И Менелай захохотал над собственной шуткой. Он, несомненно, был знаком с обстоятельствами гибели Никколо Третьего – и, хоть в его словах не было особого уважения к памяти покойного, по существу он был прав.

– Я учил Никколо строить из Флюида башни, – сказал он. – Объяснял, как сжимать пространство в точку и вообще показывать разные фокусы. А потом научил его сражаться. Тем самым я вырыл ему могилу… С тобой я этой ошибки не повторю. Я научу тебя только одному – останавливать наносимый тебе удар. Создавать между собой и атакующим преграду из Флюида. Все остальное время ты должен убегать как можно быстрее. Если б Никколо придерживался этой тактики, он до сих пор бы лапал своих девчонок…

Менелай все время повторял, что его роль – научить меня хорошо чувствовать Флюид и легко приводить его в движение, а особым навыкам, необходимым именно Смотрителю, меня научат Ангелы. В конце концов я не выдержал и попросил его объяснить, что это за таинственные навыки.

– Я просто не знаю, – улыбнулся он. – И не хочу.

– Почему? – спросил я.

– Если выяснить о мире слишком многое, придется специально сюда возвращаться, чтобы это забыть. А я все-таки невозвращенец.

Он, однако, знал о мире немало – и немало странного. Когда я сталкивался с фрагментами этого знания, у меня от изумления кружилась голова. Но происходило подобное чаще всего случайно – Менелай никогда не объяснял мне того, без чего в нашем обучении можно было обойтись.

Однажды он посадил меня за стол, сел напротив и положил между нами резонатор – медную горошину с еле намеченными чертами человеческой головы (в ордене Желтого Флага считалось, что это символическая голова Франца-Антона, но резонаторы не особенно ее напоминали и даже редко походили друг на друга). Затем он попросил меня растворить резонатор в воздухе, навсегда и без остатка.

Сперва это показалось мне невозможным. Даже проходя через стену, я не распылял ее материальность полностью, а просто заставлял на миг расступиться. А здесь Менелай потребовал, чтобы трансформация была постоянной и шарик нигде не возник снова.

Я немедленно задался вопросом – куда при этом денется медь? Может быть, в воздухе станет больше ее частиц? Или она где-то выпадет в осадок? Подобное, конечно, совсем меня не касалось, но я не мог забыть эту глупую проблему.

Потом я вспомнил, что металл, как и все остальное, есть просто форма Флюида, и дело чуть стронулось с мертвой точки: горошина начала худеть. Менелай внимательно смотрел на нее – а я чувствовал, как в моем солнечном сплетении нарастает боль, словно в живот мне уперся чей-то острый локоть.

Прошло минут десять, и в медной голове появилась отчетливо видная ямка на месте глаза. Еще час или два, думал я, и дело будет сделано. Если, конечно, я не умру от боли под ложечкой…

Глядя на меня, Менелай недовольно морщился.

– Ну что это за мальчишество, – сказал он наконец. – Хозяева Флюида так себя не ведут.

– Я что-то делаю не так? – спросил я удивленно.

– Нет, – ответил Менелай. – Ты делаешь не так не что-то, а все. Тебе нужно избавиться от кусочка меди. Почему бы тебе не опустить его под стол, чтобы я его не видел? После этого он исчезнет быстро и незаметно. Зачем создавать столько промежуточных стадий у меня на виду? Это неэкономно. Трансформу не проводят, когда ее объект доступен чужому вниманию… Конечно, за исключением случаев, когда целью опыта является именно демонстрация трансформы. На Ветхой Земле это называют чудесами. Но те, кто этим занимается, обычно живут недолго.

Он положил передо мной второй резонатор. У этой медной головы был большой блестящий нос и дырочка на темени – она, похоже, была снята со старых четок.

– Попробуй сам.

Я сжал резонатор в кулаке, убрал руку под стол, направил в горошину Флюид – и она послушно исчезла через несколько секунд.

Боль в моем животе при этом полностью прекратилась.

– То есть мне следует шустрить у людей за спиной? – спросил я.

– Так же поступает и Бог, – улыбнулся Менелай. – Ведь мы не видим, например, как седеют волосы. Или как растут ногти. Мы замечаем, что волосы поседели, а ногти отрасли. Хотя теоретически этот процесс занимает много времени.

Я поглядел на его голову. Щетинки над ней не торчали – он был тщательно выбрит. Но в парик, выколотый на его коже, добавилась татуированная седина. Я точно помнил, что во время нашей встречи на монгольфьере ее там не было. Видимо, Менелай с тех пор выбелил рисунок, чтобы случайно не нарушить монашеских правил, запрещающих косметику. Такое буквальное выполнение обетов впечатляло: Менелай явно не собирался возвращаться в эту скорбную юдоль ни при каких обстоятельствах.

– Все происходит постепенно, – сказал я. – Мы просто не обращаем внимания.

– Если бы ты занимался духовной практикой, – ответил Менелай, – то знал бы, что такой вещи, как «внимание», вообще нет. Как и все остальное в человеческой голове, это всего лишь остроумная игра слов. Мы называем словом «внимание» то обстоятельство, что в сознании происходит определенный процесс. Скажем, некий объект длительное время существует как центральный сегмент поля восприятия. При грамотной работе с Флюидом медиум сначала убирает этот сегмент из чужих умов. А потом делает с ним что хочет. Вспомни: что видят двое, видит Верховное Существо. А то, что видит один, – это личное путешествие. Если мастер Флюида – а Бог, как известно, лучший из его мастеров – захочет скрыть перемену, ее не заметит никто.

– Но у этого принципа есть границы, – возразил я. – Ведь есть не только память, но и память о том, какой была память. Некий центральный реестр ума, где записано главное.

– Изменить в человеческом сознании можно все. В каком угодно реестре и картотеке. Там нет ничего постоянного. Память – и личная, и историческая – это просто колода карт. Если к ней приближается шулер, мы можем за пять минут переехать в другой мир. А шулера треплют эту колоду, вырывая ее друг у друга, всю историю человечества.

– Историки говорят, у них все ходы записаны, – сказала я.

– Конечно, – ответил Менелай. – Кто бы сомневался. Но почему-то на той же самой колоде.

– А что, другой нет?

Менелай развел руками.

– Увы. Человеческому уму негде бросить якорь.

– Что, и я тоже просто колода карт?

Он кивнул.

– Кто тогда мной играет?

Менелай весело посмотрел на меня.

– Ни ты, ни я никогда этого не узнаем, – сказал он. – Ни один самый мудрый историк – ни здесь, ни на Ветхой Земле – никогда не выяснит, кто, как и почему меняет мир. По той простой причине, что мы способны замечать изменения лишь тогда, когда нам оставляют о них память. Сейчас тебе повезло, потому что твоей колодой играю я.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.