Он полз и бежал, распрямлялся и гнулся,

он звал, и хрипел, и карабкался в гору,

он первым взлетел на нее, обернулся

и ахнул, увидев открывшийся город!

И, может быть, самый счастливый на свете,

всей жизнью в тот миг торжествуя победу, -

он смерти мгновенной своей не заметил,

ни страха, ни боли ее не изведав.

Он падал лицом к Ленинграду.

Он падал,

а город стремительно мчался навстречу...

...Впервые за долгие годы снаряды

на улицы к нам не ложились в тот вечер.

И звезды мерцали, как в детстве, отрадно

над городом темным, уставшим от бедствий,

- Как тихо сегодня у нас в Ленинграде, -

сказала сестра и уснула, как в детстве.

«Как тихо», - подумала мать и вздохнула.

Так вольно давно никому не вздыхалось.

Но сердце, привыкшее к смертному гулу,

забытой земной тишины испугалось.

IV

...Как одинок убитый человек

на поле боя, стихшем и морозном.

Кто б ни пришел к нему,

кто ни придет,

ему теперь все будет поздно, поздно.

Еще мгновенье, может быть, назад

он ждал родных, в такое чудо веря...

Теперь лежит - всеобщий сын и брат,

пока что не опознанный солдат,

пока одной лишь Родины потеря.

Еще не плачут близкие в дому,

еще, приказу вечером внимая,

никто не слышит и не понимает,

что ведь уже о нем,

уже к нему

обращены от имени Державы

прощальные слова любви и вечной славы.

Судьба щадит перед ударом нас,

мудрей, наверно, не смогли бы люди...

А он -

он отдан Родине сейчас,

она одна сегодня с ним пробудет.

Единственная мать, сестра, вдова,

единственные заявив права, -

всю ночь пробудет у сыновних ног

земля распластанная,

тьма ночная,

одна за всех горюя, плача, зная,

что сын -

непоправимо одинок.

V

Мертвый, мертвый...

Он лежит и слышит

все, что недоступно нам, живым:

слышит-ветер облако колышет,

высоко идущее над ним.

Слышит все, что движется без шума,

что молчит и дремлет на земле;

и глубокая застыла дума

на его разглаженном челе.

Этой думы больше не нарушить...

О, не плачь над ним - не беспокой

тихо торжествующую душу,

услыхавшую земной покой.

VI

Знаю: утешеньем и отрадой

этим строчкам быть не суждено.

Павшим с честью - ничего не надо,

утешать утративших-грешно.

По своей, такой же, скорби - знаю,

что, неукротимую, ее

сильные сердца не обменяют

на забвенье и небытие.

Пусть она, чистейшая, святая,

душу нечерствеющеи хранит.

Пусть, любовь и мужество питая,

навсегда с народом породнит.

Незабвенной спаянное кровью,

лишь оно -народное родство -

обещает в будущем любому

обновление и торжество.

...Девочка, в январские морозы

прибегавшая ко мне домой, -

вот- прими печаль мою и слезы,

реквием несовершенный мой.

Все горчайшее в своей утрате,

все, душе светившее во мгле,

я вложила в плач о нашем брате,

брате всех живущих на земле...

...Неоплаканный и невоспетый,

самый дорогой из дорогих,

знаю, ты простишь меня за это,

ты, отдавший душу за других.

Апрель 1944

Накануне

Запомни эти дни.

Прислушайся немного,

и ты - душой - услышишь в тот же час:

она пришла и встала у порога,

она готова в двери постучать.

Она стоит на лестничной площадке,

на темной,

на знакомой без конца,

в солдатской, рваной, дымной

плащ-палатке,

кровавый пот не вытерла с лица.