Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Вскоре отпуск заканчивается, ему устраивают торжественные проводы на вокзале. Он обнимает мать, обнимает сестренку, жмет руку отцу и братьям, снова обнимает мать и уезжает.

Бобби Шафто ничего не знает о своем будущем. Только то, что его произвели в сержанты, вывели из состава прежней части (невелика потеря, потому что из взвода он один остался в живых) и перевели в какое-то новоявленное подразделение в Вашингтоне, округ Колумбия.

Округ Колумбия – оживленное место, но, насколько Бобби Шафто известно, бои там не идут, так что отправили его не на фронт. Что ж, он свое отвоевал, норму убитых нипов перевыполнил, заслужил награды, получил ранения. Поскольку административного опыта у него нет, ему скорее всего поручат разъезжать по стране в качестве героя, поднимать дух и убеждать молодых людей записываться в Корпус.

Он прибывает, согласно приказу, в Казармы МПФ. Это старейшая база Корпуса, квартал на полпути от Капитолия к военно-морским складам. На зеленом прямоугольнике марширует оркестр, инструкторы проводят строевую подготовку. Шафто почти готов увидеть рядом цистерны со стратегическим запасом армейского глянца.

В кабинете два морских пехотинца: майор, его новый, номинальный командир и полковник, который выглядит и ведет себя так, будто тут родился. Опупеть можно, что два таких персонажа здесь, чтобы побеседовать с простым сержантом. Наверное, все дело в Военно-Морском Кресте. Хотя у них свои Военно-Морские Кресты – по два, по три на брата.

Майор представляет полковника в выражениях, которые ничего не проясняют. Полковник по большей части молчит – он здесь, чтобы наблюдать. Майор некоторое время теребит какие-то машинописные документы.

– Здесь говорится, что вы – гун-хо.

– Сэр! Так точно, сэр!

– И что бы это значило?

– Сэр, это китайское слово! Там есть один коммунист, Мао, у него армия. Мы с ними дрались, и не раз, сэр! Гун-хо – их боевой клич, значит «все вместе» или вроде того, сэр, и когда им вмазали, сэр, мы украли их боевой клич, сэр!

– Значит ли это, что вы обазиатились, как другие китайские морские пехотинцы, Шафто?

– Сэр! Напротив, сэр, как, думаю, видно из моего личного дела, сэр!

– Вы правда так думаете? – с сомнением говорит майор. – У нас тут рапорт о телеинтервью, которое вы дали одному солдату[18], лейтенанту Рейгану.

– Сэр! Морпех извиняется за возмутительное поведение во время интервью, сэр! Морпех подвел себя и своих товарищей, сэр!

– Вы не хотите представить оправдания? Вы были ранены. Контужены. Накачаны морфием. Страдали от малярии.

– Сэр! Это не оправдание, сэр!

Майор и полковник обмениваются одобрительными кивками.

Все эти «сэр, есть, сэр», которые покажутся собачьей чушью любому мало-мальски вменяемому штатскому, исполнены для Шафто и офицеров глубокого и внятного смысла. Как у многих, у Шафто поначалу были нелады с субординацией. Конечно, он вырос в семье потомственных военных и многое впитал с детства, но в жизни это оказалось куда труднее. Теперь, пройдя все стадии воинского существования, кроме завершающих (насильственная смерть, трибунал, увольнение в запас), он понимает культуру в ее сути: как систему этикета, которая позволяет группе людей жить бок о бок многие годы, переправляться на край света и выполнять буквально черт-те какие задания, не прикончив друг друга в процессе и не рехнувшись окончательно. Крайняя формальность, с которой он обращается к офицерам, несет в себе важный подтекст: ваша забота, сэр, решить, что от меня требуется, моя забота, сэр, это исполнить. Все эти мои «гун-хо» означают, что, когда вы отдадите приказ, я не стану приставать к вам с вопросами, а вы, сэр, со своей стороны, не стойте над душой и не морочьте мне голову вонючей политикой, которой вы тут пробавляетесь. Такая готовность без колебаний выполнить приказ – тяжелейшее бремя ответственности для любого мало-мальски вменяемого офицера. Шафто не раз видел, как у зеленых лейтенантиков начинали гнуться коленки, когда видавший виды боец просто стоял перед ними и бодро отвечал: «Есть, сэр!»

