Так было до конца дня, приходили сотни людей с женами и детьми, приносили в подарок цветы, сладости, книги. Джонатан и Эстер Сиуолл также нанесли визит на пару минут. Эстер сказала Абигейл:

— Никому не нравятся поражения. Но Джонатан горд за Джона сегодня. Весь Бостон горд.

Когда они остались одни, Джон спросил, потирая своими пухлыми пальцами глаза:

— Горд чем? Мне же не позволили изложить дело. Хатчинсон боялся, что если я его изложу, то все американские моряки будут сопротивляться и убивать, не давая возможности себя реквизировать.

— Но именно ты вынудил их к такому решению. Твоя защита теперь доступна для любой колонии, если англичане вновь попытаются заняться реквизицией. Не огорчайся. Ты герой дня. Будь рад этому!

Приятно быть калифом на час. Бокалами, выпитыми в их честь, можно было бы наполнить Бостонскую гавань. Мужчины снимали шляпы, встречая Абигейл на улице, женщины расплывались в улыбке, торговцы бросались ей навстречу, отталкивая приказчиков; даже в мясных, рыбных и овощных лавках перешептывались, завидев миссис Джон Адамс. Ей предлагали лучшие куски мяса, самые свежие фрукты и овощи, самую вкусную рыбу.

Джон находился в Фолмауте. Он намеревался быть в Бостоне к июльской сессии суда, но к концу месяца прислал с друзьями два письма, сообщая, что, хотя он выиграл три дела, оставалось еще шестьдесят.

— Ничто, кроме надежды заработать для моей любимой семьи, не может поддержать меня в этих нудных занятиях.

Абигейл пришлось смириться с этим, ибо всякий раз, когда им удавалось отложить сто фунтов стерлингов, появлялось политическое дело, приковывавшее к себе внимание Джона, и их доходы падали, сбережения тратились на содержание дома и ежедневные расходы в Бостоне. Они надеялись, что смутная обстановка не нарушит окончательно их платежный баланс.

Губернатор Бернард был вызван в Лондон для «консультации», что Джон расценил как более мягкий эквивалент слова «отставка». Когда судно губернатора отходило от причала, зазвонили колокола, с доков Джона Хэнкока загрохотали пушки, Дерево Свободы было украшено флагами, на Кинг-стрит и у Форт-Хилла горели костры. Ассамблея Массачусетса обратилась с петицией к королю Георгу III «снять с поста в его правительстве навсегда сэра Фрэнсиса Бернарда». Бостон был уверен в своей победе.

Дела шли хорошо. Хотя соглашение об отказе от импорта из Англии все еще сдерживало деловую активность, появилась возможность нанять клерка, и Джон взял на работу приятного молодого человека по имени Джонатан Уильямс Остин, только что окончившего Гарвардский университет. Поскольку не было иной возможности обучаться праву, Джон счел своей обязанностью установить отношения типа мастер — подмастерье. Через десять дней его старый друг Джон Тюдор навязал ему своего сына.

— Что я буду делать с двумя писцами сразу? — жаловался он Абигейл. — Что скажут Ассоциация адвокатов и свет? Что у меня много претензий?

— Ты способен дать им такое хорошее юридическое образование, какое только можно найти в колониях.

— Шутишь, дорогая. Мое понимание чести, совести, если хочешь, требует, чтобы я дал им интенсивную подготовку не только по книгам, но и по судебным процедурам, чем не занимался со мной Путнам, предпочитая обсуждать вопросы религии.

— Ты стал лучшим мастером, не получив надлежащую подготовку как подмастерье.

— Мне нравится обучать. Сидя в своем большом кресле в школе, я воображал себя диктатором в общине. Я мог выявить гениев, генералов, политиков в нижних юбках, богословов, а также пижонов и шутов. Зажечь в народившейся душе жажду к знанию! В то время я думал, что невозможно получить большего удовлетворения.

— В таком случае подпиши бумаги молодого Тюдора. Это будет доброе дело, пока не подрастет Джонни.

— Джонни! Ты на самом деле думаешь, что этот чертенок станет адвокатом?

— Если ты привьешь ему любовь к законам.

Он снял сюртук, сбросил кружевной воротник. Его глаза сверкали.

