Юлий сразу узнал его голос, его пламенную речь.
– Священники, я не враг вам, хотя вы и относитесь ко мне, как к врагу. Поколение за поколением вы погрязаете в бездействии, ваши ряды редеют, Панновал гибнет! Мы не должны быть пассивными служителями великого Акхи. Нет! Мы должны сражаться вместе с ним. Мы также должны страдать. Мы должны внести свой вклад в великую битву Неба и Земли! Мы должны очиститься, переделать себя.
Позади привязанного к раме Нааба стояли милиционеры в сверкающих шлемах. Прибывали и новые, неся в руках дымящиеся головешки. Вместе с ними шагали на кожаных поводках фагоры. Все остановились и повернулись к осужденному. Головни взметнулись над головами. Дым ленивыми струями поднимался вверх. Несгибающееся тело великого кардинала со скрипом нагнулось вперед, согбенное под тяжестью одеяния и митры. Он три раза ударил жезлом в землю и пронзительно закричал на церковно-алонецком языке:
– О великий Акха, наш воинственный бог! Предстань перед нами!
Зазвенел колокол.
Тьму пронзил еще один ослепительно-белый столб света, отчего темнота не рассеялась, а стала еще гуще, плотнее. Позади осужденного, позади фагоров и солдат вверх взметнулась фигура Акхи. Толпа заволновалась в томительном ожидании. Происходящее производило впечатление величественного действия: нечеловеческая голова бога, казалось, нависла над толпой, и рот ее был раскрыт, глаза же, как всегда, оставались незрячими.
– Возьми эту презренную жизнь, о Великий Акха, и используй ее по своему усмотрению!
Совершающие этот обряд быстро двинулись вперед. Один из них начал вращать ручку сбоку рамы. Рама со скрипом стала сгибаться. Заключенный негромко вскрикнул, когда его тело стало клониться назад. По мере того как на раме обнажались петли, тело выгибалось, делая его совершенно беспомощным.
Два капитана шагнули вперед, ведя между собой фагора. Он остановился перед осужденным в типичной для анципиталов неуклюжей позе, нагнув вперед морду. Затупленные рога, расположенные примерно на уровне глаз приведших его солдат, были украшены наконечниками из серебра.
Снова зазвучала музыка, звуки барабана, гонг, враха. Они заглушили крик Нааба. Вверх взвилась пронзительная трель флуччеля, затем звук оборвался.
Согнутое почти вдвое тело с запрокинутой головой и загнутыми ногами, шея и грудь, беспомощно светящиеся в столбе света.
– Возьми, о Великий Акха! Возьми то, что уже твое! Расправься с ним!
Вопль священника послужил сигналом. Фагор шагнул вперед, наклонился. Его пасть раскрылась, и два ряда тупых зубов стиснули беззащитное тело. Челюсти сомкнулись. Фагор поднял голову, и из пасти у него торчал кусок плоти. Он шагнул назад, стал между двумя солдатами и с безразличным видом сглотнул. По его белой волосатой груди потекла струйка крови. Задняя колонна света погасла. Акха исчез во тьме. Многие послушники упали в обморок.
Когда они, проталкиваясь через толпу, выходили из зала, Юлий спросил:
– Но зачем нужны эти дьявольские фагоры? Они враги рода человеческого. Их всех нужно истребить.
– Они – создания Вутры. Это видно по их цвету. Мы держим их, чтобы они постоянно напоминали нам о нашем общем враге, – сказал Сифанс.
– А что станет с телом Нааба?
– Не бойся, ничего не пропадет бесцельно, всему найдется применение. Бóльшая часть, возможно, пойдет горшечникам – им ведь всегда не хватает топлива. Но, по правде говоря, точно не знаю. Я предпочитаю держаться подальше от распоряжений администрации.
Юлий не осмелился больше задавать вопросы отцу Сифансу, услышав в его голосе недовольство. Но про себя он все время повторял: «Грязные животные! Грязные животные! Акха не должен иметь с ними ничего общего». Но в Святилище было много фагоров, терпеливо вышагивающих рядом с милиционерами, а их светящиеся в темноте глаза пристально и недобро смотрели по сторонам из-под косматых бровей.
