Внезапно, позади жертвенника, один из булыжников, тихо опустился вниз, приведенный в действие хитроумным механизмом, неподвластным течению времени. Конан пытался разобрать смысл резьбы на алтаре и не сразу заметил движение. Пока чье-то злобное, любопытное, а может и голодное, шипение не привлекло его внимание.

Этот звук принудил его отпрыгнуть назад. Наверное, даже рев голодного льва не оповестил бы лучше о возникшей опасности, чем шипение змеи! По мере того, как большая змея выползала на свет из давно ушедшего мира, глаза Конана все больше расширялись от ужаса. Змеи водились в Киммерии. Но большинство из них были маленькими, ползающими существами, питающимися лягушками или мышами. Даже гадюка, способная отнять жизнь у человека, не превышала вытянутой руки.

Эта же рептилия была способна пожрать сына кузнеца в два счета. В ней было около сорока футов длины. Когда змея открыла рот, яд закапал с клыков, размером с указательный палец. Ее золотистые глаза без век светились опытом ушедшей эпохи и древним злом.

Взгляд ужасных глаз остановился на Конане. Змея снова зашипела, на сей раз будто бы удовлетворенно, в предвкушении сытного обеда после векового сна. Полуторафутовый язык выстрелил в направлении молодого киммерийца, и гадина скользнула к нему.

С криком ужаса и отвращения теплокровного существа перед чешуйчатой рептилией, Конан выстрелил из лука. Его стрела попала выше одной из ноздрей змея и отскочила в сторону от бронированной шкуры. Рептилия издала грозное шипение и высоко подняла свое тело, словно хотела подавить жертву своей массой. Но, поскольку, это была настоящая змея, она, с быстротой пантеры, нанесла удар.

Конан, ведомый первобытным инстинктом варвара, все же сумел своевременно отпрыгнуть в сторону. Он тут же установил другую стрелу на тетиву лука и выпустил вслед за первой. Эта стрела застряла в задней части головы змеи, но скорее еще больше разозлило ее, чем причинила серьезную рану. Звук, исходящий из широко раскрытой пасти, сравнялся с шипением раскаленного железа, на которое выплеснули ведро воды. В желании отомстить наглецу, змея повторила бросок, целясь ядовитыми клыками.

И снова промахнулась. А Конан готовил уже очередной ответ. Его третья стрела пригвоздила раздвоенный язык к нижней челюсти, глубоко впиваясь в мягкую плоть пасти. Шипение стало тише, однако ярость змеи удвоилась. Она вновь бросилась на киммерийца, явно собираясь обвить его своими кольцами и раздавить в чудовищных объятиях.

Юноша оттянул тетиву к самому уху и выстрелил еще раз. Наконец, ему удалось найти уязвимую точку. Его стрела вонзилась в левый глаз змеи и проникла в злобный, крошечный мозг.

Смертные муки рептилии продолжались около четверти часа, пока она не испустила дух. Она извивалась в агонии и крушила все на своем пути, поражая Конана своей силой. Змея разбила вдребезги алтарь и остатки статуи, оставляя после себя мраморное крошево. Теперь уже стало не важно, чем раньше было изваяние. От него остались одни черепки.

Когда змея окончательно затихла, Конан приблизился к огромному трупу с опаской охотника, знающего, что даже полумертвая змея способна на последний укус. Он потыкал плоскую морду концом своего лука, держа оружие на вытянутой руке. И действительно, змея дернулась, но это уже было посмертное сокращение мышц.

Убедившись, что его враг больше не шевелится, Конан отстегнул нож от поясного ремня. Он использовал его, чтобы раздвинуть змеиные челюсти. Стоически перенося едкий запах мускуса, свойственный рептилиям, юноша смазал наконечники своих стрел зеленоватым ядом, все еще сочившимся с острых клыков. Проделав это, он, напоследок, вырезал один клык из пасти, соблюдая осторожность, чтобы случайно не пораниться.

Потом он заглянул в провал, откуда выбралась змея, чтобы убедиться, не скрывается ли там еще подобное ей существо. Но, похоже, только один экземпляр сохранился в течение веков, в недрах древней святыни. Покачав головой, Конан решил больше не задерживаться и направился к выходу.