— Мне хотелось бы иметь еще одного адвоката в семье. Эта идея укрепляет мои нервы и заставляет быстрее обращаться кровь. Быть может, мы сумеем основать династию юристов Адамсов. Могу заверить тебя в одном: ко времени, когда Джонни наденет мантию, он будет владельцем самой хорошей в тринадцати колониях правовой библиотеки.

Она восхищалась силой любви. Пять минут назад он пришел домой озабоченный, что делать с двумя клерками. Стоило ей высказать мысль об обучении собственного сына, и он целует ее в восторге от идеи собрать большую библиотеку по юриспруденции для двухлетнего сына.

Абигейл тревожилась за Сюзанну. Ей исполнилось уже восемь месяцев, а она не окрепла. Несмотря на теплое лето и ясное солнце, ее кожа имела желтоватый оттенок; не помогала и специальная пища, которую готовили по рецепту докторов Тафтса, Уоррена и Ллойда. Сюзанна ела недостаточно для поддержания своих жизненных сил. Врачи уверяли Абигейл, что ребенок оживет, станет крепче, но их уверения не рассеивали опасений. Абигейл охватило чувство вины. Она не сумела дать Сюзанне хорошего начала, чувствовала себя усталой во время беременности, подорвала силы ребенка затяжными родами. Даже сейчас ощущала свою беспомощность, не обладала мудростью и искусством вызвать у дочери стремление к выживанию.

Прошли жаркие дни, наступили ранние холода; ребенок таял на глазах. В первую неделю февраля Сюзанна скончалась. Жизнь крошки угасла как свеча.

Абигейл удалилась в свою спальню, уткнулась лицом в подушку и заплакала. Через какое-то время, выплакав все слезы, она примирилась с судьбой. Грех заниматься самоистязанием. Это бесполезно, что она могла еще сделать, выносив и родив Сюзанну?

Она должна принять случившееся: значит, так угодно Богу, как бы ни было трудно. Впервые Его десница обратилась против нее. Но и такая мысль грешна. Много детей умирает в Новой Англии, они рождаются либо мертвыми, либо такими слабыми, что не переживают тягот первой зимы. Бог дает, Бог берет. У нее есть двое крепышей, она должна быть признательна Его благословению в прошлом и тому, что будет…

Она поднялась и села на постели. Случившееся не скоро забудется, но у женщины всегда есть возможность воссоздать внутри себя замену — новую жизнь.

Джон не произнес ни слова. Она оценила глубину его страданий по тому, что он старался не упоминать имя Сюзанны.

Вернувшись с кладбища, она настроила себя на рождение следующего ребенка.

Непреднамеренный случай, характерный для того смутного времени, окончательно захлопнул дверь в прошлое.

Первым звеном в цепочке трагических событий стало убийство одиннадцатилетнего сына бедного немецкого иммигранта. Кристофер Снайдер шел с группой парней в толпе, угрожавшей Теофилу Лилье, ввозившему товары из Англии. Его лавка, находившаяся недалеко от Дома собраний Нью-Брик, была помечена карикатурной головой, насаженной на шест. Сосед Лилье Эбенезер Ричардсон, известный в округе как осведомитель таможни, пытался свалить шест. Толпа отогнала его градом камней. Ричардсон схватил мушкет и выстрелил в толпу, пуля пронзила сердце молодого Снайдера.

Абигейл слышала похоронный звон бостонских колоколов; в ее сознании он слился с церемонией похорон собственной дочери, тупая боль перевоплощала Сюзанну в беспечного одиннадцатилетнего мученика Бостона. Она оплакивала его, не отделяя от своего личного горя. Лишь строгое предупреждение доктора Джозефа Уоррена не позволило ей принять участие в похоронном марше.

По-иному действовал Джон. Возвращаясь из Уэймаута, он встретился с кортежем, который собирался под Деревом Свободы.

— Во-первых, я выпил спиртное у мистера Роу, — признался он ей в этот вечер, — ты знаешь эти массачусетские дороги в феврале! Затем я примкнул к похоронному кортежу. Много мальчишек шли за гробом, а за ними мужчины, женщины, ехали экипажи. Я никогда не видел таких похорон. Возмущение народа явно не улеглось.

Закутавшись в пальто, они пошли в книжную лавку, где Джон Мейн содержал библиотеку для тех, кто был в состоянии платить в год один фунт стерлингов и восемь шиллингов. Они выбрали новый роман и вернулись к ужину, расположившись перед камином в кабинете Джона, что не делали со времени смерти Сюзанны.