— Какая же это победа? Она не такая, как эти римляне, как вы! — громко возразила Суния, сама немало удивленная своими словами.

Персей вставал, пошатываясь, словно на плечах его лежал тяжелый груз. Перерыв в поединке несколько охладил пыл Аурианы, и она почувствовала боль от раны. Кровь свернулась и начала засыхать, лишь тоненькая струйка продолжала сочиться и стекать по располосованной тунике. Тошнота подкатила к горлу. Все поплыло перед глазами, и боль горячими иголками вонзилась в живот. Она попыталась вернуть себе чувство безграничной свободы, которое только что испытывала, но сила уходила из ее рук. Откуда-то сзади подкралось отчаяние. Все вдруг изменило свои очертания и казалось уродливым.

«Это место проклято богами. Я хочу покинуть его».

Зрители тем временем подняли еще большой гвалт, чем когда-либо в этот день. Капризной публике, поведение которой всегда было непредсказуемым, пришелся по нраву отказ Аурианы прикончить лежащего врага, лишенного возможности сопротивляться, в этом они увидели признак грозной, уверенной в себе силы и благородства, которое столь часто превозносили римские историки. Это был акт безрассудной отваги, который покорил их сердца. Если бы она заранее планировала добиться такого результата, то более верного средства завоевать самые горячие симпатии толпы, состоящей из всех сословий, включая недоверчивых преторианцев, просто не существовало.

«Да ведь это самое умное, что можно было придумать в этой ситуации! — подумал Марк Юлиан. — Едва ли она нуждается в моей помощи. В ней определенно есть прирожденное чутье на то, как внушить толпе любовь и уважение к себе».

Ауриана и Персей столкнулись, словно два усталых оленя, утомленных схваткой за первенство. Зрители, занимавшие нижние ряды, переживали за нее и старались как-то помочь ей, подавая советы, которые не всегда были бесполезными.

— Берегись! Отбивай вверх! Выпад!

Эрато сердился на них, жестами призывая к молчанию. Он опасался, что эти крики могут сбить ее, но Ауриана не слышала ничего, кроме стаккато ударявшихся друг о друга мечей. Прекрасно понимая, что теперь время работает не на нее, унося с каждым мгновением силы от потери крови, она стремилась проникнуть в глубь сознания Персея, почувствовать его унижение и черную, словно безлунная ночь, ненависть. Это было нужно для того, чтобы угадать момент для нанесения решающего удара. И, наконец, ей удалось это сделать.

Она наступала, опустив щит и меч слишком низко, и нарочно замешкалась, дав Персею возможность уйти на безопасную дистанцию. Как и рассчитывала Ауриана, он тут же попытался нанести ей удар в шею, который она легко парировала, едва не выбив оружие из руки противника. Затем ее лезвие скользнуло по мечу Персея вверх, и она притворилась, что хочет пронзить его правое плечо. Персей поддался на эту уловку и переместил щит вправо. Но в тот же миг Ауриана уклонилась влево, затем быстрым и точным ударом направила острие меча в обнаженную грудь противника. Оба почувствовали, что рана смертельна.

«Проклятье богам! Я не попала в сердце! Он умрет не сразу».

Оба гладиатора замерли в напряженной тишине и не двигались. Затем Ауриана шагнула назад и в качестве меры предосторожности резким ударом выбила меч из руки Персея. Этому ее научил многолетний боевой опыт. Обезоруженный Персей упал на колени и затем свалился набок. Ауриана стояла над ним и чувствовала себя не в своей тарелке.

«Между нами не было долга, освященного кровью! Падет ли на меня проклятье?»

Персей захрипел, и его тело стали сотрясать предсмертные конвульсии. Смерть всегда была для Аурианы тайной, и потому она почувствовала благоговейный трепет.

«Ты был человеком и, несмотря на все твои прегрешения, заслуживаешь божьей милости. Ты искусно дрался, а теперь успокойся с миром».

В этот миг Ауриана очнулась и услышала рев сотен глоток. Публика бесновалась в полнейшем восторге. Вокруг творилось невероятное. Невольник, одетый в костюм Меркурия — проводника душ в Гадес, снял с умирающего шлем и за волосы оттянул его голову, обнажив шею для последнего удара.