Перед тем, как обнаружить храм, молодой киммериец следовал по тропинке мимо гигантской ели. Сейчас, стоя на этом самом месте, он пожалел, что не прихватил два клыка вместо одного.

Ели больше там не было. Она пропала.

Конан сделал несколько шагов туда, где раньше стояло дерево. Не обнаружив даже признака ее пребывания, он даже протер глаза в недоверии. Как могла такая огромная ель просто исчезнуть с лица земли? Юноша снова потер глаза, но дерево не появилось. Кроме того, тропинка от забытого древнего храма теперь вела в ту часть леса, которую он хорошо знал.

Не веря своим глазам и почесывая затылок, Конан задавался вопросом: «А не привиделось ли ему все это?». Но, когда он достал из колчана стрелы, то увидел, что их верхняя часть обесцветилась, пропитавшись ядом колоссальной змеи. И это являлось действительностью, а не плодом его воображения. Он решил отложить отравленные стрелы, чтобы не использовать в обычных охотничьих походах, но сохранить для опасных зверей и, разумеется, для аквилонцев.

Оставшаяся часть дороги до Датхила не преподнесла больше никаких сюрпризов. Его путь пролегал мимо лагеря, устроенного воинами графа Стеркуса вблизи деревни. Как всегда, вокруг стоянки захватчиков разгуливали часовые, вдоль установленного заграждения. Конан сквозь зубы выдохнул ругательство в их сторону, подслушанное им у отца. Но охранников это не удивило. А, может, они просто не поняли.

Уже подходя почти к самому дому, Конан вдруг резко остановился посреди дороги.

— Их нечем удивить днем! — воскликнул он, будто озвучивая свои мысли. — Посмотрим, что будет ночью…

После тих слов, у него словно выросли крылья на пятках.

— Что с тобой случилось, Конан? — только и успела выкрикнуть Тарла, когда он проносился мимо жилища Баларга.

Юноша не остановился и не собирался замедлить свой бег, даже ради нее. Главное, ему надо было донести свои идеи поскорее до дома.

— Отец! — задыхаясь, выпалил он, проскользнув в дверной проем кузницы.

Мордек, в этот момент, обрабатывал край топора с помощью ножного шлифовального круга. Когда он отпустил педаль, ливень искр, разлетавшихся от топора, прекратился.

— Что стряслось? — спросил он, невольно повторяя вопрос дочери Баларга. — Независимо от причин, думаю, не стоит врываться в дом, словно демоны гонятся за тобой по пятам.

На короткий миг, мысли Конана обратились к храму — вне времени. Но тут же снова встали на место. Необходимо было донести их в точности.

— Если мы нападем на лагерь аквилонцев ночью, то сможем застать их врасплох, — с волнением в голосе начал он.

— Ну, нападем, и что из этого выйдет? — спросил Мордек.

— Так ведь мы тогда освободимся от них, — ответил Конан, удивляясь тому, что отец не понимает очевидных вещей.

Однако кузнец оказался более дальновидным, чем думал его сын.

— Датхил на некоторое время станет свободным, но он не вся Киммерия, — сказал Мордек. — А когда остальные аквилонцы узнают о том, что мы сделали, то тут же возвратятся с новыми силами и жестоко отомстят.

— Тогда мы должны напасть одновременно на все их лагеря, — объявил Конан. — Если мы так поступим, то они исчезнут навсегда.

Хотелось бы мне, чтобы они исчезли навсегда, — проворчал Мордек. — И что же ты предлагаешь?

— Надо послать гонцов во все деревни, — ответил юноша. — Сказать им, чтобы они выступили в определенную ночь. Тогда аквилонцам придет конец, — в подтверждении своих слов он погрозил кулаком.

Но Мордек покачал головой. От чего, прядь его, тронутой сединой гривы, опустилась на глаза.

— Может быть, так бы и случилось, — сказал он. — Только я уверен: многие из жителей скажут, что уже потеряли слишком много людей в первой войне. А некоторые, поклянутся солнцем, луной и звездами — а затем, все равно останутся дома. А другие, даже если поддержат вылазку, то будут сражаться прежним способом и будут разбиты. Корме того, король Нумедидес, пошлет еще больше солдат, чтобы подавить восстание. Да и оправдает ли будущие жертвы такое восстание?