Вечером в понедельник, вскоре после того, как Джон уехал на собрание своего общества в доме Гендерсона Инча, вновь зазвонили колокола. Лишь большой пожар мог быть причиной для звона всех колоколов Бостона. Абигейл выпрыгнула из кресла-качалки, вызвала Рейчел быть наготове с детьми, а сама побежала вверх к смотровому окну на третьем этаже, откуда был виден весь город. Нигде не было ни пламени, ни дыма. Абигейл вызвала поденщика, работавшего в саду, и послала его узнать, в чем дело. Он вернулся, рассказав о чудовищной стрельбе и убийствах около ратуши.

Вскоре вернулся Джон.

— Случилось то, о чем мы предупреждали! — воскликнул он, — Утверждалось, что красномундирники имели приказ не стрелять. И два дня назад толпа с палками и дубинами разогнала пару рот. Один солдат выстрелил поверх голов. Но на этот раз стреляли в толпу. Трое убиты, четвертый — смертельно ранен. К тому времени, когда я добрался до ратуши, толпа рассеялась, забрав убитых и раненого. Утром я узнаю больше.

Они проснулись в странной тишине. Город словно не пробуждался: никто не готовил завтрак, не собирался пойти на работу и в школу. Не было слышно шума повозок, доставлявших продукты, разносчиков, гула деловой части города и доков. Казалось, они проснулись на кладбище. Абигейл накормила Джона вареными бобами, ветчиной и бисквитами.

Он поцеловал ее в щеку, сказав:

— Лучше не выходи из дома.

Она слышала его шаги по Колд-Лейн. Их ритм подсказал ей: «Идет с неохотой».

Джон вернулся домой рано, чтобы рассказать ей о ситуации, хотя и не торопился начать рассказ. Он сдерживал себя, и в то же время чувствовалось, что дело затрагивало его непосредственно. Она подумала: «После пятилетнего замужества понимаешь каждую минуту молчания мужа».

Наконец он сказал:

— Надень пальто, и мы погуляем по саду.

Между деревьями, сбросившими листву, были широкие проходы, снег лежал на крыше каретного сарая и на щитах над угольными ямами. Они сделали всего несколько шагов, когда Джон заговорил:

— Потребуются недели, если не месяцы, чтобы установить истину. Во всяком случае, сотни людей передают случившееся по-разному.

Он крепко держал ее под руку, рассказывая о напряжении, царившем в городе с момента размещения в нем красномундирников, о стычках между жителями Бостона и солдатами, о ругани, которой они обменивались, о страстях, подогретых смертью Кристофера Снайдера. Чувствуя враждебное отношение к себе, красномундирники чаще прибегают к штыкам и ружьям.

Взрывчатого материала было предостаточно. Но трудно установить, что вызвало взрыв. Факты общеизвестны. К вечеру на улицах собрались бостонцы. Солдатам было приказано «оттеснить» толпы и продвинуться по главным улицам в порядке охраны. Первая стычка произошла на Браттл-стрит, где часовой около прохода Бойлстон, что напротив казармы, остановил трех или четырех парней, желавших пройти. Возникла драка, и один бостонец был легко ранен в голову.

Это стало известно бродившим по улицам толпам. Тридцать — сорок человек на площади у доков, вооружившись палками и дубинами, — среди них было много американских моряков, ждавших повода для драки, — пытались пробиться к казармам. Разогнанные солдатами, они вновь сплотились и отправились на Кинг-стрит. Там, перед зданием таможни, стоял британский часовой. Мальчишки орали: «Убьем его! Свалим на землю!» — и забросали часового снежками. Тот зарядил ружье. Начали звонить городские колокола, первыми зазвучали колокола церкви Олд Брик, затем — Олд Саут. Какой-то мальчишка крикнул: «Красномундирник готов выстрелить!» Часовой закричал: «Гвардия!» Шесть гвардейцев, находившихся у ратуши на Кинг-стрит, прибежали к нему на помощь. Капитан Престон присоединился к отряду в тот момент, когда толпа высыпала на площадь из соседних улиц Кинг-стрит. Солдаты выстроились полукругом перед зданием таможни. На них посыпались ругательства, а затем и палки, из толпы кричали: «Стреляйте, если осмелитесь!»