— Да здравствует Ауриния — победительница! Да здравствует Ауриния — наша любимица! — хором скандировала публика.

На какой-то миг все это показалось Ауриане совершенно нереальным.

«Где я? Кто эти люди? Кто я? — подумала она, и все опять поплыло перед ее глазами, арена стала уходить из-под ног, словно палуба корабля во время качки. — Они враги всей моей жизни, враги моих праотцов и праматерей, и все же они превозносят меня как богиню».

Персей огромным усилием воли поднял вверх правую руку, сжатую в кулак с оттопыренным указательным пальцем. В смятении Ауриана подумала, что он проклинает ее. Затем до нее дошло, что это призыв к милосердию. Она отвернулась от его подернутых смертной пеленой глаз, опасаясь встречи с мстительной душой, которая вскоре должна была покинуть это тело.

— Перережь ему глотку! — заорал кто-то в нижних рядах. — Убей этого подлого хитрого волка, который пытался перехитрить нашу бедную Ауринию!

Эти слова отражали настроение всей публики, и люди устремили свои взоры на Домициана в надежде услышать его веское слово. Но Император сидел с одеревеневшим лицом, которое выражало полное презрение ко всему происходившему и нежелание хоть как-то реагировать. Тогда публика сама проявила инициативу, и все стали показывать большими пальцами вниз.

Наставник Глаукус подтолкнул Ауриану.

— Ты что, с ума сошла? Делай быстрее то, о чем тебя просят! Прикончи его!

— Ауриана, ты должна это сделать! — говорил Эрато, обнимая ее за плечи и успокаивая.

Она смотрела на широкую, блестящую от струившейся крови грудь, на горло, которое судорожно глотало воздух, и не могла побороть в себе отвращения. Наконец, она отбросила меч в сторону и согнулась. Ее вытошнило.

— С ней ничего не поделаешь! — пробормотал Глаукус.

Эрато, смутившись, пошире раскинул свой плащ и постарался хоть как-то укрыть Ауриану от взглядов публики, но та уже заметила затруднения своей любимицы и отнеслась к этому сдержанно, даже сочувственно. Кое-кто захлопал в ладоши.

«Эти люди потеряли разум! — подумал Эрато. — Она не в состоянии выполнить свой долг, а они восхищены этим».

— Ты знаешь, что это такое, дочь осла? — закричал Глаукус.

Он ткнул ей в лицо большим пальцем, опущенным вниз, и насильно вложил меч в ее руку.

— Проклятье падет на девять поколений того, кто ударит врага, не способного ответить тем же, — тихо и безжизненно произнесла Ауриана.

— Что она сказала? — спросил подручный Глаукуса, подставляя ладонь к уху.

— Какую-то варварскую чушь, — ответил Глаукус, хватая Ауриану и толкая ее вперед. Ауриана чуть было не упала на тело Персея, который был еще жив.

— Ты не в лесу среди своих дикарей, нам нет никакого дела до всех этих глупостей насчет девяти поколений. Здесь это не пройдет! Ты находишься среди цивилизованных людей, а они повернули свои пальцы вниз. Теперь ты должна перерезать ему глотку. Слышишь, отродье вшивых бабуинов?

И Глаукус ударил ее ногой.

Вне себя от ярости, Ауриана бросилась на него. Эрато навалился на нее, схватил за руку, державшую меч, и резко вывернул ее. Ауриана потеряла равновесие и упала на песок. Однако, падая, она сумела уцепиться за Глаукуса и потащить его за собой. Эрато тоже не удержался на ногах и свалился сверху на них обоих. Ему удалось вырвать меч из руки Аурианы и отбросить его подальше. Тогда Ауриана схватила Глаукуса за горло.

Публика пришла в неописуемый восторг. Многие зрители покатывались со смеху, думая, что эту сценку разыграли специально на потеху всем.

— А ну, задай ему жару, Ауриния! — с воодушевлением орал плебс. — Убей их всех, Ауриния! Убей их всех! Убей! Убей!

Эрато и еще один помощник с огромным трудом оторвали ее от Глаукуса, который уже начал задыхаться и выкатил глаза на лоб.

— Ты! Идиотка! Ты не понимаешь, что своим дурацким поведением губишь все плоды своей победы? — в бешенстве прокричал прямо ей в ухо Эрато.