный экзамен. В 1906–1912 гг. из МИУ выпускалось около 30 инженеров-механиков и кораблестроителей в год[76].

В русском флоте в начале ХХ в. существовал еще ряд корпусов: морской артиллерии, гидрографов, флотских штурманов, морской строительной части, по Адмиралтейству, морское судебное ведомство. Они были немногочисленными. В корпуса флотских штурманов и морской артиллерии с начала 80-х годов XIX в. практически никого не зачисляли, так что в апреле 1916 г. на службе числилось всего 37 морских артиллеристов и 4 флотских штурмана. Корпус гидрографов (120 человек в 1916 г.) пополнялся строевыми морскими офицерами, получившими специальное дополнительное образование. Малочисленные корпуса морской строительной части и морского судебного ведомства комплектовались офицерами, окончившими «посторонние» (говоря языком послужных списков того времени) учебные заведения: Александровскую юридическую академию, Николаевское инженерное училище, либо одноименную академию, Институт гражданских инженеров и др. В 1916 г. числилось 27 морских строителей-офицеров (кроме того, было еще 45 чиновников морской строительной части) и 37 юристов.