очищена от ржавчины и смрада, -
мы чтим тебя, священная зола
из бедственных времянок Ленинграда...
...И каждый, посетивший этот прах,
смелее станет, чище и добрее,
и, может, снова душу мир согреет
у нашего блокадного костра.
Октябрь 1942
Отрывок («...Октябрьский дождь стучит в квадрат оконный..»)
...Октябрьский дождь стучит в квадрат оконный,
глухие залпы слышатся вдали.
На улицах, сырых и очень темных,
одни сторожевые патрули.
Мерцает желтый слепенький фонарик,
и сердце вдруг сжимается тоской,
когда услышишь:
- Пропуск ваш, товарищ... -
Как будто б ты нездешний и чужой.
- Вот пропуск мой. Пожалуйста, проверьте.
Я здешняя, и этот город - мой.
У нас одно дыханье, дума, сердце...
Я здешняя, товарищ постовой.
...Но я живу в квартире, где зимою
чужая чья-то вымерла семья.
Все, что кругом, - накоплено не мною.
Все - не мое, как будто б я - не я.
И точно на других широтах мира,
за целых два квартала от меня,
моя другая - прежняя квартира,
без запаха жилого, без огня.
Я редко прихожу туда, случайно.
Войду - и цепенею, не дыша:
еще не бывшей на земле печалью
без слез, без слов терзается душа...
Да, у печали этой нет названья.
Не выплачешь, не выскажешь ее,
и лишь фанерных ставенек стенанье
негромкое - похоже на нее.
А на стекле-полоски из бумаги,
дождями покороблены, желты:
неведенья беспомощные знаки,
зимы варфоломеевской кресты.
Недаром их весною отдирали
те, кто в жилье случайно уцелел,
и только в нежилых домах остались
бумажные полоски на стекле.
Моя квартира прежняя пуста,
ее окошки в траурных крестах.
Да я ли здесь жила с тобой? Да я ли
кормила здесь когда-то дочерей?
Меня ль, меня ль глаза твои встречали
у теплых, у клеенчатых дверей?
Ты вскакивал, ты выбегал к порогу,
чуть делались шаги мои слышны.
Ты восклицал:- Пришла? Ну, слава богу!-
А было тихо - не было войны.
И странно: в дни обстрелов и бомбежек,
когда свистела смерть на всех углах,
ты ждал меня, ни капли не тревожась,
как будто б я погибнуть не могла;
как будто б я была заговоренной
несокрушимой верностью твоей.
И тот же взгляд - восторженный,
влюбленный -
встречал меня у дорогих дверей.
Я все отдам - любовь, и вдохновенье,
и славу, щедро данную войной, -
за ту одну минуту возвращенья
к тебе, под кров домашний, старый, мой...
Как будто я ослепла и оглохла:
не услыхать тебя, не увидать.
Я слышу только дождь: он бьется в стекла,
и только дождь такой же, как тогда...
Октябрь 1942
Сталинграду
Девятнадцатого ноября 1942 года началось наше наступление на Сталинградском фронте.
Мы засыпали с думой о тебе.
Мы на заре включали репродуктор,
чтобы услышать о твоей судьбе.
Тобою начиналось наше утро.
В заботах дня десятки раз подряд,
сжимая зубы, затаив дыханье,
твердили мы:
- Мужайся, Сталинград!-
Сквозь наше сердце шло твое страданье.
Сквозь нашу кровь струился горячо
поток твоих немыслимых пожаров.
Нам так хотелось стать к плечу плечом
и на себя принять хоть часть ударов!
...А мне все время вспоминалась ночь
в одном колхозе дальнем, небогатом,
ночь перед первой вспашкою, в тридцатом,
второю большевистскою весной.
Степенно, важно, радостно и строго
готовились колхозники к утру,
с мечтой о новой жизни,
новом строе,
с глубокой верой
в новый, общий труд.
Их новизна безмерная, тревожа,
еще страшила...
Но твердил народ:
- Нам Сталинградский тракторный поможет...
- Нам Сталинград коней своих пришлет.
Нет, не на стены зданий и заводов,
проклятый враг, заносишь руку ты:
ты покусился на любовь народа,