– Лейтенант Рейган жаловался, что вы все время пытались рассказать ему историю про ящерицу, – говорит майор.

– Сэр! Так точно, сэр! Исполинская ящерица, сэр! Занятная история, сэр!

– Не важно, – говорит майор. – Вопрос в том, следовало ли рассказывать ее в данных обстоятельствах?

– Сэр! Мы двигались вдоль побережья, чтобы отрезать нипов от места высадки «Токийского экспресса», сэр!.. – начинает Шафто.

– Отставить!

– Сэр! Есть, сэр!

Наступает полная тишина, которую нарушает полковник:

– Мы показали ваши утверждения психиатрам, Шафто.

– Да, сэр!

– Они утверждают, что вся эта история с ящерицей – классический пример замещения.

– Сэр! Не будете ли вы так любезны объяснить, что это за штука, сэр?

Полковник краснеет, поворачивается к окну, смотрит на редкие машины.

– Ну, у них выходит, что никакой исполинской ящерицы не было. Что вы убили того япа[19] в рукопашном бою. А воспоминание о ящерице – на самом деле ваше подсознание, которое вылезает наружу.

– Подсознание, сэр!

– Что у вас в голове есть подсознание, и оно дало вам силы убить япа голыми руками. А потом ваше воображение придумало исполинскую ящерицу в качестве объяснения.

– Сэр! Вы говорите, что ящерица просто моя фантазия, сэр!

– Да.

– Сэр! В таком случае позвольте узнать, как этот нип оказался наполовину обглодан, сэр!

Полковник кривится.

– Ну, сержант, к тому времени, как вас нашел береговой наблюдатель, вы пробыли в бухте с мертвыми телами три дня. А в тропиках, где жуки и все такое, уже нельзя сказать, обглодала его исполинская ящерица или по нему прогнали газонокосилку, если вы понимаете, о чем я.

– Так точно, сэр!

Майор возвращается к рапорту.

– Этот Рейган утверждает также, что вы неоднократно отпускали оскорбительные замечания в адрес генерала Макартура.

– Сэр! Так точно, сэр! Этот сукин сын ненавидит Корпус, сэр! Он хочет, чтобы нас всех перебили, сэр!

Майор и полковник переглядываются. Очевидно, они только что пришли к какому-то общему решению.

– Поскольку вы хотите продлить контракт, в нормальных обстоятельствах вас бы отправили разъезжать по стране, поднимать боевой дух и агитировать молодых людей вступать в Корпус. Однако история с ящерицей ставит на этом крест.

– Не понимаю, сэр!

– Отдел комплектования получил ваше личное дело. Они видели рапорт Рейгана. Они боятся, что на параде в День Поминовения в Малом Жопасрауне, Арканзас, вы внезапно начнете рассказывать про исполинскую ящерицу, перепугаете всех до потери пульса и подорвете военные усилия.

– Сэр! Разрешите…

– Не разрешаю, – говорит майор. – Я даже не буду касаться вашей одержимости генералом Макартуром.

– Сэр! Генерал гробит…

– Отставить!

– Сэр! Есть, сэр!

– У нас другое дело для вас, морпех.

– Есть, сэр!

– Вы поступаете в весьма исключительное подразделение.

– Сэр! Рейдеры морской пехоты и без того весьма исключительное подразделение весьма исключительного Корпуса, сэр!

– Я о том, что назначение будет… необычным. – Майор смотрит на полковника. Полковник сует руку в карман, бренчит монетами, трогает щеку, проверяя, чисто ли она выбрита.

– Назначение не совсем в Корпус морской пехоты, – говорит он. – Вы войдете в особое международное подразделение: взвод американских морских пехотинцев и рота британских ВДВ под общим командованием. Бывалые черти, каждый показал, что способен выполнить любое задание в любой обстановке. Это ведь верно вас описывает, морпех?

– Так точно, сэр!

– Это крайне необычная штуковина, – задумчиво говорит полковник, – такая, какая военному никогда бы в голову не пришла. Вы понимаете, о чем я, Шафто?

– Никак нет, сэр! Но я различаю сильный душок политики в кабинете, сэр!

вернуться

18

Уничижительное прозвище военного, который не имеет чести служить в Корпусе.

вернуться

19

Те, кто служил в Азии, сказали бы «нип». То, что полковник говорит «яп», означает, что он служил в Атлантике и/или в Карибском море.

31
{"b":"272732","o":1}