По ружью солдата Монтгомери ударили палкой. Он упал, и на него навалилась толпа. Кто-то выкрикнул: «Стреляй!» Поднимаясь на ноги, Монтгомери выстрелил в толпу. Вслед за ним выстрелили другие солдаты. Трое мужчин были убиты на месте, пять других — ранены.

Толпа отшатнулась. Солдаты продолжали стоять на месте. Бостонцы двинулись вперед подобрать убитых и раненых. Солдаты, считая, что готовится новое нападение, подняли ружья. Капитан Престон быстро прошел по строю солдат, спуская рукой взведенные курки. Затем капитан приказал солдатам отойти к ратуше…

Джон шагал быстро и настойчиво, словно не замечая Абигейл. Обернувшись, он заметил напряжение на ее лице.

— Тебе холодно?

— Рейчел принесет нам шоколад в твой кабинет.

Джон растопил камин. Он сел на пол, протянув ноги к огню. Они молчали, попивая мелкими глотками шоколад. Затем Джон выпрямил спину и решительно сказал:

— Я принял предложение защищать капитана Престона и солдат, участвовавших во вчерашнем убийстве. Я буду представлять короля.

Некоторое время Абигейл молчала. Она плохо представляла, как совместить противоречивые чувства.

— Ты вызвался сам?

— Нет. Меня посетил мистер Джеймс Форрест, тот самый, которого зовут «ирландским дитятей». Я его немного знаю, это процветающий купец, дружественно настроенный к королевским чиновникам, и честный человек. Со слезами на глазах он сказал: «Я пришел по просьбе крайне несчастного человека, капитана Престона, находящегося в тюрьме. Ему требуется адвокат, а он не может найти его. Я обратился к Джошиа Куинси-младшему, который сказал, что взялся бы за дело, если вы ему поможете. Без вашего согласия он совершенно определенно откажется».

Джон поднялся и, возбужденный, встал за стулом Абигейл.

— Я принял предложение. Не колеблясь я ответил, что адвокат — самый последний, кого надо упрашивать в свободной стране. Ассоциация адвокатов должна, по моему мнению, сохранять независимость и беспристрастность во все времена и при всех обстоятельствах. Но он должен понимать, что дело крайне важное из всех когда-либо попадавших в суд и что любой адвокат должен считать себя ответственным не только перед своей страной, но и перед самым безупречным трибуналом. Поэтому он не должен ожидать от меня ни ловкости, ни уверток, ни ухищрений или предвзятости, а лишь суждений, оправдываемых фактами, свидетельствами и законом. Он мне сказал, что капитан Престон не требует и не желает ничего иного и все, что ему известно обо мне, убедило его, что он может доверить мне свою жизнь, основываясь на указанных выше принципах. После этого Форрест предложил мне гинею как гонорар, я взял ее. Это означает также, что я буду защищать и восемь солдат.

— Сможет ли понять Бостон, — устало спросила она, — после того, как пролилась кровь, что по закону любой человек имеет право на защиту и что адвокат обязан ее обеспечить?

— Так же трудно, как трудно Бостону понять, что кузен Сэмюел и «Сыны Свободы» возбудили толпу в такой степени, что она потеряла контроль над собой. Это продолжается по сей день, в каждом квартале, на каждой улице, в каждой лавке, таверне или доме людям внушают, что капитан Престон и солдаты совершили хладнокровное убийство.

— Ты так не думаешь?

— Потребуется немало времени, чтобы установить истину. Первое, что я сделаю, попрошу отложить слушание до осени. Если солдат станут судить прямо сейчас, то в Массачусетсе не найти присяжных, которые не осудили бы их.

Послышался стук в дверь. Это был двадцатишестилетний кузен Абигейл Джошиа Куинси-младший. В возбужденном состоянии его левый глаз настолько косил к переносице, что, казалось, был готов совсем скрыться, а ямочка на подбородке превращалась в расщелину. Но его молодость, энергия и душевность наполняли любую комнату, в какую он входил. Он направился прямо к Джону, обнял его, прежде чем повернуться и поздороваться с Абигейл.

— Кузен Адамс, ты поступил благородно. Я не взялся бы за дело без тебя, что придает нашей стороне солидность и уважение. Я только что посетил в тюрьме капитана Престона. Я откровенно изложил ему мое мнение о конфликте, а также то, что душой и телом принадлежу патриотам моей страны.