Затем, поскольку дни уже заметно укоротились, он купил билет на автобус до Версаля и поехал домой. Там он долго ходил по опустевшим королевским покоям. В одной из комнат он выключил свет и подтащил стул к окну, выходившему в парк. Вынул из кармана губную гармонику и робко выдул звук. Он трудился над гаммой час. Через два часа ему удалось медленно и затрудненно сыграть «Около моей блондинки как хорошо, хорошо, хорошо» [21].

Сидя в темноте, Пипин улыбался. Во дворце стояла тишина. Он сыграл «Брат Жак», медленно, но без ошибок, от начала до конца. Карпы громко булькали в пруду.

Между тем телеграф, радио и трансокеанский телефон изнемогали под бременем переговоров и телеграмм.

Мужчины в темных костюмах спешили в свои посольства. Тайные, скрытые пружины пришли в движение. Госдепартамент в Вашингтоне заморозил французские активы в Соединенных Штатах.

Люксембург объявил мобилизацию. Монако закрыло границы, а солдаты выкинули цветки, воткнутые в стволы винтовок.

Советская подводная лодка была замечена в заливе Сан-Франциско.

Эскадрилья советских истребителей преследовала американскую подводную лодку в Финском заливе.

Швеция и Швейцария объявили о своем нейтралитете, но при этом приняли оборонительные меры.

Англия ворчала и брюзжала, скрывая радость и, как водится, предложила французской королевской семье убежище в Лондоне.

Во всем Париже были закрыты ставни. Студенты Сорбонны толпой взобрались на Эйфелеву башню, сорвали королевский флаг и подняли трехцветный, который затрепетал среди ветровых приборов.

В Сюз-су-Кюр жители под предводительством префекта полиции сожгли ратушу, в ответ на что те же жители под предводительством мэра сожгли полицейский участок.

В Фалезе, в Нормандии, всех чужаков согнали вместе и приставили к ним часовых.

В Лепюи на вершинах скал горели костры.

Марсель учтиво бесчинствовал и с разборчивостью грабил.

Папа Римский предложил арбитраж.

В Париже жандармы помогали бунтовщикам строить баррикады, используя полицейские загородки.

Склады на Сене взломали, и по булыжным мостовым с грохотом покатились винные бочки.

Члены парламента ревели в энтузиазме, полные мятежного духа. Правые центристы расклеивали плакаты, на которых еще не просохла надпись чернилами «На Бастилию!».

Американский посол осудил революцию.

Кремль, Китай, государства-сателлиты и Египет прислали поздравительные телеграммы героическому народу Французской республики.

А в темной тихой комнате Версальского дворца Пипин пытался сыграть «Мемфис блюз», но обнаружил, что на гармонике отсутствуют диезы и бемоли. Он перешел на «Мой дом в горах», где их не требуется, и так погрузился в свое занятие, что не расслышал тихого стука.

Сестра Гиацинта приоткрыла дверь, заглянула внутрь и увидела силуэт короля на фоне окна. Услышав ее тихий смех, он перестал играть и оглянулся. На фоне стены она выглядела как большая черная птица.

— Неплохо иметь вторую профессию, — сказала она.

Король, испытывавший неловкость, стоял, выбивая об ладонь слюну из гармоники.

— Я не слышал, как вы вошли, сестра.

— Да, вы были очень заняты, сир.

— Неожиданно для себя совершаешь какие-то глупые поступки, — немного чопорно сказал он.

— Не такие уж глупые, сир. Рассудок ищет для себя любопытные способы бегства от реальности. Я не знала, что вы здесь. Почти все разъехались.

— Куда, сестра?

— Одни сбежали, думая спастись, а большинство просто поехало в Париж поглядеть на фейерверки. Их влекут любые события, как насекомых влечет свет. Я тоже уезжаю, сир. Настоятельница приказала мне возвращаться в монастырь. Боюсь, сир, что вашему недолгому правлению пришел конец. Ходит слух, что вся Франция восстала.

— Пока мне еще не хочется об этом размышлять. Видимо, я потерпел неудачу.