Однажды Юлий рассказал своему наставнику, как его отца поймали фагоры.
– Но ты не знаешь, убили ли они его. Фагоры не всегда такие злые. Иногда Акха усмиряет их дух.
– Я уверен, что его уже нет в живых. Хотя – кто знает?
Духовный отец почмокал губами, как бы в нерешительности, а потом наклонился в темноте к Юлию.
– Конечно же, есть возможность точно узнать это, сын мой.
– Но для этого понадобилось бы собрать большую экспедицию на север.
– Нет, существуют другие способы. Менее обременительные. Со временем ты лучше поймешь сложности Панновала. А может, и нет. Есть особые группы духовных лиц, воинственные мистики, о которых ты ничего не знаешь. Но, наверное, об этом лучше ни слова…
Юлий стал упрашивать священника. Его голос совсем понизился и был едва слышим сквозь плеск падающей рядом воды.
– Да, воинственные мистики, которые отказываются от наслаждений плоти, но взамен приобретают таинственную силу…
– Но это же проповедовал и Нааб, а его за это убили.
– Его казнили по приговору суда. Лица, принадлежащие к высшему духовному сану, предпочитают, чтобы административные духовные лица оставались такими, какие они есть сейчас. Эти воинствующие мистики могут вступать в контакт с мертвыми. Если бы ты был одним из них, то мог бы поговорить с отцом после смерти.
Юлий издал изумленный возглас и затих.
– Мой сын, многие человеческие способности могут быть развиты до такой степени, что становятся почти божественными. Я сам, когда умер отец, с горя начал поститься, а после многих дней поста отчетливо увидел его висящим в земле, как будто в другой стихии. А уши у него были закрыты руками, как будто он слышал звуки, которые ему не нравились. Смерть – это не конец, а наше продолжение в Акхе – вспомни, что мы с тобой учили, сын мой.
– Я все еще сержусь на своего отца. Возможно, из-за этого у меня были трудности. Он оказался слабым, а я хочу быть сильным. Где они, эти воинствующие мистики, о которых ты говоришь?
– Если ты не веришь моим словам, а я это чувствую, то бессмысленно углубляться в эту тему. – В голосе священника слышалось раздражение.
– Прости, отец. Я дикарь, как ты неоднократно говорил мне. Но ты считаешь, что священники должны переродиться, как об этом говорил Нааб, не так ли?
– Я придерживаюсь середины. – Сифанс сидел, наклонившись вперед, и в напряженной тишине Юлий слышал шорох его сутаны. – Многие ереси приносят раскол в Святилище, и ты узнаешь это, когда примешь духовный сан. Когда я был молодым, было гораздо легче. Иногда мне кажется…
Вдали раздался кашель и плеск воды.
– Что тебе кажется?
– Хватит с тебя и тех еретических мыслей, что у тебя уже есть. Никак не пойму, почему я вообще говорю с тобой об этом? Ну ладно, на сегодня все.
В разговорах со своими товарищами Юлий постепенно узнал кое-что о пирамиде власти, которая цементировала Панновал в одно целое. Управление всеми делами находилось в руках священников, которые опирались на милицию и, в свою очередь, оказывали ей поддержку своим авторитетом. Не было верховного судьи, не было верховного вождя, подобного вождям племен, живущих в безмолвной пустыне. За спиной каждой группы священников стояла другая группа, за ней третья – и так далее. Ранги священников образовывали бесконечную иерархическую пирамиду, уходящую в метафизический мрак, и не было той последней инстанции, которая повелевала бы всеми остальными.
Ходил слух, что некоторые ордена священнослужителей жили в пещерах, в далеких горах. В Святилище не было устоявшихся норм. Священники могли служить солдатами, и наоборот. Под покровом молитв и учений царила настоящая неразбериха. Акха был где-то там. Там, где была более крепкая вера.
Где-то в этой иерархической цепочке и находились воинствующие мистики, которые могли общаться с мертвыми и творить другие чудеса, думал Юлий. Ходили слухи, к которым следовало прислушиваться в такой же мере, как к звуку падающей в колодец воды, что высоко над обитателями Святилища располагался орден священников, которые назывались, если их осмеливались называть, Хранителями.
