Возвращаясь к показаниям подсудимых, данным ими в суде относительно причин, толкнувших их на путь террора, можно, на первый взгляд, сделать вывод, что первоначально ими двигали исключительно благие намерения, такие как стремление к поднятию экономического благосостояния народа, а также уровня его нравственного и умственного развития. Каждый из них присоединялся к движению добровольно, поскольку разделял его цели и программу. И только когда власть начала преследовать «пошедших в народ» за подобную деятельность, вновь образованной «партией» было решено прибегнуть к террору как средству «сломления деспотизма» и достижения новых политических форм правления. Подсудимый Кибальчич так прокомментировал эту ситуацию: «Если бы обстоятельства сложились иначе, если бы власти отнеслись, так сказать, патриархально, что ли, к деятельности партии, то ни крови, ни бунта, конечно, теперь бы не было. Мы все не обвинялись бы теперь в цареубийстве, а были бы среди городского крестьянского населения. Ту изобретательность, которую я проявил по отношению к метательным снарядам, я, конечно, употребил бы на изучение кустарного производства, на улучшение способа обработки земли, на улучшение сельскохозяйственных орудий и т. д.».
Вместе с тем программа «Народной воли» по поводу применяемых средств политической борьбы указывала, что «террористическая деятельность, состоящая в уничтожении наиболее вредных лиц правительства, в защите партии от шпионства, в наказании наиболее выдающихся случаев насилия и произвола со стороны правительства, администрации и т. п., имеет своей целью подорвать обаяние правительственной силы, давать непрерывное доказательство возможности борьбы против правительства, поднимать, таким образом, революционный дух народа и веру в успех дела…»[7]. Главная же цель «Народной воли» было свержение самодержавия и переход власти в руки народа.
Признавая терроризм как средство борьбы, народовольцы оговаривали условия его применения. В этой связи интересен протест Исполнительного комитета «Народной воли» против покушения анархистов на президента США Д. Гарфилда: «В стране, где свобода личности дает возможность честной идейной борьбы, где свободная народная воля определяет не только закон, но и личность правителей, – в такой стране политическое убийство как средство борьбы есть проявление того же духа деспотизма, уничтожение которого в России мы ставим своей задачей. Деспотизм личности и деспотизм партии одинаково предосудительны, и насилие имеет оправдание только тогда, когда оно направляется против насилия»[8].
Касательно партии как общности народовольцев, то в материалах судебного дела, с учетом исследованных доказательств и показаний обвиняемых, партия «Народная воля» или, как ее еще называли, «Русская социально-революционная партия» квалифицируется как тайное общество, имеющее своей целью ниспровержение посредством насильственного переворота существующего в России государственного и общественного строя. Внутреннее устройство партии состояло из идеологического или руководящего органа – Исполнительного комитета, а также агитационной группы для пропаганды и руководства движением и боевой дружины, или террористического отдела. Подсудимые также указывали, что, занимаясь революционной деятельностью, средства к существованию получали из фонда партии.
Суд установил, что программа политической борьбы народовольцев была пересмотрена в 1879 году и цареубийство было признано единственно возможным методом достижения целей партии.
Помимо целей, преследуемых «Народной волей», подсудимый Рысаков указал также свои цели, которые он видел в удачном цареубийстве, а именно: 1) прекращение вообще террора, уже ненужного при новом строе; 2) свободное развитие мирной социалистической пропаганды; 3) устранение экономических причин, могущих вызвать кровавый деревенский, аграрный террор, направленный против ближних врагов крестьянства, – бесформенный народный бунт, недоступный для руководства партией и притом столь страшный по своим последствиям, что, по подлинным словам Рысакова, даже «мы, закоренелые злодеи, и те пугались его», и, наконец, 4) устранение непримиримо враждебного отношения верховной власти к социалистам.
В свете причин, побудивших подсудимых к терроризму, обращает на себя внимание фанатичная преданность Желябова, Кибальчича, Перовской, а также Гриневицкого (что следует из его «завещания») их идеям, их полное самопожертвование ради той высшей цели, которую они себе сами определили. Кроме того, в своих показаниях Желябов, Кибальчич, Перовская, признавая свою вину, всячески подчеркивали непричастность к цареубийству Гельфман и Михайлова, пытаясь тем самым спасти их от ответственности. В то же время эти обстоятельства не помешали народовольцам уносить жизни ни в чем не повинных людей и приносить страдания их семьям.
Кроме указанного выше, для понимания целей партии необходимо обратиться к событиям, которые имели место после цареубийства и не были отражены в материалах дела. Через несколько дней после трагедии 1 марта Исполнительный комитет «Народной воли» подготовил обращение к Александру III, в котором указывались условия замены революционного движения мирной работой. Такими условиями были общая амнистия по всем политическим преступлениям прошлого времени, поскольку это были не преступления, но исполнение гражданского долга, и созыв представителей от всего русского народа для пересмотра существующих форм государственной и общественной жизни и переделки их сообразно народным желаниям. Народовольцы указывали, что легализация верховной власти народным представительством может быть достигнута лишь тогда, когда выборы будут произведены совершенно свободно, в обстановке, когда депутаты посылаются от всех классов и сословий пропорционально числу жителей и не будет никаких ограничений ни для избирателей, ни для депутатов. Избирательная агитация и сами выборы должны быть произведены совершенно свободно, а потому правительство должно в виде временной меры впредь до решения Народного собрания допустить: а) полную свободу печати, б) полную свободу слова, в) полную свободу сходок, г) полную свободу избирательных программ. Народовольцы указывали, что при соблюдении этих условий безусловно подчинятся решению Народного собрания и не позволят себе впредь никакого насильственного противодействия правительству, санкционированному Народным собранием. Как известно, на это послание народовольцев Александр III ответил манифестом «О незыблемости самодержавия».
При сопоставлении указанных народовольцами целей их деятельности с фактическими обстоятельствами дела, а также с текстом обвинения, предъявленного подсудимым исполняющим обязанности прокурора при Особом присутствии Правительствующего сената товарищем прокурора Санкт-Петербургской судебной палаты Николаем Валерьяновичем Муравьевым[9], может возникнуть вопрос, а насколько правильно были осуждены подсудимые? Конечно, Уложение о наказаниях уголовных и исправительных в редакции, действовавшей на момент совершения преступления, не содержало такого состава преступления, как терроризм. Правовая мысль и власти еще не осознали всей опасности данного явления и необходимости его законодательного запрещения. Как вид преступления, за которое предусмотрена уголовная ответственность, терроризм появился только в современной России в 1994 году, когда Уголовный кодекс был дополнен статьей 213-й, прим. 3 «Терроризм». Однако такие признаки, квалифицирующие деяние (в настоящее время) как терроризм или совершение террористического акта, безусловно, присутствовали в совершенном преступлении. К таким признакам можно отнести систему насильственных действий, представляющих угрозу общественной безопасности, планирование и осуществление которых отражает интересы определенной группы людей, а не всего общества.
Конечно же, и с точки зрения права, и с иных точек зрения, сегодняшняя проблема терроризма и терроризм XIX века – это не одно и то же. В отличие от своих предшественников, современные террористы выбирают все более ужасающие методы и способы террористической деятельности. Однако как социально-политико-правовое явление терроризм всегда был и будет одинаков, поскольку причины, его вызывающие, практически не меняются. В этой связи полагаю, что стоит полностью согласиться с В.В. Лунеевым, который указал, что главными детерминантами терроризма были и остаются социально-экономические причины, выраженные в социальной несправедливости, на которую потом наслаиваются многие другие обстоятельства[10].