— Не уверена, — возразила монахиня. — Я прочла ваше обращение к Конвенту. Смелая речь. Да, наверное, вы лично потерпели неудачу, но ваши слова, идеи, возможно, и не пропадут даром. Помнится, был еще один такой, он тоже потерпел неудачу, но мы живем по его идеям. — Она положила на стол рядом с Пипином узелок. — Это вам, сир, освященный веками маскарадный костюм.

— Что это?

— Мое монашеское платье, традиционное средство побега. Не вижу повода для цикуты или креста.

— Что, дело настолько скверно? Они до такой степени разъярены?

— Не знаю, — ответила сестра Гиацинта, — Но вы упрекнули их в оплошности. Не так-то легко им будет простить вас. Ваши слова будут, как шипы, сидеть в памяти у каждого нового правительства. Вы им не дадите покоя. Возможно, они это предчувствуют.

— Я хочу разыскать Мари, — сказал он, — Я думал, она сюда вернется.

— Возможно, и вернется, а может быть, ей сюда не попасть. В Париже, говорят, беспорядки. Когда бунтовщики нагуляются там всласть, они могут двинуться сюда. Если вы вообще собираетесь уходить отсюда, советую уйти сегодня до ночи.

— Без Мари? Без Клотильды?

— Я не думаю, что они подвергаются такой опасности, как вы, сир. Если вы согласны надеть этот наряд, пойдемте со мной. Мой монастырь приютит вас до тех пор, пока не наступит удобный момент безопасно пересечь границу.

— Я не хочу пересекать границу, сестра. Право, я не думаю, что я настолько важная фигура, чтобы им понадобилось меня убивать.

— Ваше величество, ведь они могут опасаться друг друга. Каждая группировка будет подозревать, что другие уже вступили с вами в сговор.

— Я не верю этому, — запротестовал король, — Монархия была мифом, она не существовала. Король? Король что-то вроде национальной шутки. Не думаю, чтобы они облагородили королевский сан убийством.

— Н-не знаю, — неуверенно протянула она. — Право, не знаю.

— Если я совершу побег или хотя бы попытку побега, я покажу, что я действительно важная персона и меня следует убить. Я часто размышлял, что случилось бы, если бы Людовик XVI не попытался бежать — а просто один, без охраны, отправился в зал для игры в мяч.

— Вы храбрый человек, сир.

— Нет, сестра, совсем нет. Может быть, глупый, но не храбрый. Я не хочу быть жертвой. Мне нужен мой дом, моя жена и мой телескоп — и больше ничего. Не вынуди они меня стать королем, мне не пришлось бы вести себя как король. Одна психологическая случайность повлекла за собой другие.

— Хотелось бы мне быть уверенной в вашей безопасности. К сожалению, я должна идти, мсье. А вы знаете, ведь этот человечек вылечил-таки мне ноги. Не знаю, прощу ли я его. Так вы не пойдете со мной?

— Нет, сестра.

— Дайте руку!

Сестра Гиацинта склонилась над его рукой и поцеловала ее.

— Прощайте, ваше величество.

Когда он поднял голову, она уже ушла, ступая так тихо, что ни один кусок паркета не скрипнул.

Пипин приложил теплую еще гармонику к губам и очень медленно проиграл «до-ре-ми-фа-соль-ля». «Си» у него не получилось, он начал сначала, доиграл до конца и закончил на «до».

Потом он спустился по винтовой лестнице в парк. Под ногами у него громко хрустел гравий. Дойдя до главных ворот, он остановился, вглядываясь и не видя в темноте — есть ли караульный. Наконец, вспыхнула спичка, и он увидел одинокого часового, сидящего на земле спиной к будке; винтовка стояла рядом. Король подошел поближе.

— Вы что же, один?

— Все подались в Париж, — пожаловался часовой. — Несправедливо. Почему именно меня тут оставили дежурить? Выбрали, приказали — и неси караул. По моему послужному списку видно, что я хороший солдат.

— Хотите «Лаки Страйке»?

— А у вас есть сигарета?

— Можете взять пачку.

Часовой поднялся и с подозрением вгляделся в Пипина.

— Кто вы такой?

— Король.

— Простите, сир. Я вас не узнал. Прошу прощения.

— Что творится в Париже?

— В том-то и дело, сир, что не знаю. Говорят, идет большое веселье. Всякие бесчинства… Может, даже грабят, а я тут все пропускаю.